Нас бросили на землю и оплели лианами. Дикари оказались очень неуклюжими и неумелыми. Они не умели завязывать узлы и потому оборачивали лианы вокруг нас до тех пор, пока, по их мнению, мы уже не могли освободиться.

Меня скручивали крепче, чем Дуару, но все равно их работа казалась на редкость неуклюжей. Однако они добились своей цели, поскольку мы не могли сопротивляться, когда нас подняли и положили на два ряда палок.

Завершив приготовления, клунобарганы медленно отодвинулись, образовав кольцо. Около нас внутри кольца сидел самец, который добывал огонь самым примитивным способом, вращая конец заостренной палки в наполненной гнилушками дырке в колоде.

Изо ртов закружившихся вокруг дикарей вырывались странные звуки, которые не были ни речью, ни песней. Я подумал, что они пытались нащупать какую-то мелодию песни, а своим неуклюжим кружением стремились найти самовыражение в танцевальном ритме.

Мрачный лес, слабо освещенный таинственным свечением почвы — характерной особенностью амторской ночи, — нависал темной массой над жуткой сценой! Вдали слышался угрожающий рев зверей.

Пока волосатые дикари кружили вокруг нас, самец у колоды наконец добыл огонь. Струйка дыма медленно поднялась от гнилушек; самец подложил несколько сухих листьев и подул на слабый огонек. Крошечный язычок пламени вырвался вверх, и кружащиеся танцоры издали восторженный крик. Из леса на него откликнулся рев зверя, который мы уже слышали незадолго до того. Теперь он раздавался ближе, и его сопровождали такие же громоподобные голоса других зверей.

Клунобарганы приостановили танец, с опаской вглядываясь в темный лес. Они выражали неудовольствие ворчанием и тихим рычанием. Самец около огня начал зажигать факелы, груда которых лежала рядом с ним. Он стал передавать их окружающим, и те возобновили танец.

Крут сжимался, и то и дело кто-нибудь из танцоров выскакивал из круга и делал вид, что поджигает хворост под нами. Пылавшие факелы освещали эту жуткую сцену, отбрасывая причудливые тени, которые прыгали и играли, как гигантские демоны.

Недвусмысленность нашего положения теперь была слишком очевидной, хотя еще задолго до того, как нас положили на костер, мы заподозрили, что нас собираются поджарить в качестве лакомого угощения на празднике каннибалов.

Дуара повернула ко мне лицо.

— Прощай, Карсон Нейпер, — шепнула она. — Прежде чем меня не станет, хочу сказать тебе, что оценила жертву, которую ты принес ради меня. Но я бы предпочла, чтобы ты сейчас плыл на борту «Софала», в безопасности среди верных друзей.

— Лучше я буду здесь с тобой, Дуара, чем где-нибудь во Вселенной без тебя.

Она отвернулась и ничего не ответила. Огромный лохматый самец подскочил с горящим факелом и поджег хворост в канаве под ней.

Из леса донесся близкий рев голодных зверей, но эти звуки не трогали: меня заполнял ужас при виде страшной участи Дуары.

Она отчаянно извивалась в своих путах, я сам извивался в них — но мы не могли справиться с обмотанными вокруг нас прочными лианами. Небольшие языки пламени под ее ногами подбирались к более крупным ветвям. Дуара сумела отползти к передней части ямы, и пламени под ней не было. Она по-прежнему боролась со своими путами.

Я почти не обращал внимания на клунобарганов, но внезапно осознал, что они прекратили свои танцы и песни. Бросив взгляд, обнаружил, что они стоят, вглядываясь в сторону леса, и сжимая факелы в руках, однако еще не подожгли хворост подо мной.

Снова послышался громоподобный рык зверей — опять он звучал совсем рядом. Между деревьями скользили смутные силуэты, и во мраке блестели горящие глаза.

Вскоре огромный зверь выскользнул из леса на поляну. Я узнал его по описаниям Сова — жесткая щетина, покрывавшая лопатки, шею и спину, белые продолговатые полосы, оттенявшие красноватую шерсть, голубоватое брюхо и огромная пасть. Это был тарбан, огромный хищник, напоминающий льва.

