— Но даже если Дуара и любила меня, а это было не так, она не могла признаться, ибо ей запрещалось даже думать о любви. Ведь она дочь джонга, к тому же слишком юная. Я этого не понимаю, так как пришел из другого мира и ничего не знаю о ваших обычаях.

— Мне девятнадцать лет, — произнесла Налте, — и я тоже дочь джонга, но если бы я полюбила кого-нибудь, то не стала скрывать.

— Наверное, законы и обычаи вашей страны и той, откуда родом Дуара, разные?

— Они наверняка сильно различаются. В моей стране мужчина не говорит девушке о любви, пока она сама не заявит, что любит его. Дочь джонга выбирает супруга по своему желанию.

— Возможно, такой обычай имеет свои преимущества, но если я полюблю девушку, то захочу иметь право сказать ей об этом самому.

— О, мужчины находят способы дать девушке знать, не говоря ни слова. Я могу сразу сказать, любит ли меня тот или иной человек, но когда сама полюблю очень сильно, то не буду ждать его признания.

— А что, если он не любит тебя? — спросил я.

Налте вскинула голову.

— Полюбит.

Да, не полюбить Налте было очень трудно. У нее стройная фигура, оливковая кожа и густые темные волосы в прелестном беспорядке. Глаза сияли задором и умом. Черты лица правильные, почти мальчишеские, но во всем облике ощущалось достоинство. Я не сомневался, что она действительно дочь джонга. Похоже, мне суждено постоянно встречаться с дочерьми джонгов! Я упомянул Налте об этом.

— И многих ты встретил? — тут же поинтересовалась она.

— Двух, — ответил я. — Тебя и Дуару.

— Ну не очень много, если учесть, сколько на Амторе джонгов и сколько у них дочерей. У моего отца семь.

— И все они такие же красивые?

— Ты считаешь, что я красивая?

— Ты и сама это знаешь.

— Но мне нравится слушать, как говорят другие. Мне нравится слушать, когда так говоришь ты, — добавила она, помолчав.

Из темного леса до нас время от времени доносился рев охотящихся зверей и жалобные крики жертв. Затем наступала тишина, нарушаемая лишь журчанием реки, текущей к неведомому морю.

Обдумывая, как потактичнее ответить на откровенную реплику Налте, я задремал и уснул.

Проснулся оттого, что меня трясли за плечо. Я открыл глаза и встретился взглядом с Налте.

— Ты собираешься проспать весь день? — спросила она со смехом.

Было совсем светло. Я сел и огляделся вокруг.

— Еще одну ночь пережили.

— И встретили новый день. Каким он будет? — спросила она.

— Кто знает?

Я собрал фруктов, приготовил еще немного мяса, оставшегося от вчерашней добычи. Мы прекрасно позавтракали и направились вниз по реке — в поисках чего?

— Если сегодня мы не найдем Дуару, — начал я, — придется признать, что безвозвратно потерял ее.

— И что тогда? — спросила Налте.

— Ты хочешь вернуться в свою страну?

— Конечно.

— Тогда направимся вверх по большой реке к твоему дому.

— Может быть, мы никогда не дойдем туда, — после паузы заметила Налте, — но…

— Что но?

— Я подумала, что мы можем быть очень счастливы, пока будем добираться до Анду, - решилась она.

— Анду? — переспросил я.

— Так называется моя страна, — объяснила она. —Горы в Анду очень красивы.

В ее голосе послышалась нотка тоски, а глаза мысленно видели пейзаж, совершенно мне неизвестный. Внезапно я осознал, какой храброй была девушка, какой жизнерадостной она оставалась во время трудностей и опасностей бегства, невзирая на почти полную безнадежность нашего положения. Я мягко коснулся ее руки.

— Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы ты вернулась в прекрасные горы Анду.

Налте задумчиво покачала головой.

— Я больше никогда их не увижу, Карсон. Даже большой отряд воинов не сможет вынести тех опасностей, что встретятся на пути до Анду. А тысяча копов по жестокой и враждебной земле— разве можно надеяться преодолеть их вдвоем?

