Они пожали руки друг другу.
— Доктор Уайнберг — психиатр, — сказал Сантицо.
— Вот как? — Савидж внутренне напрягся.
— Вас это беспокоит? — вежливо осведомился Уайнберг.
— Нет, разумеется, нет, — ответил Акира. — У нас возникло затруднение, и мы хотели бы его разрешить.
— Любыми способами, — добавил Савидж.
— Великолепно. — Психиатр вытащил из кармана своей спортивной куртки записную книжку и ручку. — Не возражаете?
Савидж забеспокоился. Он всегда противился записи каких-либо своих высказываний, однако на сей раз вынужден был сказать:
— Записывайте все, что хотите.
— Замечательно. — Уайнберг что-то нацарапал в своем блокноте. Как показалось Савиджу, дату и место беседы.
— Ваши магнитно-резонансные снимки должны принести сюда, — сообщил Сантицо, — а пока доктор Уайнберг сможет задать вам несколько вопросов.
Савидж жестом руки изъявил согласие.
— Jamais vu. Насколько я понял, этот термин изобрели вы.
— Верно. Ничего иного для характеристики испытываемого мною смятения я придумать не мог.
— Расскажите, пожалуйста, поподробнее.
И Савидж стал рассказывать, Акира же время от времени дополнял его рассказ отдельными деталями. Рейчел внимательно слушала.
Уайнберг делал какие-то пометки в своем блокноте.
— Итак, подведем итоги, — сказал наконец психиатр. — Вы оба считали, что видели друг друга мертвыми, так? И не смогли отыскать гостиницу, в которой разыгралась кровавая трагедия? А также больницу, в которой вас лечили, и врача, который вас пользовал?
— Верно, — сказал Савидж.
— События, травмировавшие вас и вашу психику, произошли полгода назад.
— Да, — подтвердил Акира.
Уайнберг вздохнул.
— На какое-то мгновение… — Он отложил ручку.
— Давайте рассмотрим данную ситуацию в гипотетическом плане, — согласился Савидж.
— Я не хотел вас обидеть.
— А я и не подозревал вас в этом.
— Сейчас объясню. — Уайнберг откинулся на спинку кресла. — Обычно пациентов направляют ко мне на консультацию с соответствующими документами, в которых содержатся общие сведения о пациенте, история болезни и предполагаемый диагноз. Если это необходимо, я беседую с родственниками и даже с начальством пациента. Но в данном случае я ничего о вас не знаю. Лишь с ваших слов мне известно о вашем необычном, если в этом случае уместно употребить подобное безобидное выражение, прошлом. Никакой возможности проверить то, в чем вы пытаетесь нас убедить, у меня тоже нет. Да и возможно ли вам верить? Первое, что приходит в голову, это что вы оба — патологические лгуны или что вы — репортеры, проникшие сюда, чтобы узнать, действительно ли психотерапевты настолько легковерны, как гласит молва.
Глаза Сантицо сверкнули.
— Макс, я же говорил тебе, что их рассказ, а главное, их рентгеновские снимки заинтересовали меня. Скажи, что думаешь на этот счет?
— Все, что я говорил, лишь логическое упражнение, — откликнулся Уайнберг. — Я просто рассуждал.
— Ну, понятно, ты ведь по-другому не можешь, — заметил нейрохирург.
Уайнберг снова вздохнул и развел руками.
— Наиболее вероятным представляется такое объяснение: вы оба пострадали от взаимной мании в результате практически смертельных побоев, кем-то нанесенных вам.
— Каким образом? Рентгеновские снимки не показали никаких следов побоев, — живо возразил Савидж.
— Не согласен. Рентген показал, что у вас не было перелома рук, ног или ребер и черепа ваши также невредимы. Но это не означает, что вы не подверглись избиению. Я постараюсь реконструировать гипотетический ход событий. Вас обоих наняли для охраны некоего человека?
— Да.
— Который отправился на какое-то совещание, проходившее в сельской гостинице. И там же он был убит. С особой жестокостью. Мечом, разрубившим его пополам.
Акира кивнул.