Клунобарганы тоже следили за ним. Они принялись громко кричать и метать в него камни из пращей, стараясь испугать и отогнать его, но он не отступал. Наоборот, медленно подходил ближе, страшно рыча, а следом за ним шли другие — два, три, дюжина, два десятка тарбанов, появлявшихся из лесной чащи. Они непрерывно рычали, и их могучий рык сотрясал все вокруг.

Клунобарганы дрогнули и начали отступать. Огромные звери, вторгшиеся в деревню, бросились вперед, и внезапно волосатые дикари повернулись и побежали. Тарбаны помчались за ними.

Настоящим откровением оказалась скорость выглядевших столь неуклюжими нобарганов. (Я опускаю амторскую приставку множественного числа «клу» и использую менее громоздкую и более знакомую форму земного языка). Они стремительно исчезли в темном лабиринте леса, и было неясно, настигнут ли их тарбаны, хотя они двигались так же быстро, как атакующий лев.

Хищники не обратили внимания на нас с Дуарой. Вряд ли они даже заметили нас, их привлекали дикари.

Наконец Дуаре удалось скатиться с решетки на землю; пламя уже почти лизало ее ноги. На какое-то время она избавилась от опасности, и я про себя прочитал краткую благодарственную молитву. Но чего ждать от будущего? Лежать здесь, пока вернутся нобарганы или на нас набредут тарбаны или какие-нибудь другие звери?

Дуара поглядела на меня, продолжая бороться с путами.

— Мне кажется, я смогу освободиться, — произнесла она, — меня связали не так крепко, как тебя. Только бы успеть до того, как они вернутся!

Я молча наблюдал за ней. Казалось, прошла вечность, прежде чем она наконец освободила руку. Все остальное пошло относительно легко. Выбравшись на свободу, Дуара быстро развязала меня.

Как два призрака в таинственном свете амторской ночи, мы исчезли среди теней мрачного леса. Не сомневайтесь в том, что мы направились не в ту сторону, куда помчались львы и каннибалы.

Приподнятое настроение, охватившее меня после того, как мы спаслись от нобарганов, быстро прошло, когда я обдумал наше положение. Мы одиноки, без оружия, заблудились в незнакомой стране, где нас окружали, как уже стало ясно с первых шагов, грозные опасности. Воображение рисовало сотни бед, еще более страшных, чем те, с которыми мы встречались до сих пор.

Дуара, выросшая в строго охранявшемся уединении в доме джонга, имела такое же представление о флоре, фауне и природных условиях Нубола, как и я, пришелец с далекой планеты. Несмотря на цивилизованность, природную сообразительность, мою недюжинную физическую силу, наше положение было немногим лучше, чем у заблудившихся в дремучем лесу детей.

Мы брели в тишине, вглядываясь и вслушиваясь в ночь, ожидая в любой момент какую-нибудь новую опасность. Дуара тихо произнесла, словно задавая вопрос самой себе:

— Вернусь ли я когда-нибудь в дом отца, джонга? Поверит ли он в историю, которую я ему расскажу? Что я, Дуара, дочь джонга, прошла через такие невероятные опасности и осталась живой, — она повернула голову и посмотрела мне в лицо. — Ты веришь, Карсон Нейпер, что мне суждено когда-нибудь вернуться в Вепайю?

— Не знаю, Дуара, по правде сказать, это почти невозможно. Неизвестно, куда мы попали и где находится Вепайя. Быть может, мы никогда не найдем Вепайю и проведем много лет вместе? Останемся ли мы просто знакомыми? Или у меня сохраняется надежда? Надежда завоевать твою любовь…

— Разве я не сказала, что нельзя говорить со мной о любви? Девушке, которой не исполнилось двадцати лет, не подобает говорить и даже думать о любви, а мне, дочери джонга, и подавно. Будешь продолжать настаивать, я вообще перестану разговаривать с тобой.

Мы долго шли молча. Очень устали, хотели есть и пить, но на время все подчинилось стремлению уйти подальше от нобарганов. Наконец я понял, что силы Дуары на исходе и надо сделать привал.

Выбрав дерево, на нижние ветви которого легко забраться, мы стали карабкаться, пока я не наткнулся на грубое подобие гнезда, — возможно, его соорудило какое-нибудь существо, обитающее на деревьях, или это был мусор, принесенный ураганом. Куча сучьев лежала на двух почти горизонтальных ветвях, отходивших от ствола примерно на одном уровне, и была достаточно большой, чтобы нам вдвоем на ней поместиться.