— Ну, дедушка, тут же хорошо!

— Нет, Бобеш, слезай… Мать, поди-ка сюда. Возьми прут да погони Бобеша с крыши — он не слушается!

Пришла мать и принялась бранить Бобеша:

— Бобеш, ты почему не слушаешься дедушку, раз он тебе велит слезть с крыши? Ведь ты всю крышу продырявишь своей этой палкой. Сейчас же слезь!

— Мама, я больше не буду ездить на Шемике — крыша и не прохудится. Только позволь мне еще немножко поиграть тут!

— Нет-нет, Бобеш, слезай живее, а то я сама погоню тебя оттуда хворостиной, если добром не послушаешься! — Она в самом деле подобрала еловую ветку возле чурбака для колки дров.

А Бобеш даже рад был, что мать собирается лезть за ним на крышу. Видя, что он и не думает слушаться, мать рассердилась и полезла на крышу:

— Ну погоди, озорник, ты у меня дождешься!

Вообразив, что мать играет с ним, Бобеш стал взбираться выше и выше. Крыша становилась круче, и ему пришлось лезть на четвереньках. Так он и лез, пока, наконец, не ухватился руками за гребень. Мать поднималась следом за ним. Вдруг она глянула вверх и, увидев Бобеша на самом гребне, обмерла от испуга и не могла дальше двинуться. Дедушка тоже напугался, видя, как высоко забрался Бобеш. Тут еще вышла бабушка, и теперь все они не сводили глаз с проказника Бобеша. Всем им было страшно, потому что недолго и беде случиться. Вдруг да не удержится, соскользнет вниз и весь обдерется… А если невзначай перевесится на другую сторону крыши — и подавно может убиться. А егоза Бобеш в довершение всего выкинул такую штуку: взял да и уселся верхом на гребне, как на коне! От радости, что ему удался такой номер, разбуянившийся Бобеш кричал:

— Я еду верхом на хате! Но, хата, но!

— Господи, убьется мальчонка! Меня прямо в дрожь бросает! — охала мать.

Дедушка попробовал добраться до Бобеша, но тоже не смог влезть на самый верх.

— А ну слазь, Бобеш, живо! — уже не на шутку сердилась мать.

— Ты, мама, сними меня!

— Сумел сам забраться, сам и слезай! Ах, Бобеш, какой ты неслух, как ты меня изводишь!

— Дедушка, ох, отсюда и далеко видно! И усадьбу, и пруд видно, и часовенку! А красиво-то как!

— Спускайся, Бобеш, не мучай меня! — Мать теперь чуть ли не упрашивала Бобеша.

Видя, что матери и впрямь не до шуток, Бобеш решил слезть, но предусмотрительно начал вести переговоры:

— А ты, мам, не будешь меня бить, когда я слезу?

— Если сейчас слезешь, то не буду.

— Ничуть?

— Если сразу слезешь, говорю, ничуть не буду.

— А ты мне что-нибудь дашь?

— Молока дам.

— Чего бы нибудь повкуснее, мама!

— Хлеба с маслом.

— Правда?

— Ну конечно, только, ради бога, детка, слезь скорее, меня просто страх берет!

— Уже слезаю!

Крепко держась обеими руками за гребень, Бобеш стал перебираться через него. Неизвестно, как это вышло, но только очутился он именно на той стороне крыши, которая была круче и выше от земли.

Стоявшие внизу так и ахнули.

— Убьется мальчишка! Батюшки, расшибется! — заметалась мать.

Бобеш искоса глянул вниз. Увидев, что перелез не на ту сторону, он перепугался, судорожно уцепился за гребень и закричал:

— Мама, мама, я не могу слезть! Помоги мне, я не слезу… Ай, упаду, убьюсь!

Дедушка опомнился первым и побежал к соседу за лестницей. Сосед сам понес ее, когда дедушка впопыхах рассказал, зачем понадобилась лестница.

Мать ахала, бабушка даже ушла в комнату. Она, мол, и смотреть на это не может. Давно знает, что Бобеш добром не кончит. Не теперь, так в другой раз все равно убьется. Мать беззаботная, не глядит за ребенком, вот он и изувечится.

— Боже ты, боже, вот беда-то! — сокрушалась она. Пока не вернулся дедушка с соседом и с лестницей, Бобеш все время кричал, точно зарезанный.

На крик сбежались люди, и все только диву давались, как это мальчик очутился на крыше.