— Тысяча копов — далековато, — согласился я. — Все действительно выглядит безнадежным, но не надо сдаваться!

Уже упоминалось, что амторцы делят окружность на тысячу частей и получают свой хита, или градус; а коп — это одна десятая градуса долготы на экваторе (или того, что амторцы называют Малым Кругом), около 2 ¹/ ₂земных миль; следовательно тысяча копов — примерно равно 2500 миль.

Такая арифметика убедила меня, что Налте не могла проплыть вниз по большой реке 2500 миль без еды, и я поинтересовался, уверена ли она, что Анду находится так далеко.

— Нет, — призналась она, — но мне кажется, что очень далеко. Мы долго блуждали, прежде чем дошли до реки, а затем я плыла по ней так долго, что я потеряла счет времени.

Тем не менее, если мы найдем Дуару, встанет серьезная проблема. Одна девушка должна идти вниз по течению в поисках своей страны, а другая — вверх! И только одна из них имеет смутное представление, где лежит ее страна!

Вечером, на второй день поисков, мы подошли к большой реке, которую мы с Дуарой видели с верхней точки обрыва. Это была та самая река, по которой Налте приплыла в когти Скора.

Пожалуй, ее можно сравнить с Миссисипи. Она бежала мимо низких утесов из сияющего белого известняка, тихо стремясь из одной неизвестности в другую. Над ее широкими просторами — оттуда, где она величественно появлялась перед глазами, огибая низкий мыс, и до того места, где опять исчезала за поворотом, — не было никаких признаков жизни. На обоих берегах — только Налте и я. Я чувствовал благоговейный трепет перед великолепием этой реки. Рядом с ней остро ощущалось собственная ничтожность.

Не находилось слов, чтобы выразить свои чувства. Я был доволен, что Налте стояла молча, вглядываясь в речной простор.

Девушка глубоко вздохнула. Это напомнило мне о необходимости действовать. Нельзя стоять завороженными, когда столько неотложных забот.

— Ну вот, — заметил я, — мы так и не перебрались через реку — Я имел в виду тот приток, вдоль которого мы шли вниз от замка Скора.

— Хорошо хоть, что нам не надо переправляться через большую реку, — заметила Налте.

— Нам и так придется нелегко, когда мы будем пересекать эту, — предупредил я.

Приток тек слева от нас и делал внезапный поворот, прежде чем слиться с большой рекой. Ниже по течению — бурный водоворот, который засыпал ближний берег мусором: листьями, ветками и сучьями всех размеров, даже стволами крупных деревьев.

— Как же мы переправимся? — поинтересовалась Налте. — Здесь нет брода, а она выглядит слишком широкой и быстрой, чтобы ее переплыть, даже если бы я хорошо плавала. — Она быстро взглянула на меня — похоже, ей пришла в голову новая мысль. — Я обуза для тебя. В одиночку ты без труда переплывешь реку. Не обращай на меня внимания. Я останусь на этом берегу и пойду вверх по реке в сторону Анду, а ты переправишься, чтобы найти Дуару.

Я взглянул на нее и улыбнулся.

— Ведь ты сама не веришь своим словам и не сомневаешься, что я не сделано ничего подобного. Разумнее построить плот из вон того хлама и переплыть на нем через реку, — я указал на обломки деревьев, наваленных на берегу.

— Конечно, мы так и сделаем, почему бы нет? — воскликнула Налте.

Она прямо-таки излучала готовность взяться за работу и через секунду присоединилась ко мне, помогая вытаскивать то, что могло пригодиться для плота.

Это была тяжелая работа. Постепенно мы собрали достаточно материала. Предстояло связать детали будущего плота так крепко, чтобы река не могла разломать его, прежде чем мы доберемся до противоположного берега.

Для этого мы набрали лиан, и хотя трудились так быстро, как только могли, уже стемнело, когда мы завершили работу.

Пока я оценивал итоги наших усилий, я увидел, что Налте с сомнением рассматривает крутящуюся воду.

— Мы будем переправляться сейчас, — не глядя на меня, спросила она, — или дождемся утра?

— Сейчас почти темно. Я думаю, лучше подождать до завтра.