Кандар работал рядом со мной.

— Нужно все время следить за ним. Иначе он ударит сзади. Постараюсь помочь тебе и предупредить, если что.

Я поблагодарил и понял, что у меня появился друг.

Когда мы вернулись на невольничий двор, Кандар рассказал Дуаре, что случилось. Я не успел остановить его, бедной моей спутнице и так было о чем беспокоиться.

— Я поняла, что ты приобрел врага в лице Вомера, еще когда он впервые подошел к тебе. Это должно было случиться. И даже хорошо, что все определилось, теперь мы знаем, чего бояться.

— Если бы мне удалось встретиться с Тиросом, то, вероятно, я бы добился лучшего обращения с нами или даже освобождения.

— Почему ты так думаешь? — спросил Кандар.

— Он джонг, и как мне кажется, создаст для людей своего ранга более сносные условия, как принято в цивилизованном обществе. Моя жена — дочь джонга, а я сын другого джонга.

Кандар скептически улыбнулся и покачал головой.

— Ты не знаешь ни Тироса, ни психологии мипосан. Они мнят себя высшей расой, а нас ставят на один уровень с дикими зверями. Я своими ушами слышал, как они удивляются, что мы умеем говорить. Тирос мечтает завоевать весь мир, распространить культуру мипосан на покоренные народы и одновременно поработить и уничтожить их. Он прекрасно знает, что я старший сын джонга Джапала, но со мной обращаются, как с последним рабом. Нет, мой друг, аудиенция у Тироса, если ты, конечно, добьешься ее, в чем я сильно сомневаюсь, не принесет ничего хорошего. Остается надеяться на невозможное.

— Что же ты считаешь невозможным? — поинтересовалась Дуара.

— Побег.

— По-твоему, он невозможен? — спросил я.

— Ну давай определим так: почти невозможен, — ответил Кандар. — Ведь, в конце концов, для человека с выдумкой и инициативой, каким ты мне кажешься, нет ничего невозможного.

— Вправе ли мы рассчитывать на твое участие?

— Всецело. Я вовсе не собираюсь оставаться здесь рабом. Уж лучше смерть.

— Ты здесь находишься дольше меня. И наверняка уже думал о побеге. Есть ли у тебя какой-нибудь план?

— О, как бы мне хотелось его иметь, — с горечью ответил он. — Но трудно планировать, если ты не хозяин своего положения. Не властен делать самые простые вещи, да еще постоянно находишься под бдительными взорами охранников и шпионов из числа рабов.

— Шпионов? — удивилась Дуара. — Что ты имеешь в виду?

— Да то, что среди рабов всегда находятся такие, кто доносит на своих же товарищей по несчастью, в надежде заполучить расположение хозяев. Нужно быть предельно осторожными, когда делишься своими планами. Вот, может, я тоже шпион, вы ведь не знаете, — добавил он с улыбкой.

— Я полагаюсь на судьбу. К тому же, считаю себя неплохим знатоком людей и надеюсь, что отличу человека чести даже после недолгого знакомства.

— Спасибо. Но все же не надо быть чересчур самоуверенным, — засмеялся он, и искренний, располагающий смех подтвердил мою уверенность в его порядочности.

Мне нравился Кандар, нравился он и Дуаре. Он был очень искренен: людей такого сорта можно встретить в офицерских клубах Сан-Диего или Скофилда. Если бы он не попал в плен, то рано или поздно стал бы джонгом Джапала. Вероятно, фамильное древо его рода корнями уходило далеко в древность, как и у большинства королевских фамилий Амтора, с которыми я был знаком.

В отличие, например, от полинезийцев, чья генеалогия передавалась столетиями в изустном предании и смешивалась с мифами и легендами, эти люди владели письменностью, и записи велись в течение многих веков верно и точно. Например, я со стороны матери могу проследить своих предков до диакона Эдмунда Райса, который прибыл в Садбери, штат Массачусетс, примерно в 1639 году, а от него до Коула Кодовега, что был королем Британии в III веке нашей эры. Однако по сравнению с Дуарой, Кандаром или Томаном я был практически безродным.

Эти люди очень гордились своей родословной, но все же сохраняли способность оценивать других по их человеческим качествам, не обращая внимания на происхождение.