Один паренек влез на крышу и хотел снять Бобеша. Но снизу ему стали кричать, чтобы он слезал — еще сорвутся оба. Тот ответил, что не боится и снимет мальчика. Но, прежде чем он добрался до верха, сосед успел с другой стороны подхватить в охапку кричавшего Бобеша и спуститься с ним по лестнице. Мать схватила Бобеша, прижала к себе, а потом пребольно отшлепала его. Через минуту она опять целовала сына. Он понять не мог, что это сегодня с матерью творится: то бьет, то не нарадуется на него.

Дома Бобеш еще немножко поплакал. Обещанного хлеба с маслом он не получил. Мать сказала, что за такое озорство надо наказывать и, к немалому прискорбию Бобеша, еще пригрозила рассказать все вечером отцу. Уж он, мол, покажет Бобешу, что значит не слушаться матери! Все это. Бобешу отнюдь не улыбалось; он сидел за столом с убитым видом и в страхе ждал прихода отца. Потом стал подумывать, как бы увернуться от наказания. Ага, вот что он сделает: притворится спящим. Бобеш положил руки на стол, а голову бочком на них и прикинулся, будто спит крепким сном. Мать ничего этого не заметила — хлопотала у плиты, торопясь скорее управиться с ужином.

Но вот отворилась дверь, и вошел отец. Бобеш чуть приоткрыл глаза и стал за ним следить. Отец поздоровался с матерью за руку; рука у него была большая и вся в смоле, а у матери — чистая, белая и гораздо меньше. Отец был выше матери, и Бобеш сообразил, что, верно, у него и силы больше, и уж если от него попадет, так это будет куда больнее. Поэтому Бобеш крепко зажмурил глаза: пускай отец убедится, что он спит. Ну, а пока выспится, у отца, пожалуй, и злость пройдет. Можно и по-настоящему уснуть, если мать уложит в постель; а уж когда утром проснется, отца не будет дома — вот и дело с концом.

Отец скинул пиджак, сказал, что совсем умаялся, еле ноги таскает, что на дворе жарко и ему все время хотелось пить, а потом даже голова разболелась.

Бобеш снова приоткрыл глаза — хотел посмотреть, что будет делать отец. Тот повесил пиджак, отошел от вешалки, сел на стул и, поглаживая усы, смотрел на мать.

Отец Бобеша носил длинные усы. Бобеш решил отпустить себе такие же усы, когда вырастет. Потом он перевел глаза с отца на мать и подумал, почему у матери и вообще у матерей нет усов. Мысль эта развеселила его. Бобешу очень хотелось засмеяться, он всячески сдерживался, пересиливая себя. И вдруг громко прыснул, из носу у него выскочил огромный пузырь. Отец оглянулся: кто это так? Бобеш закрыл глаза, даже головой не шевельнул, прикинулся спящим: пусть отец подумает, будто это он спросонок.

— Разве Бобеш уже спит? — спросил отец.

— Бобеш? Лучше мне о нем и не поминай, о нашем Бобеше! — строго сказала мать.

У Бобеша сердце екнуло. Ну, теперь будет дело, теперь мать все-все выскажет. Он затаил дыхание.

— Что, мать, или Бобеш чем досадил?

— А, не стоит о нем и говорить — это такой негодник! Кабы ты знал, как он меня сегодня извел!

— Да, больно уж непоседливый и шустрый, — добавил дедушка.

— Ох, и переполошил он нас! — вздохнула бабушка.

— Что же он такого натворил? — обратился отец к матери.

Тогда мать рассказала ему, что тут происходило после обеда. Бобеш не удержался и одним глазком взглянул на отца: хотел проверить, сердится тот или нет. Отец хмурился, и чем дальше, тем больше.

— Вот окаянный мальчишка! — с досадой сказал отец. — Ну погоди, только проснись у меня! Я тебе покажу, каково не слушаться мать, озорник! Вот это новость! Что ж из него дальше выйдет? Сущий разбойник!

Бобеш подумал: просыпаться или не надо? Лучше все-таки повременить.

А отец все больше расходился:

— Погоди, голубчик, погоди, я тебя отучу озоровать! Глядишь, эдак он у нас совсем от рук отобьется.

— То-то и жалко, что он такой непослушный, а ведь малый неглупый, — сказал дедушка. — Мне утром понравилось, как он, хоть и случайно, старосту к нам послал. Кому бы это пришло в голову?

— А что тут староста делал? — удивленно спросил отец.

— Батюшки, да ведь ты, милок, еще ничего не знаешь! Толкуем тут про Бобеша, а самой главной-то новости тебе и не сказали! — воскликнул дедушка. — Да ты знаешь, что мы чуть было без коровы не остались?