После смерти дяди Феди Галя и Марина приняли самое горячее участие в судьбе Леночки и предложили ей переселиться к ним. Было бы несправедливо не вспомнить, что и в период оккупации Шелухины очень по-родственному относились к Лене. Это были женщины большой доброты. Если Лена приходила к ним, они обязательно угощали ее той нехитрой едой, которую готовили для себя. Но Леночка, зная, что они и сами нуждаются (при немцах приток крестьян на киевские рынки был ограниченным), стеснялась часто наведываться к ним, и лишь когда особенно сильно донимал голод, она позволяла себе посетить их.
И вот Лена получила приглашение поселиться у Гали и Марины. Она согласилась и переехала в этот муравейник, тесный, набитый до отказа по ночам людьми (базарная торговля уже активизировалась), в эту ночлежку, пропитанную запахом пота и испарений. Было это во время каникул после того, как она перешла в девятый класс.
В один прекрасный день приезжает к ней двоюродная сестра Надя, дочь сестры Оксаны — Насти. Жили Настя и Надя в Золотоноше. Наде шел двадцать девятый год. Она была высокого роста, отличалась энергичностью, расторопностью.
— Вот что, Лена, — решительно заявила она после обмена новостями, — собирай вещи и поедешь со мной в Золотоношу к тете Насте. Хватит тебе скитаться одной в Киеве без мамы и папы. Ты у нас хоть голодать не будешь, поживешь у нас, пока не кончишь десятилетку. Будешь сыта, одета, обута, а там, может быть, папу и маму отпустят из лагеря, и снова вернешься к ним. Едем, хоть сегодня.
Лена опешила от неожиданности и наотрез отказалась.
— Как это я покину Киев? Здесь я училась, выросла, здесь все напоминает мне о родительском доме. Я буду и дальше учиться и одновременно работать. Никуда я не поеду, — ответила Лена.
— Подумай, что ты говоришь! Ты еще не знаешь, как это трудно — учиться и работать одновременно. От такой нагрузки, да еще после голодовки, нетрудно и чахотку заработать. Оглянись кругом! Разве тут можно по-человечески жить, готовить уроки и отдыхать? Вечно на глазах у тебя будут эти толпы торговцев, вечно эта толчея, хождение, шум, разговоры. Единственный стол с утра до вечера занят приезжими «столовниками», и на нем не найдется даже свободного местечка, чтобы расположиться с книгами и тетрадками. Но, допустим, ты приютишься для занятий в каком-нибудь уголке. Разве ты сможешь сосредоточиться в этой обстановке? Насчет золотоношской школы не беспокойся. Состав преподавателей у нас очень солидный, и наша школа может потягаться с любой киевской.
Долго уговаривала Надя Лену. В конце концов та сдалась и согласилась переехать в Золотоношу.
Первым делом Лена забрала свои документы из школы.
— Где твои вещи? — спросила Надя после того, как документы были получены. — Давай собираться! Не будем терять время.
Взяв два ковра, которые Лена каким-то чудом уберегла от расхищения еще на нашей квартире, и чемоданчик с одеждой, Надя с удивлением спросила:
— И это все?
— Это почти все, что мне удалось спасти, но, говорят, кое-что из нашей обстановки на старой квартире хранится на складе домоуправления, — сказала Лена.
— Неужели? Это прекрасно! — обрадовалась Надя. — Едем немедленно, может быть, что-либо нам удастся выцарапать. На эти вещи ты одна имеешь право.
Сказано — сделано. Поехали. Долго искали управление домами, наконец, нашли. Стали искать управдома, но до конца рабочего дня он так и не появился. Зато из разговоров с работниками домоуправления выяснили, что и склада-то никакого не было. Кто-то прямо сказал, что вряд ли что уцелело от нашей обстановки — все разграбили соседи, и домоуправление не смогло составить опись остатков нашего имущества, а тем более — их опечатать.
— Холера с ними! — с досадой сказала Надя. — Пусть подавятся ими те, кто взял.
Так и уехали ни с чем Надя и Лена.
На другой день они сложили все личные вещи Лены, запаслись едой на несколько суток и поехали на вокзал.
В то трудное время поезда формировались из товарных, так называемых «телячьих» вагонов. Хотя и трудно было сесть в поезд на Гребенку, где предстояло нашим путешественницам сделать пересадку на Золотоношу. Наде все же удалось втащить в вагон вещи, подсадить Лену и самой втиснуться, работая локтями. До Гребенки доехали благополучно. Но тут они застряли надолго, безуспешно пытаясь сделать пересадку на проходящий поезд. Во всех вагонах проезжающих через Гребенку поездов двери изнутри были наглухо закрыты окопавшимися там пассажирами. Никакие уговоры, ругань, никакие удары ногами, палками, кулаками не действовали. В ответ на штурм изнутри вагонов доносились крики: «Мест нет! Идите дальше! Мы сами задыхаемся в духоте и давке».
