— Продолжи свой рассказ, как ты очутился здесь — экспонатом в Музее Естественной истории?

— Так вот, однажды я улетел на большое расстояние от Гавату в неисследованный район на юго-западе. Там попал в самый сильный ураган, какой когда-либо видел в своей жизни. Мало того, что он был воистину яростным, его сопровождали еще и облака горячего пара.

— Наверное, тот же ураган, что унес нас на север в Мипос, — предположил я. — Солнце пробилось сквозь просветы в облачных покровах, океан закипел, что и вызвало ужасный ветер.

— Да, видимо, так, — согласился Иро Шан. — Как бы то ни было, ураган протащил меня через океан в эту страну. Когда я пролетал мимо By-ада, мотор отказал. Пришлось совершить посадку. Люди выбежали из города…

— …танцевали вокруг и осыпали тебя цветами, — перебил я.

Иро Шан рассмеялся.

— И совершенно одурачили меня. А Вик-вик-вик устраивал в вашу честь банкет? — спросил он.

— Сегодня после полудня. Мы, кажется, попадаем в беду везде, куда бы ни прилетели, — даже в прекрасном Гавату.

— Да! Я должен вам сообщить, — спохватился Иро Шан, — что после вашего побега Санджонг пересмотрел приговор, касавшийся Дуары, и обнаружил, что судьи ошиблись, приговорив ее к смерти. Вы оба можете теперь без опасений вернуться в Гавату.

— Это замечательно! — воскликнул я смеясь — Пожалуйста, расскажи об этом Вик-вик-вику!

— По крайней мере, — заметила Дуара, — нам надо сохранить чувство юмора, это как-то скрасит нашу жалкую участь. Только бы забыть ту ужасную сцену, свидетелями которой мы оказались, пока ты спал.

— Что случилось? — спросил Иро Шан.

— Одно из существ билось в эпилептическом припадке и распалось на две половинки. Тебе приходилось видеть что-либо подобное?

— Часто, — отвечал он.

— И половинки, казалось, еще жили, когда их унесли прочь, — добавила Дуара.

— Они и были живыми, — пояснил Иро Шан. — Видишь ли, эти существа — своего рода амебы и поэтому лишены пола. Их деление — чисто физиологический феномен воспроизводства себе подобных. Среди них нет самок и самцов, но более или менее периодически, обычно после насыщения обильной едой и питьем, одна часть делится на две, подобно амебам, по хорошо заметной средней линии их тел. Каждая из этих «половинок» выращивает за несколько месяцев вторую «половинку», после чего наступает новое деление. Иногда сразу после деления одна из половинок оказывается нежизнеспособной и умирает; бывают случаи, когда половинка умирает еще до отделения; в этом случае мертвая половинка просто отпадает. Возможно, умирает более старая половинка, уже не раз делившаяся, а оставшаяся потом наращивает новую половинку. Деление происходит примерно раз девять в течение жизни одной половинки.

Вот почему эти существа лишены способности испытывать любовь, дружбу или какие-либо иные чувства, характерные для нормальных человеческих существ. Поэтому они также лишены творческого начала в искусстве и литературе. Они лишь превосходно копируют, но у них нет воображения за исключением самых низших чувств.

Прием гостей типичен для поведения вуйорганов. Будучи физически слабыми, они пользуются коварством как оружием. Пение, танцы, цветы, которыми они вас осыпают, — все орудие обмана. Пока вас ублажали пышными приемами, здесь уже готовили таблички. Двоедушие — самая характерная их черта.

— И нет никакого выхода? — спросила Дуара.

— Недалеко от меня находится мужчина из города под названием А мл от, находящегося где-то на Анлапе. Он сказал, что висит здесь уже целых сто лет, и за это время никто не сбежал.

— Ох, почему нас не убили! — воскликнула Дуара. — Это было бы гораздо милосерднее.

— Вуйорганы не знают милосердия, — напомнил Иро Шан.

Мы уснули. Наступил новый день, а с ним и поток зрителей. Существо, обнаружившее интерес к Дуаре, пришло раньше всех и стояло, уставившись на нее. Целыми часами оно слонялось вокруг, не сводя с нее глаз — от восхищения или отвращения, определить я не мог. Непохожее на других, оно не смеялось и не кривлялось. В конце концов оно подошло вплотную и прикоснулось к ее ноге.

