Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Ну что Вы поделываете? Что пишете? Был бы рад прочесть или Вашу повесть, или пьесу. Мои сверстники интересуют меня гораздо больше, чем все новые. Как ни ругали за границей Вашу «Около истины»*, но мне эта повесть кажется на 10 голов выше, чем все лучшие вещи Потапенко. Ничего не поделаешь, старость! А старость брюзжит и упряма… Кстати о Вашей повести. То, что писали о ней за границей, конечно, сущий вздор. Это не критика, а травля писателя. Но в повести тяжело с внешней стороны — это форма, а с внутренней — тон повести. Письма и дневники форма неудобная, да и неинтересная, так как дневники и письма легче писать, чем отсебятину. Тон же с самого начала взят неправильно. Похоже на то, как будто Вы заиграли на чужом инструменте. Нет именно того, что составляет необходимую примесь во всем, что я раньше читал: ни добродушия, ни Вашей сердечной мягкости. Может быть, так и нужно; может, и нужно казнить людей, но… наше ли это дело?* Я грубый и черствый человек и не могу передать Вам свои мысли именно в той форме, в какой нужно, но Вы и без передачи поймете, что именно я хотел сказать, но не сумел. Досадно было мне главным образом, что Ваша повесть попала в «Р<усский> вестник», которого не читают даже критики, не говоря уж о публике. Этот журнал считает своих подписчиков сотнями.

Что касается меня, то я написал за лето две тугие повести*, которыми я поправлю немножко свои финансы, но славы — увы! — не преумножу. Не писалось, да и медицина всё лето мешала. А может быть, и отвык писать. Я уже давно не писал с удовольствием, а это дурной знак. Сунулся я было в «Неделю» с рассказом («Соседи»), но вышло нечто такое, что не следовало бы печатать: ни начала, ни конца, а какая-то облезлая середка.

Нам бы потолковать, Жан! У Тестова бы посидеть! А? Что Вы на это скажете? Если Вы охладели ко мне почему-либо, то вспомните, что я по-прежнему Вас люблю и что нас немного осталось, и натяните свои нервы в мою пользу.

Жене Вашей поклонитесь. Читала ли она про себя в «Неделе»?*

Будьте, голубчик, здоровы и благополучны.

Ваш А. Чехов.

Скажите Вашей жене, что у меня свои гуси, куры, утки, овцы, телки… Моя мать утешается.

Рассохину С. Ф., 24 октября 1892*

1228. С. Ф. РАССОХИНУ

24 октября 1892 г. Мелихово.

24 октябрь. Ст. Лопасня.

Многоуважаемый Сергей Федорович!

Я был недавно в Москве и хотел зайти к Вам, чтобы возвратить 10 лишних экземпляров «Юбилея» и поговорить об «Иванове», но не успел. «Иванова», конечно, печатайте*. Если у Вас нет печатного экземпляра, то я могу прислать. То, что печаталось в «Северном вестнике» в типографии Демакова, разрешено обеими цензурами.

Уважающий

А. Чехов.

Лаврову В. М., 25 октября 1892*

1229. В. М. ЛАВРОВУ

25 октября 1892 г. Мелихово.

25 окт.

Многоуважаемый Вукол Михайлович!

Да будет воля Ваша! Печатайте вперед «Палату № 6»*, хотя мне это будет немножко стыдно, так как я говорил Боборыкину, что беру повесть от него только для того, чтобы подержать ее у себя год и переделать. Я ему не врал, а теперь выйдет так, что соврал. Ну, да чёрт с ним! А в самом деле «Палату» следовало бы перекрасить, а то от нее воняет больницей и покойницкой. Не охотник я до таких повестей…

Если время терпит, то погодите высылать мне корректуру «Палаты». Я буду в Москве непременно 29-го вечером или 30-го утром и прочту ее, сидя в номере. На прочтение уйдет дня два или три. Я думаю, что успеем. Мне жаль Ваших посланников, которым приходится ездить по отвратительнейшей дороге.

А знаете? Я тогда опоздал к Мюру и Мерилизу. Подъезжаю — заперто… Еду на Басманную и вдруг вспоминаю, что забыл у Вас свой портфель. Скачу к Вам. От Вас опять на Басманную.

Я не читал «Русской мысли» за 92 г.* и рад, так как теперь у меня есть местечко, куда я могу спрятаться от скуки. Читать сразу за год веселее, чем за месяц. Только жаль, нет начала Сенкевича.*

Кланяюсь Виктору Александровичу и Митрофану Ниловичу*.

Искренно преданный

А. Чехов.

Суворину А. С., 27 октября 1892*

1230. А. С. СУВОРИНУ

27 октября 1892 г. Мелихово.

27 октябрь.

Покачивания, пошатывания с потемнением в глазах и даже с потерей сознания на несколько секунд, а также чувство ветра и вихря в голове — явление почти обычное у людей ваших лет, у женщин и у дурно питающейся молодежи. С этим надо мириться и, памятуя о своих летах, быстро не ходить, когда голова работает и когда надета на Вас тяжелая шуба. Меня самого пошатывало, когда я был студентом 2-го курса, и это мучило меня, теперь же у отца бывают головокружения с потерей сознания на 10–20 секунд, и это меня нисколько не беспокоит. У крестьян-стариков это обыкновенная болезнь, и я лечу ее тем, что велю не пугаться, не менять образа жизни и, буде не лень, пить валериановые капли по десяти 4 раза в день. Последнее при слабом и среднем пульсе. Впрочем, каждый случай приходится индивидуализировать, но во всех случаях не бывает надобности лгать больному, как это случается, когда лечишь рак или чахотку. Вам теперь, пожалуй, месяц или два, пока не привыкнете, всё будет казаться, что Вы сейчас упадете, и Вы нарочно будете ходить по-под забором, чтоб было за что ухватиться, но Вы не позволяйте себе этого, а напротив, когда приходит охота упасть, говорите себе: «Падай, падай»… Не упадете. Народу по улице много ходит, но никто не падает. А главное не мешайте себе ездить в театр и куда угодно. Когда бываете на выставках, то берите с собой легкий складной стул, похожий на букву X и стоящий 90 коп. Через каждые 2–3 картины садитесь и сидите. От долгого разговора, требующего усиленного прилива к легким, а стало быть, отлива от головы, бывает утомление мозга, а посему помалкивайте. Хорошо также, чтоб запоров не было. Если бы Вы не были похожи на Анну Ивановну и верили в мой медицинский гений, то я прислал бы Вам хороший рецепт — пилюли от запоров. Но Вы в этом деле считаете меня «мужичонкой» и даже не хитрым. Аллах Вам судья! Кстати о моем гении… За это лето я так насобачился лечить поносы, рвоты и всякие холерины, что даже сам прихожу в восторг: утром начну, а к вечеру уж готово — больной жрать просит. Толстой вот величает нас мерзавцами*, а я положительно убежден, что без нашего брата пришлось бы круто. В 30 верстах от меня заболело холерой 16 человек и умерло только 4, т. е. 25%. Такой малый процент я объясняю прямо-таки тем, что дело не обошлось без вмешательства моих коллег Петра Иваныча и Ивана Корниловича*, с которыми, кстати сказать, 29-го я буду обедать. Даем торжественный обед серпуховскому доктору* и его жене, которые летом во время санитарных советов кормили нас обедами.

33
{"b":"192336","o":1}