Будь здоров и благополучен.
Твой А. Чехов.
Поклон Иринушке.
Чеховой М. П., 6 или 7 марта 1894*
1399. М. П. ЧЕХОВОЙ
6 или 7 марта 1894 г. Ялта.
Ялта, гостиница «Россия».
Ах, дорогая Маша! Если б ты могла разделить с m-me Звягиной ее семейную радость! Она развелась с мужем (он принял на себя вину) и вышла за Беляева, молодого человека с коричневыми пятнами. Звягин просидел у меня вчера 2 часа и всё время жаловался на одиночество.
Больше в Ялте нет никаких новостей.
Погода сносная. Часто голова болит.
По утрам не кашляю, но кашель все-таки есть.
Если дома есть письма на мое имя, то вложи их в один конверт и пришли по вышеписанному адресу. В Ялте я проживу до апреля*.
Из Варшавы получил телеграмму от Яворской и Таньки.
Кланяйся нашим, Гольцеву, Лике и Дедушке*. Будь здорова. Миров кланяется, но не низко, потому что он, будучи высок, может сломаться, если поклонится низко.
Твой А. Чехов.
За камень надо платить по 12 рублей за кубик. За один сажень уже заплочено. Пусть, если хотят, привезут еще два кубика, чтобы всего было три.
Чехову Ал. П., 8 марта 1894*
1400. Ал. П. ЧЕХОВУ
8 марта 1894 г. Ялта.
Вторник. 8/III.
Добрый Саша! Я уже в Крыму. Вот мой адрес: г. Ялта, гостиница «Россия». Если напишешь мне пару-другую строк, то премного обяжешь.
Если увидишь Владимира Тихонова, то сообщи ему, что я живу не в Гурзуфе, а в Ялте. Когда приедет Суворин, немедля сообщи ему мой адрес.
Поклон твоей супружнице и детям.
Tuus bonus frater Antonius[34].
На обороте:
Петербург, Невский, 132, кв. 15 Александру Павловичу Чехову.
Шаховскому С. И., 15 марта 1894*
1401. С. И. ШАХОВСКОМУ
15 марта 1894 г. Ялта.
15 март. Ялта.
Вы писали мне, соседушка, что Вера Андреевна говорила Вам*, будто я дал ей слово послать в «Русские ведомости» заметку о новом обществе. Такого обещания я не давал. Я говорил ей, что о благотворительном обществе при лечебнице должен написать Петр Иванович, наш медицинский обер-прокурор*. Мне кажется, пора земским врачам и вообще земским деятелям перестать презирать общую печать и относиться к ней, как к чему-то постороннему, стоящему далеко вне; пора уже им, и прежде всего санитарным врачам, занять в журналистике ту область, которая принадлежит им по праву компетенции и от которой они уклоняются просто из гордости. Согласен, послать заметку в газету — мелкое дело, но ведь жизнь сплошь состоит из грошей, а из грошей слагаются рубли, потом миллионы. Во всяком случае, по моему личному убеждению, заметку должен был сделать Петр Иванович. Не дождавшись его, я вручил Гольцеву устав с просьбой изобразить — и он изобразил в виде письма*. Если вышло коротко, необстоятельно и проч., то виноват, конечно, в этом не Гольцев, а врачи, которые не хотят сами писать. Если «Русские ведомости» несколько месяцев назад неправильно трактовали вопрос о санитарных советах*, то виноваты в этом не «Русские ведомости», а сами санитарные советы.
Мне стыдно, что до сих пор я не отдал Вам 25 руб., следуемых с меня за почту. Хотел перед отъездом отдать, но Вы были в отсутствии.
Сердечный привет Вашей семье и всем нашим общим знакомым. Желаю всего хорошего.
Ваш А. Чехов.
Легра Ж., 18 марта 1894*
1402. Ж. ЛЕГРА
18 марта 1894 г. Ялта.
18 марта. Ялта.
Многоуважаемый Юлий Антонович!
Я кашляю и потому живу в Крыму, в Ялте. Погода холодная, на море буря… Бррр!!
Нет ли у Вас в Бордо знакомого виноторговца, который согласился бы прислать в Москву* в редакцию «Русской мысли» 100–150 бутылок* хорошего и не очень дорогого вина? Если есть, то пусть он скажет, сколько мы должны прислать ему денег. Вино должно быть настоящее, французское, не кислое, не сладкое, из категории лафитов и бордо. Деньги мы вышлем вперед, тотчас же по получении ответа.
100-150 бутылок по-французски называется, кажется, ¼ barique (sic).
Потапенко уехал в Париж. M-lle Мизинова, полная блондинка, с которой Вы познакомились у Гольцева, тоже уехала в Париж и будет жить там и учиться пению.
Я буду жить в Ялте до 15 апреля* (старого стиля), а потом уеду в Мелихово. Мой адрес: Ялта, А. П. Чехову.
Надеюсь, что летом мы увидимся в Мелихове*.
Будьте здоровы, счастливы. Желаю, чтобы Вас полюбила очень красивая девушка.
Пишите!
Ваш А. Чехов.
Корнееву Я. А., 27 марта 1894*
1403. Я. А. КОРНЕЕВУ
27 марта 1894 г. Ялта.
Ялта, 27 март.
Многоуважаемый Яков Алексеевич! У меня был план: по выходе «Сахалина» моего в свет явиться к Вам и поднести оную книжицу с приличным надписанием. Когда я садился на извозчика, чтобы ехать на вокзал, то есть в самом начале моего путешествия, Вы заставили меня выпить «посошок» — три рюмки сантуринского, и эти рюмки, равно как и Ваши сердечные пожелания, послужили мне, очевидно, в пользу, так как путешествовал я благополучно. Я хотел упомянуть об этих рюмках в надписании, но Вы расстроили мой план, приславши мне письмо, и я упоминаю о них раньше, чем следует.
С тех пор как мы не виделись в моей жизни произошло немало всяких пертурбаций. Как Вам известно, на Сахалин я ехал сухим путем через Сибирь; там я прожил 3 месяца и 3 дня, возвращался морем на пароходе Добровольного флота. Был в Китае, в Сингапуре, на Цейлоне и проч. По возвращении вскорости уехал за границу — Австрию, Германию, Италию, Францию… Затем, в 1892 г. купил имение в Серпуховском уезде, куда и перебрался со всей своей фамилией. Купил я 213 дес. с усадьбой и с тремя конями, которые только ели и пили, но ездить отказывались; деньгами уплатил 4 тыс. и остался должен 9 тысяч: 6 тыс. банковский долг, а на остальные три дал владелице имения закладную. В этом году владелица закладной предложила 700 руб. уступки, если я уплачу по закладной теперь же. Я понатужился и заплатил. Остался, значит, один банковский долг. Процентов плачу 360 рублей в год. В деревне жить просторно, вольготно; можно и на лавочке за воротами посидеть, и на траве полежать, и в халате по улице пройтись. Свои лошади, свои собаки. Едешь куда-нибудь на собственных лошадях, а собаки сзади бегут, высунув языки. Блаженство, одним словом.