— Убирайся отсюда! — закричал я.

Оно отпрянуло назад, пораженное, посмотрело на меня и сказало:

— Я не хотел причинить вред женщине.

— Кто ты? — спросил я строго. — И почему постоянно слоняешься возле моей супруги? Она не для тебя; любая женщина не для тебя.

Существо вздохнуло; оно действительно выглядело несчастным.

— Я Вик-йор, — представилось оно — Я не похожу на своих сородичей. Отличаюсь от них. Сам не знаю, почему, но не могу наслаждаться тем, чем довольны они: есть и пить до такой степени, чтобы потом развалиться на половинки. Никогда не разделюсь пополам, не распадусь надвое. Я не годен ни для себя самого, ни для кого-нибудь еще. Если бы было можно все время проводить с такой, как она, я был бы счастлив.

Вскоре Вик-йор удалился. Его имя, или число, указывали на принадлежность к королевской касте.

— Почему же ему так не повезло? — спросил я Иро Шана.

— Мутация. Такие вещи периодически происходят, особенно в старшей, королевской касте. Не исключено, что Вик-йор — половинка от деления Вик-вик-вика. Когда оно нарастило себе другую половину, она получилась идентичной первой, и разделительной линии между двумя половинками не образовалось. Я имею в виду линию расщепления. Допускаю, что, подобно первым амебам, > некоторых из них присутствует тенденция к развитию в более высокие формы жизни. Эти существа обнаруживают аналогичную тенденцию, когда утрачивают способность делиться. Возможно, таков шаг к форме человеческого существа вроде нас.

— Это займет несколько миллионов лет, чудес тут не бывает, — заметила Дуара.

— И все же остается фактом, что его действительно влечет к тебе, — сказал Иро Шан, — значит, он чувствует что-то лучшее и более благородное, чем жизнь амебы. Почему бы не ободрить его немного? Быть с ним помягче. Нам не помешало бы обрести здесь если не друга, то союзника.

Дуара содрогнулась.

— Они мне все ужасно противны, — передернулась она. —Я так и жду, что кто-нибудь опять распадется пополам.

— Вик-йор не может разделиться надвое, — напомнил Иро Шан.

— Ну ладно, по крайней мере хоть это говорит в его пользу. Возможно, я попытаюсь сделать то, что ты предлагаешь, Иро Шан. Хуже не будет. Могу даже постараться стать, как говорит Карсон, авантюристкой и заставить Вик-йора влюбиться в меня, — она засмеялась.

— Я думаю, что он уже готов, — заметил я.

— Ревнуешь? — спросила Дуара.

— К амебе? Едва ли.

— Я думаю, что это амеба-самец, — подсмеивалась надо мной Дуара, — он уже научился пускать в ход руки.

Конечно, Вик-йор продолжал приходить в музей каждый день. Теперь мы все старались быть вежливыми с ним. Он был предан Дуаре как божеству, и она даже приводила меня в ярость, кокетничая с ним. Казалось невероятным, что Дуара из Вепайи, дочь тысячи джонгов, которая воспитывалась так, что считала себя близкой к богам, как их понимают вепайцы, могла пытаться завоевать любовь такого существа, как Вик-йор.

Я подшучивал над ней.

— Если бы я был амебой, ты бы не насмехалась так долго над моей любовью. Ты бы сама искала меня и всюду бегала за мной.

— Не будь таким ужасным ревнивцем, — отшучивалась Дуара, — ради нашей свободы я готова кокетничать даже с мипосанином.

— Неужели ты веришь, что мы можем обрести свободу?

— Попытаюсь добиться, — ответила она.

— Но какой толк от свободы для людей, парализованных от шеи до пят?

— Существует еще свобода в смерти, — заявила она.

— Ты хочешь сказать, что заставишь Вик-йора убить нас?

— Ну, это мы оставим на крайний случай, — отвечала она, — но разве смерть не лучше, чем прозябание здесь? Вон мужчина из Амлога провисел сто лет!

— Но Вик-йор никогда тебя не убьет — вмешался Иро Шан.

— Он и не будет знать, что убивает меня.

— Что ты хочешь устроить? — заинтересовался я.