— Наше любопытство будет скоро удовлетворено, — прошептал я Дуаре. — Сюда идет тот, кто проложил тропинку.

— Мистал? — спросила она.

— Нет, но и не горный козел. Такое существо может ловчее всех взбираться по вертикальному склону. Как он называется?

Это был огромный, страшного вида ящер двадцати футов в длину. Он медленно карабкался вверх прямо туда, где мы стояли.

Перегнувшись через мое плечо, девушка взглянула вниз. Она тихо вскрикнула от ужаса.

— Думаю, что животное зовут виром, — прошептала она, — и если это так, мы пропали. Я никогда не видела, но читала о них и встречала изображения — выглядит он так же, как на картинках.

— Они опасны? — спросил я.

— Ужасно опасны.

— Посмотри, не можешь ли ты сойти куда-нибудь с тропы. А я попытаюсь задержать зверя здесь, пока ты не будешь в безопасности.

Я повернулся к животному, медленно взбиравшемуся наверх. Вир покрыт красными, черными и желтыми чешуйками, переплетавшимися в замысловатом узоре. Расцветка и узор красивы, но на том красота твари и кончалась. Голова напоминала крокодилью, а по обеим сторонам челюсти шел ряд ослепительно белых рогов. Почти всю верхнюю поверхность головы вира занимал единственный глаз, состоящий из бесчисленных фасеток.

Он пока не обнаружил нас, но через полминуты оказался бы рядом. Я расшатал камень и кинул вниз, думая, что смогу заставить животное повернуть назад. Мой снаряд ударил вира по морде. Он с рычанием поднял голову и увидел меня.

Его огромные челюсти раскрылись, и изо рта выстрелил самый удивительный язык, какой мне только приходилось встречать. Как молния, он обвился вокруг меня и потащил прямо в раскрытую пасть, из которой вырывался резкий, ревущий свист.

Я не был мгновенно проглочен только потому, что оказался крупноватым кусочком и застрял поперек пасти. Оставалось бороться изо всех сил, чтобы избежать горькой участи.

Глотка, куда мне не хотелось попасть, была большой и мокрой. Очевидно, существо заглатывало добычу целиком, а рога, видимо, служили исключительно для защиты. Из зева исходил зловонный запах, от которого мутилось сознание. Возможно, это были ядовитые испарения, парализующие жертву. Чувствовал, как слабею, кружилась голова. Внезапно я увидел Дуару.

Она сжимала обеими руками мое копье и с яростью ударяла им в морду вира. Какой маленькой, хрупкой и беззащитной она казалась, напав на страшного зверя!

Дуара рисковала жизнью, чтобы спасти меня, хотя и не любила. Ничего удивительного — ведь есть благородные чувства, гораздо менее эгоистичные, чем любовь. Верность, например. Но я не мог позволить ей принести себя в жертву верности.

— Уходи, Дуара! — крикнул я. — Ты не спасешь меня — я пропал. Беги, пока можешь, иначе мы погибнем оба.

Она не обратила внимания на мои слова и опять взмахнула копьем. На этот раз оно вонзилось в фасеточный глаз. Пронзительно шипя от боли, ящер кинулся на девушку и попытался поддеть ее рогами, но она удержалась на ногах и вонзила копье между раскрытыми челюстями, глубоко в розовую плоть отвратительной глотки.

Видимо, копье пронзило язык, потому что хватка внезапно ослабла, и я вырвался из его пасти.

Моментально вскочив на ноги и схватив Дуару за руку, оттащил ее в сторону, когда вир слепо бросился в атаку. Он промчался мимо нас, шипя и воя, а затем повернулся, но не в том направлении.

Я понял, что тварь ослепла. Рискуя сорваться, мы с Дуарой соскользнули с выступа, на котором столкнулись с ящером. Если бы остались там еще на мгновение, то были бы убиты или изувечены яростно стегающим во все стороны хвостом разъяренного чудовища.

Счастье благоприятствовало нам. Мы оказались на другом выступе, находившемся немного ниже. Над нами раздавались шипящие вопли вира и удары хвоста по каменистому склону.

Из страха, что тварь может спуститься вслед за нами, мы спешили, рискуя даже больше, чем раньше, и не останавливались, пока не оказались на относительно плоской площадке. Там присели отдохнуть, задыхаясь от усталости.

