Бутылка попалась с неподатливой пробкой. Не сумев вытащить ее, Джан протянула бутылку и штопор Дэвиду.

— Держите-ка, у вас это получится лучше.

Пробка раскрошилась; когда Джан разлила вино в бокалы, в нем плавали кусочки пробки.

— Ничего страшного! — с вызовом рассмеялась она. — А вы, оказывается, не такой уж и спец, как я думала.

Опа выудила из своего бокала кусочки пробки и, глядя на Дэвида искрящимися, как вино, глазами, подняла бокал.

— За вас, дорогой Дэвид, за наше более близкое знакомство!

— Где мои брюки? — спросил Дэвид.

— Не будьте злым и не портите мне обеда, — отпарировала она, принимаясь за курицу.

Он поставил тарелку на колени и тоже принялся за еду, а она продолжала, усердно работая ножом и вилкой:

— Если б я смела надеяться, что мой уважаемый гость не покинет мой дом в знак протеста против моей персоны, мы могли бы достичь соглашения… — Она поперхнулась и закашлялась. — Послушайте, не заставляйте меня говорить с полным ртом. Это дурно с вашей стороны, Дэвид. — Она вытерла глаза, откашлялась и с усмешкой продолжала: —…соглашения, в результате которого вы могли бы получить новехонькие, с иголочки брюки, чистую рубашку и нижнее белье, равно как и теплый джемпер под цвет ваших глаз.

— Это исключено, — сказал Дэвид жестче, чем намеревался. — Я не могу принять от вас вещи, заплатить за которые у меня нет никакой возможности.

— У вас есть такая возможность, — сказала она, обгладывая куриную ножку и весело посматривая на него. — Понимаете, меня осенила блестящая идея. Я помогу вам, но только если и вы поможете мне.

— Каким образом?

— А вот кончайте с курицей, и я скажу вам.

Чтобы сделать ей приятное, к тому же заинтригованный ее предложением, Дэвид вплотную занялся едой. При этом он постарался сыграть ту роль, которую она предназначила ему: поднимал тосты за ее прекрасные глаза и весело подтрунивал над ней, совсем как в былые времена, обедая с дамами.

Джан была в восторге: от души хохотала, рассказывала сплетни об общих знакомых и в стремлении перещеголять его роняла весьма рискованные шуточки. На какое-то время оба забыли о том сложном и запутанном, что стояло между ними.

И тем не менее, когда они сидели, покуривая, за кофе, наступило молчание, напомнившее им, сколь значительны были эти сложности. Джан пристально разглядывала его лицо, вспоминая, как восхищало ее когда-то отражавшееся на нем выражение неприступности, ума и иронии. Это выражение и сейчас сохранилось, хотя он и выглядел много старше, казался усталым и измученным после всего, что ему пришлось вынести во имя цели, поставленной им себе, — той цели, которая довела его до последней грани отчаяния.

Ей было жаль его: глубокие морщины изрезали бледную сухую кожу; нос выдавался вперед, придавая лицу угрюмую мрачность; бесцветные губы крепко сомкнуты, словно храня секрет страданий, всю глубину которых ей не дано было понять; и все же стоило улыбке мелькнуть в его глазах, как она сразу же ощущала всю тонкость и обаятельность его натуры и чувствовала необъяснимое к нему влечение.

Но сейчас глаза, встретившие ее взгляд, были серьезны и печальны. Он уже не ломал комедию и не изображал из себя весельчака, как за обедом. И это его покорное молчаливое ожидание вызвало у нее чувство боли и сострадания.

Джан вскочила с кресла и, бросив отрывистое: «Извините!» — вышла из комнаты.

Она вернулась в гостиную с большим черным портфелем и поставила его на пол возле своего кресла. Потом вытащила из него кипу гранок.

— Вот здесь, — воскликнула она, — материалы для следующего номера «Герлс». Мне придется корпеть над ними всю ночь, если… если вы не поможете мне, Дэвид. Не сейчас, конечно, а завтра днем, когда почувствуете себя достаточно окрепшим.

— Я с удовольствием, — поспешно сказал он. — Но…

— Это предложение ни в коей мере не решает проблемы ваших брюк, — перебила она. — Вы, верно, об этом? Но могло бы решить, если бы вы согласились помочь мне. Возьмите на какое-то время на себя мои функции по «Герлс».