На следующий день после моей стычки с Вомером он около полудня явился на невольничий двор надутым от важности в сопровождении нескольких воинов-телохранителей. Было совершенно ясно: рабы так его ненавидели, что он не решался появляться среди них один, без охраны.

Громовым голосом он приказал Дуаре выйти вперед. Я мгновенно насторожился и приготовился к действиям. Не знаю, что ему было нужно от Дуары, но хорошего ждать не приходилось. И я тоже шагнул вперед вместе с ней.

— Я не называл твоего имени, раб! — зарычал Вомер самым оскорбительным тоном, на какой только был способен. — Убирайся в свою конуру!

— Не уйду, пока не узнаю, что ты хочешь от моей жены.

Его жабры зашлепали, он сморщил свои отвратительные губы и выдохнул воздух, как кит. Такое шлепанье всегда противно слышать: получается какой-то отвратительный звук, прямо-таки непристойный, и воздух они выдувают, когда злятся, тоже некрасиво. Как бы прилично или неприлично все это ни звучало, одно было ясно — Вомер очень злится. Я наблюдал отвратительные проявления гнева не без удовольствия от сознания того, что гнев вызван мной. Как вы догадываетесь, мне не нравился Вомер.

Он сделал шаг ко мне, но тут же заколебался, взглянул на воинов, но те глядели в другую сторону. Очевидно, они или сами видели возможности моего пистолета, или были уже наслышаны про них. Между шлепаньем и свистом он попытался овладеть своим голосом, но все равно получился визг.

— Карсон с Венеры, шаг вперед!

— Уже здесь, — объявил я. Но Вомер проигнорировал мои слова.

— Кандар из Джапала, шаг вперед! — просипел он.

Ему, вероятно, хотелось прореветь команду, но жабры все еще хлопали, дыхание оставалось спазматическим, что, конечно, мешало издать грозный рев. Я засмеялся.

— Почему ты смеешься, раб?

Дуара дотронулась до моей руки, прежде чем я успел ответить. У нее больше разума, чем у меня. Я собирался поведать, что видел луну-рыбу, пойманную у берегов Флориды, но никогда ранее мне не доводилось видеть луну-рыбу с бородой, что выглядит на редкость забавно.

Вомер выкрикнул еще несколько имен. Рабы выступили вперед и встали рядом с нами. Он приказал построиться и идти за ним. Воины взяли нас в кольцо. Мы покинули невольничий двор и пошли по узким улицам города.

Куда мы шли? Навстречу новым приключениям, опасностям, испытаниям вели нас?

Улицы Мипоса узки и извилисты. А поскольку мипосане никогда не пользуются колесным транспортом или вьючными животными, то им и не требовались широкие улицы. Теснота и извилистость улиц очень удобны при обороне города. Один-единственный крепкий воин мог долгое время сдерживать значительно превосходящего по численности противника.

Во многих местах нашему маленькому отряду, состоявшему из рабов и воинов, приходилось идти в затылок друг другу. Встречные пешеходы прижимались вплотную к стене, а мы протискивались вперед.

Через некоторое время мы вышли, на открытую площадку на берегу озера. Там уже сновали мипосане. Часть их стояла вокруг небольшой платформы. Рядом с ней мы и остановились. Тут же несколько мипосан подошли и начали осматривать нас, а один, с большой бородой, взобрался на платформу. Кто-то из тех, что расхаживал среди рабов, крикнул, привлекая его внимание, и дотронулся до плеча Дуары.

Бородач нашел глазами Вомера.

— Приведи женщину на платформу, — приказал он.

Я смотрел, как Вомер вел Дуару по трем или четырем ступенькам туда, где стоял бородач. Что сейчас произойдет? Я еще не знал, но подозрения у меня уже зародились.

— Что ты можешь сказать об этой женщине? — спросил бородач Вомера.

Мипосанин, тронувший Дуару за плечо, подошел к платформе, другие собрались вокруг него.

— Она взята в плен за дальним лесом вместе с мужчиной, который утверждал, что она джанджонг из какой-то страны, о которой никто никогда не слышал, — доложил Вомер. — Больше я ничего о ней не знаю. Ее поведение хорошее, но муж ведет себя вызывающе и представляет опасность. Он тоже здесь. — Вомер указал на меня.