— Вы пытались его защитить и были забиты до полусмерти, — продолжал Уайнберг. — Уже теряя сознание, вы упали и в лежачем положении увидели происходящее рядом в непривычном ракурсе. Поскольку вы оба живы, значит, надо установить причину такой галлюцинации. Я считаю, что она заключается в комбинации дезориентации и невероятной боли.
— Но почему у двух разных людей одновременно возникла одна и та же галлюцинация? — спросила Рейчел.
— Из-за владевшего ими чувства вины.
— Боюсь, что не вполне вас понял, — нахмурился Савидж.
— Насколько я понял, профессия для вас значит гораздо больше, чем обычное занятие. Я имею в виду, что ваша личность ориентирована на защиту, спасение людей. Это моральная основа вашей личности. В этом смысле вас можно сравнить с преданными своему долгу врачами.
— Верно! — воскликнул Акира.
— Но в отличие от врачей, которые неизбежно теряют своих пациентов и соответственно обязаны возводить барьер, защищающий их от людских страданий, вы достигли уникальных успехов. Вы ни разу не потеряли ни одного из своих клиентов. Поэтому рейтинг вашего успеха приближался или равнялся, как угодно, ста процентам.
— Если не считать…
— Событий, происшедших шесть месяцев назад в сельской гостинице, — закончил Уайнберг. — Тогда вы впервые не смогли защитить своего клиента. Вашей репутации был нанесен сокрушительный удар. Никогда не проигрывая, вы не были морально готовы к фиаско. Шок был особенно сильным из-за того, что убийство вашего клиента было совершено таким жестоким способом. Естественной реакцией на подобные события является чувство вины. Потому что вы выжили, а ваш клиент — погиб. Потому что ради защиты жизни клиента вы готовы пожертвовать своей собственной. Но этого не произошло. Он погиб. А вы — все еще живы. И чувство вины стало для вас невыносимым. Подсознание пытается как-то смягчить это чувство. И строит вашу защиту на смутном видении, стараясь уверить вас, что вы якобы видели смерть другого охранника. Оно настойчиво навязывает вам мысль, что скорее всего хозяина никак нельзя было спасти, так как и его и вашего напарника убили, а вас самих едва не отправили на тот свет, хотя вы геройски, правда, безуспешно, старались выполнить свой долг. Так как по складу характера вы очень похожи один на другого, то, соответственно, ваши галлюцинации оказались схожими и их даже нетрудно предугадать.
— Ну хорошо, а почему же тогда мы не смогли отыскать эту сельскую гостиницу? — спросил Савидж.
— Потому что в глубине души вы стараетесь уверить себя в том, что ничего подобного вообще никогда не происходило. А разве есть лучший способ уверить себя в этом, чем просто доказать самим себе, что самой гостиницы не существует? Или врача, который вас лечил? Или больницы, в которой вы лечились? В действительности они существуют, если, конечно, все вами изложенное — правда. Однако, когда жгучая потребность опровергнуть самих себя побуждает вас пуститься на поиски этой самой гостиницы, вы ее не находите.
Савидж с Акирой переглянулись. И словно по команде, кивнули.
— А почему же тогда, — в голосе Акиры прозвучал скептицизм, — мы оба знали, где должен был находиться отель? Или врач? Или больница?
— Это объяснить легче всего. Вы друг друга поддерживали. И то, что говорил один, сразу же подхватывал другой. Для укрепления собственной мании и избавления от чувства вины.
— Нет, — сказал Савидж.
Уайнберг пожал плечами.
— Я ведь говорил, что все это чисто гипотетические соображения.
— А почему, — не сдавался Акира, — мы лежали в гипсе, если никаких переломов у нас не было? Почему потребовалось столько месяцев для восстановления способности двигаться?
— В гипсе? — переспросил Уайнберг. — А может, это были просто иммобилизаторы, помогавшие сращиванию порванных связок? Может быть, повязки на груди вовсе не были такими уж плотными и лишь скрывали повреждения кожи, а не сломанные ребра? А может быть, черепа все-таки были повреждены, но настолько искусно залатаны, что это нельзя обнаружить даже с помощью рентгена? Вы ведь признаете, что вам вводили демерол. А он затуманивает сознание, так что под его воздействием человек может вообразить ситуацию, весьма далекую от реальности.