Он рассмеялся, разгадав подоплеку ее просьбы.

— Вы что, решили придумать для меня подходящую работенку?

— Не совсем так, — живо откликнулась она. — Уж если говорить начистоту, я несколько переоценила свои силы, взявшись за издание журнала одновременно с работой в «Диспетч». Положение у меня сейчас создалось хуже некуда: тираж падает, финансовые дела запущены. А я просто не могу себе позволить терять деньги на этом проклятом журнале. Если бы вы смогли мне помочь, это было бы счастье. Мне совершенно необходимо найти кого-нибудь для чтения корректуры, верстки и всяких таких дел.

— Понимаю, — пробормотал Дэвид.

— Ничего вы не понимаете! — взорвалась Джан. — Я слишком практична, мне не до филантропии! Придется бросить либо «Герлс», либо «Диспетч». А они слишком тесно связаны — это-то и приводит меня в бешенство. И нужна-то мне всего небольшая помощь, чтобы удержать и журнал и газету.

— Я с радостью сделаю для вас все, что в моих силах, — мягко сказал Дэвид.

— Плата по установленным расценкам. — Джан поспешила воспользоваться его нерешительной уступчивостью, — ААЖ[Австралийская ассоциация журналистов.] сотрет меня в порошок, если я не стану платить вам сколько положено.

— Хотелось бы мне верить, что вы действительно нуждаетесь в моей помощи, — возразил Дэвид.

— Нуждаюсь! Вы сами убедитесь, когда займетесь этим делом. — Она поглядела на лежащие у ее ног оттиски гранок. — Как чудесно будет взвалить все это на вас! А кроме того, — губы ее тронула озорная улыбка, — вы сможете писать для «Герлс» по вопросам мира, при условии, что будете сдабривать свои материалы толикой сентиментальности — никаких высоких материй.

— Благодарю вас, очень благодарю! — Дэвид рассмеялся: ирония судьбы — она будет учить его, как надо писать!

— Что тут такого забавного? — спросила Джан, обиженная его смехом, — «Герлс» рассчитан на юных и не совсем юных читательниц. Посмотрите нашу рекламу. На мои ежемесячные встречи с читательницами иногда приходят настоящие бабуси. Журнал покупают женщины всех возрастов. Ведь всем хочется чувствовать себя молодыми.

— Да вы настоящий психолог, ваша проницательность меня поражает, — сухо сказал Дэвид. — А смеялся я вовсе не над девицами, а над самим собой — представил себе, как я пишу для них.

— Это не самое худшее, что могло случиться с вами.

— И снова вы правы. — Он улыбнулся, голос его утратил резкость, с лица исчезло жесткое выражение. — Я готов сейчас писать для каждого, кто изъявит желание прочесть написанное мною. Девицы! А почему бы и нет? Я с удовольствием поведаю им, как важен для них мир!

— Значит, решено. — Джан закурила сигарету и откинулась на спинку кресла, смяв прическу, довольная, что перехитрила Дэвида и уже первая попытка расположить его к себе увенчалась успехом. Почему ей так хотелось этого? Ее и саму это приводило в недоумение. Была ли это жалость? Или просто желание иметь дружескую поддержку, помощь, в которой она и впрямь нуждалась? Или, может, неутоленная жажда любви и нежности, которыми, — в этом она была уверена, — он мог щедро одарить женщину?

— Завтра получите новый костюм, — торжествующе рассмеялась она, — и до чего же приятно будет снова увидеть вас похожим на самого себя, Дэвид!

— Подумаешь, есть о чем волноваться! — усмехнулась Джан, увидев лицо Дэвида, с испугом глядевшего, как она развертывает пакеты с купленной для него одеждой. — Всего-навсего готовый костюм того же размера, что и у продавца, который меня обслуживал. Очень импозантный молодой человек, рост и размеры примерно ваши. Две рубашки, белая и голубая, нижнее белье, серый свитер, носки да еще галстук под цвет ваших глаз. Ботинки могут быть велики, ничего страшного — обменяем.

Дэвид посмотрел на обновки.

— У вас нет другого выхода, как надеть все это, — заметила Джан, — не забудьте, это единственный ваш костюм. И не глядите на меня так, словно готовы перерезать мне горло за то, что я заставляю вас носить его.