— Ты была восхитительна! — обратился я к Дуаре. — Но рисковала жизнью, чтобы спасти меня. В следующий раз будь осторожнее.

— Мне просто страшно остаться одной. И я заботилась только о себе.

— Не верю. — По правде говоря, я не хотел верить ее словам. Другое объяснение было бы гораздо милее и приятнее.

— Так или иначе, — заключила Дуара, — а мы узнали, кто проложил тропинку.

— И что наша прекрасная долина может оказаться не такой безопасной, как кажется, — добавил я.

— Но тварь поднималась из долины в лес, — возразила Дуара, — наверное, вир живет там.

— Короче, нам надо постоянно быть настороже.

— Теперь у тебя нет копья. Большая потеря — ведь оно спасло тебе жизнь.

— Видишь, чуть дальше внизу, — указал я, подняв руку, — изгибается полоса леса. Она, видимо, следует за извивами ручья. Там мы, пожалуй, сделаем новое копье. И там вода — я прямо-таки погибаю от жажды.

— И я тоже, — заявила Дуара, — и хочу есть. Может, ты убьешь еще одного басто?

Я засмеялся.

— Теперь я и тебе смастерю копье и лук со стрелами. Судя по тому, как ты с ними управляешься, басто скорее убьешь ты, чем я.

Мы неторопливо двигались по лесу. До него оставалось около мили по мягкой траве бледно-фиолетового оттенка. Вокруг в изобилии росли цветы — пурпурные, голубые и бледно-желтые; их листья, как и они сами, совершенно непривычны для земного глаза. Иные оттенки цвета человеческий глаз никогда не видел, а в языке нет подходящих названий.

Такое необычное восприятие рождало странное ощущение. Я бы назвал его одиночеством чувств. Ведь каждое наше чувство живет в своем собственном мире; рядом с ним существуют другие чувства, но само оно ничего не знает о мирах других чувств.

Мои глаза видят цвет, но пальцы, уши, нос, язык никогда не воспримут этого цвета. Я не могу даже описать его так, чтобы вы ощущали данный цвет так же, как и я. Тем более если речь идет о цвете, который вы никогда не видели. Еще труднее описать запах и вкус или ощущение от восприятия какой-нибудь неизвестной доселе субстанции. Только с помощью сравнений можно охарактеризовать ландшафт, расстилавшийся перед моими глазами, так как в земном мире нет ничего для сравнения: сияющий облачный покров над головой, неяркие луга и леса мягких пастельных цветов и далекие, закутанные в туман горы — без густых теней и резких контрастов, странные, прекрасные и волшебные, все интригующее, возбуждающее, неотразимое, всегда зовущее к более близкому знакомству и новым приключениям.

На равнине между обрывом и лесом росли одиночные деревья. Под ними лежали и паслись на открытых местах животные, которых мне никогда не доводилось видеть — ни здесь, ни на Земле. Даже при первом взгляде было ясно, что представлено несколько различных семейств и многочисленные роды.

Некоторые большие и неуклюжие, другие — мелкие и изящные. Все они находились слишком далеко от меня, чтобы различить подробности. Впрочем, я был этим доволен, ибо среди диких зверей по крайней мере некоторые могут оказаться опасными для человека. Но, как и все животные, за исключением голодных хищников и людей, они не обнаруживали намерений напасть на нас, пока мы не сталкивались с ними или не подходили слишком близко.

— Я вижу, мы не останемся голодными, — заметила Дуара.

— Надеюсь, что некоторые из маленьких существ превосходны на вкус, — засмеялся я.

— Например, вон тот под деревом наверняка очень вкусен, — она показала на огромное, как слон, лохматое существо. У Дуары определенно было чувство юмора.

— По-видимому, ему в голову пришла та же самая идея насчет нас, — предположил я. — Оно приближается!

Огромный зверь двигался к нам. До леса все еще оставалось около сотни ярдов.

— Может, побежим? — спросила Дуара.

— Боюсь, что это может плохо кончиться. Ты знаешь, зверь почти инстинктивно станет преследовать существо, бегущее от него. Думаю, что лучше всего продолжать не спеша двигаться к лесу. Если тварь не увеличит скорости, мы дойдем до деревьев быстрее его, если же побежим, он наверняка нас догонит, потому что из всех существ человек, похоже, одно из самых медлительных.