Так прошло несколько поездов, и ни на один из них сесть не удалось. Надя с Леной начали впадать в отчаяние. Что делать? Не идти же пешком по шпалам шестьдесят километров, да еще с грузом. Уже трое суток сидели они на станции, ночевали на скамейках, а в промежутках между прибытием поездов бродили, как сонные мухи.
Однажды, прохаживаясь бесцельно по платформе, они увидели на одном из путей только что остановившийся одинокий паровоз.
— Куда едете? — спросила Надя, не связывая свой вопрос с необходимостью и возможностью выехать в Золотоношу.
— В Золотоношу!
— Да не может быть! Неужели в Золотоношу? Товарищи машинисты, возьмите нас с собой. Отблагодарим обязательно, — умоляюще просила Надя.
— Мы с сестрой вот уже три дня сидим на станции и никак не можем выбраться. Возьмите нас с собой, ну пожалуйста!
Машинисты внимательно посмотрели на пассажирок. Застенчивая Леночка скромно стояла, потупив глаза, а ее старшая опекунша с умоляюще-выжидательным выражением лица смотрела на машинистов. Они колебались недолго и сказали:
— Ладно, садитесь. Где ваши вещи?
Надя с Леной мигом сбегали за ними, машинисты помогли им подняться на паровоз, и через два часа они уже были в Золотоноше.
Здесь, в этом городе, Лена и закончила десятилетку, а жила у тети Насти. В этом же доме жила с семьей Надя. Но вернемся немного назад.
Незадолго до войны тетя Настя вторично вышла замуж уже в возрасте пятидесяти лет. От первого мужа у нее было трое сыновей и дочь Надя. Старший Ваня умер в возрасте семи лет, остались Алеша и Федя. Первый муж Насти Садко был пустой, никчемный человек, пьяница и бабник. Настя его выгнала. Скоро он спился окончательно и умер. Вторично Настя вышла замуж за вдовца. Он имел двух взрослых дочерей, из которых одна была уродлива и психически неполноценна. Но это не остановило Настю — полюбив Антона, она с большим самопожертвованием ухаживала за его дочерьми. У Антона была хорошая усадьба, просторный дом и большой фруктовый сад. Когда-то в дни молодости он работал кузнецом, а когда силы ему изменили, устроился закройщиком в пошивочной мастерской и неплохо там зарабатывал. В двадцатых годах он поступил в партию, и ходили слухи, что имел какие-то связи с чрезвычайной комиссией. Когда немцы заняли Золотоношу, началась расправа с коммунистами и активистами. Антона арестовали и расстреляли. За связь с партизанами был арестован сын Насти Алеша, причем с женой и грудным ребенком. Всех троих зверски замучили, все трое погибли. Младший сын, Федя, после финской кампании вернулся с фронта здоровым и невредимым, а во время Отечественной войны пошел в партизаны и во время боя погиб. Осталась Настя с дочерью Надей и ее маленькими детьми (зять был на фронте), а также с двумя дочерьми второго расстрелянного мужа.
Несмотря на продовольственные трудности и большую семью, тетя Настя заботилась о Лене, как родная мать — кормила, одевала, стараясь во всем заменить родителей. Если бы не тетя Настя, Лена едва бы закончила десятилетку и наверняка была бы обречена на голодное существование. Во время оккупации Настя и Надя чуть не погибли. Было это так. Однажды, когда ее муж Антон и сын Алеша уже сидели в тюрьме и ничего определенного не было о них известно, а только ходили слухи, что их расстреляли, к ней на квартиру зашел местный полицай — палач, беспощадно уничтожавший невинных людей по любому ложному доносу. Его все боялись. Беспросветный пьяница и негодяй, он, как волк, рыскал по квартирам и нагло требовал, чтобы его поили казенкой или самогонкой. Из страха перед ним каждый старался угодить ему хорошим приемом и угощением. Тетя Настя вместе с Надей встретили его любезно, не подавая вида, что готовы разорвать его на части. Дали ему столько самогона, сколько хватило бы для компании в пять человек, не пожалели и закуски. Покачиваясь, он встал из-за стола, рыгнул, как свинья, на всю комнату и собрался уже уходить, но в это время Надя не удержалась и спросила:
