Вследствие распутицы никто не едет в Серпухов, и я продолжаю сидеть без паспорта*.
Я собирался писать Суворину, но не написал ни одной строки, и потому письмо мое, которое так возмутило дофина и его брата, есть чистейшая выдумка*. Но раз идут разговоры, значит, так тому и быть: старое здание затрещало и должно рухнуть. Старика мне жалко, он написал мне покаянное письмо*; с ним, вероятно, не придется рвать окончательно; что же касается редакции и дофинов*, то какие бы то ни было отношения с ними мне совсем не улыбаются. Я оравнодушел в последние годы* и чувствую свою animam[26] настолько свободной от забот суетного света, что мне решительно всё равно, что говорят и думают в редакции. К тому же по убеждениям своим я стою на 7375 верст от Жителя и К°. Как публицисты они мне просто гадки, и это я заявлял тебе уже неоднократно.
Но к чему я никогда не могу оравнодушеть*, так это к тем передрягам, которые тебе volens-nolens[27] приходится переживать чуть ли не каждый месяц. Чем глубже погружаюсь я в старость, тем яснее вижу шипы роз, коими усеян твой жизненный путь, и тем грубее представляется мне материя, из которой сшиты подштанники нашей жизни. Детство отравлено у нас ужасами, нервы скверные до гнусности, денег нет и не будет, смелости и уменья жить тоже нет, здоровье скверное, настроение хорошее для нас почти уже недоступно — короче говоря, не будьте благомысленны, как говорил педераст Мишка Чемерис*.
На Пасху к нам приезжали Иван и Алексей Долженко*. Первый женится и привозил показывать свою невесту, костромскую дворяночку, которой он робко говорил «ты», второй, представь, прекрасно играет на скрипке. Он играет в оркестрах и дает уроки. Кто б мог предположить, что из нужника выйдет такой гений!
У соседа родит баба. При каждом собачьем взлае вздрагиваю и жду, что пришли за мной. Ходил уже три раза.
Егорушка пишет, что отец его, т. е. наш дядя, сильно поддается глаголу времен*: ослабел, поседел и тихо говорит. Отец Павел, настоятель Михайловской церкви, донимает его своим характером. Помнишь отца Павла? Вот его бы в редакцию.
Будь здрав и пиши почаще. Наталии Александровне* низко кланяюсь и христосуюсь с ней. Детей заочно секу.
Нового ничего нет.
Твой А. Чехов.
Чеховой М. П., 7 апреля 1893*
1311. М. П. ЧЕХОВОЙ
7 апреля 1893 г. Мелихово.
7 апр.
Маша, прилагаемое письмо пошли, пожалуйста, по городской почте А. А. Похлебиной*. Я ее адреса не знаю. Опять она о своей гимнастике*. Пишет мне, что по случаю ее гимнастики мне нужно познакомиться с Сафоновым. Это значит, надевай сюртук, поезжай и разыграй из себя просителя, даже хуже — идиота.
Мороз. Северный ветер. Небо топорщится и хмурится, очевидно, будет снег. Ну, весна!
Ждите к себе Похлебину*. Ей необходимо поговорить со мной о гимнастике и Сафонове, значит, будет теперь ловить час моего приезда.
Поклон Ивану и Софье Владимировне. Парники в порядке. Сейчас 10 часов утра; термометр в тени показывает то 0, то —1, смотря по силе ветра, а в парнике +20.
Твой А. Чехов.
Чехову Ал. П., между 5 и 13 апреля 1893*
1312. Ал. П. ЧЕХОВУ
Между 5 и 13 апреля 1893 г. Мелихово.
Merci! Теперь я — не лекарь, а гражданин, и полиция меня уважает и боится. А за подлоги я тебя сошлю на Сахалин.
Отставной младший сверхштатный чиновник
А. Ч.
Чеховой М. П., 13 апреля 1893*
1313. М. П. ЧЕХОВОЙ
13 апреля 1893 г. Мелихово.
13 апр.
Погода безнадежная. Был мороз, а теперь +2 со снегом. Настроение грызотно-язвительное.
На станцию ездят уже на колесах. Путь плохой, но уже установившийся. Вчера Миша с Иваненко (он же <…>) уехали в тарантасе на станцию, а оттуда в Серпухов, на Кренделе и Казачке.
В парниках нужно разрежать редиску и салат.
Новости: Акулина уходит*, так как ее требует к себе в Москву сестра, которая что-то такое устроила: кажется, прачечную, или родила — не расслышал. У братьев Лысиковых умирает отец, и одному из них надо ехать домой. Поедет, вероятно, Иван*. Гуси ходят по саду и будут ходить.
Мне очень нужно в Москву, но противно ехать по такой погоде и одежды не и́мам… Что надевать? Шубу? Пальто? Боюсь также, что Сергеенко потащит меня к Толстому*, а к Толстому я пойду без провожатых и без маклеров. Не понимаю, что за охота у людей посредничать!
Получил от Левушки Толстого письмо*. Обещает после 10-го приехать в Мелихово. Скажите ему, что дорога очень плоха и что у нас ему будет невыносимо скучно.
Булгаревич — это очень милый и добрый человек*, у которого я жил, когда был на Сахалине.
Привези штук пять ученических тетрадей для записывания больных. Графы́ должны быть параллельные, без клеток.
За сим вот поручение от матери:
5 ф. сала свежего.
15 ф. мякоти щупа.
10 ф. грудины.
5 ф. рису.
10 ф. свечей пятерика.
5 арш. ланкорту белого по 15 к.; если узкий, то 6 арш. по 12–13 к.
Всё это купи, взвали себе на выю и привези. Также не забудь прихватить и таксов, которые, вероятно, уже успели опротиветь всем вам.
Ивану и С<офье> В<ладимировне> поклон нижайший.
Будь здорова.
Твой А. Чехов.
Погода отвратительная.
Лейкину Н. А., 16 апреля 1893*
1314. Н. А. ЛЕЙКИНУ
16 апреля 1893 г. Мелихово.
16 апреля.
Вчера наконец прибыли таксы*, добрейший Николай Александрович. Едучи со станции, они сильно озябли, проголодались и истомились, и радость их по прибытии была необычайна. Они бегали по всем комнатам, ласкались, лаяли на прислугу. Их покормили, и после этого они стали чувствовать себя совсем как дома. Ночью они выгребли из цветочных ящиков землю с посеянными семенами и разнесли из передней калоши по всем комнатам, а утром, когда я прогуливал их по саду, привели в ужас наших собак-дворян, которые отродясь еще не видали таких уродов. Самка симпатичнее кобеля. У кобеля не только задние ноги, но и морда и зад подгуляли. Но у обоих глаза добрые и признательные. Чем и как часто Вы кормили их? Как приучить их отдавать долг природе не в комнатах? и т. д. Таксы очень понравились и составляют злобу дня. Большущее Вам спасибо. На сучке ошейник с надписью. Я предоставлю Вам его в полной целости. Также предоставлю Вам и динарии, которые Вы израсходовали на пересылку собак. Хлопоты Ваши, но расходы пусть будут мои.
