— Как Джонни?

Лайза всегда любила сразу переходить к сути дела.

— Сейчас, дорогая, он не очень счастлив, — ответила Мона. — Ты ведь знаешь список врагов, который он ведет. Вы с Кристой проходите в нем под первыми номерами. Но тебе, наверное, плевать на это с высокого места, а?

Мона весело рассмеялась, показывая, что ее список врагов не совпадает со списком Росетти.

— Не хочешь посидеть с нами, Мона?

— Конечно, дорогая. Давайте объединимся.

Было совершенно ясно, что платит за все Абдул, при этом не имея права голоса. Но, судя по всему, он был рад возможности оказаться рядом с Лайзой Родригес. Он придвинул стул для Моны, одновременно не сводя глаз с Лайзы. Роб посмотрел на Мону. Мона посмотрела на него. Лайза глянула на них обоих.

— Мона буддистка, — ко всеобщему изумлению, неожиданно сообщила она.

— Что касается меня, то я последователь пророка Мухаммеда, юный Роб, если я не ошибаюсь, христианин, а Лайза, возможно, католичка. Так что мы здесь, в Майами, представляем целый вселенский собор, — сказал Абдул, проливая тем самым масло на воды, которые могли разбушеваться.

Наступило напряженное молчание. Мона больше не смотрела на Роба. Роб больше не смотрел на Мону. Лайза в своей неподражаемой манере приказала им обоим перестать переглядываться.

— Давайте выпьем, — сказала Лайза, подписывая мирный договор.

Абдул щелкнул пальцами. Сногсшибательная официантка в очень коротенькой юбочке тут же оказалась у их столика.

— Как насчет шампанского? — спросил Абдул.

Согласились все религиозные конфессии.

— Так что поделывает Джонни? — спросила Лайза.

— Ну ты же знаешь старину Росетти. Выпивает и обдумывает. Планирует и строит козни. Я больше не в его команде. Болтовня этого «плохого белого мальчика» больше не срабатывает с нами, простыми черными девчонками.

— Брось, Мона. Разве твой отец не был врачом?

— Как бы то ни было, Джонни писает кипятком, и быть рядом с ним не очень-то приятно. Это уж точно!

— Ты порвала с Джонни? — В голосе Лайзы прозвучало уважение.

— Уж можешь поверить.

— И ушла из его агентства?

— Да, ушла, — ответила Мона; в ее голосе был вызов.

Официантка принесла шампанское.

— Ты будешь работать у Форда? В «Элите»?

— Бери выше, дорогая. Я хочу, чтобы Абдул отвез меня в Абакос. Я намерена слушать его глупости в течение недели или двух, пока меня не начнет тошнить.

Абдул присоединился к общему смеху, явно наслаждаясь столь непочтительным к себе отношением. В Аравии такого из-под чадры не услышишь.

Роб перегнулся через стол, готовый прийти на помощь незнакомой девушке в трудную для нее минуту.

— Вы должны присоединиться к агентству Кристы, — сказал он. — Она только начинает, и я знаю, что ей нужно много фотомоделей.

— Правда? — переспросила Мона и взглянула на Лайзу. Неужели этому парню разрешено говорить такие вещи? Стоит ли его слушать?

— Может быть. Я думаю, Криста действительно набирает девушек. Попробуй, спроси у нее. Она сейчас со Стивом Питтсом ищет в Ки-Уэсте места для съемок рекламной кампании Мэри Уитни. Вернется сюда завтра, — безо всякого энтузиазма ответила Лайза.

Это была холодная вода, но не ледяная. Лайза — номер один, это ясно. Но она была в достаточной мере реалисткой и понимала, что не может оставаться в агентстве Кристы единственной. Во всяком случае, будучи негритянкой, Мона не станет ее прямой конкуренткой. И это будет еще один плевок в лицо Джонни. Его собственная подстилка уходит к Кристе и связывается с этим верблюжьим наездником, с его миллиардами и яхтой со спальнями. Не самая лучшая шутка в мире, но она соответствовала ее чувству юмора.

— А где она обретается? — спросила Мона, стараясь не казаться слишком заинтересованной.

— Агентство помещается на Сентрал. Криста сняла дом на острове Стар. Если успеешь, можешь заехать утром. Она вернется сегодня поздно ночью.

— Разве это не прекрасно? — сказал Абдул, поднимая бокал с шампанским. — За всех нас! За карьеру Моны, за ваше агентство, и долой мистера Росетти, потому что он не настоящий джентльмен.

Абдул взмахнул бокалом, словно дирижерской палочкой, по мановению которой Росетти исчезнет и будет утверждено блестящее будущее всех сидящих за этим столом.

— Да, — ответила Лайза, — за это я выпью.

Она ощутила, что она действительно веселится, а впереди было еще много развлечений. Просто полным-полно.

Роб, который обычно не пил, разве что иногда кружку пива, присоединился к тосту. Пузырьки шампанского булькали у него внутри, лунный свет упал на профиль Лайзы, и он почувствовал, как в нем закипает желание.

Он вдыхал пьянящую атмосферу Саут-Бич и удивлялся, почему Абдул улыбается, глядя на него. Роб посмотрел на Мону, которая извивалась, как змея, пощелкивая пальцами в ритме буги-вуги, и нашел это очаровательным и совершенно не похожим ни на что во Флориде, и Роб тоже осознал, что ему хорошо, а будет еще лучше.

— Во всем виновата эта босанова, — сказала Мона, покачиваясь в такт с музыкой и думая про себя о том, как блестяще она достигла своей цели и как будет доволен Джонни. Завтра она внедрится в агентство Кристы Кенвуд. И тогда, как гадюке, пригретой на груди, ей не надо будет ничего делать, кроме как ждать, когда поступит команда ужалить.

— Босанова, — напевала она, — танец любви.

Лайза Родригес была во главе компании, когда они оказались у дверей «Мезанотты»: это была единственная возможность проникнуть в ресторан. Получение столика в ресторане, где все они уже заняты, являлось высшим подтверждением ее славы. Парень у входа завел было обычную речь насчет того, что столик нужно заказывать заранее, а теперь придется ждать в баре. Но слова застряли у него в глотке, когда вперед вышла супермодель. Покачивая задницей, Лайза направилась к метрдотелю. Все вокруг замерли, узнав Лайзу Родригес. Разговоры в ресторане разом смолкли.

— Мисс Родригес, — сказал метрдотель, потирая руки так, словно счищал с них грязь. — Видеть вас — истинная радость!

Лайза соблаговолила узнать его и подставила ему свою шелковистую щеку. Метрдотель почувствовал себя на седьмом небе. Он склонился, чтобы поцеловать ее руку, так, будто принимал святое причастие. Она ничего не сказала при физическом соприкосновении с этим подхалимом, но посмотрела вверх, на потолок, с таким видом, словно она страдает во имя высшей цели. Метрдотель отступил назад, лицо его пылало от прикосновения к знаменитой девушке, и вот тут начались осложнения. Лайза Родригес приехала в сопровождении троих знакомых. Им надлежало предоставить очень хороший столик, а свободные столики отсутствовали. Бар был битком забит пьяными головорезами, в животах у них бурчало, а гордость играла. Каждый, кто занимал столик в этом самом модном ресторане в Америке, после лос-анджелесского «У Мортона», любимого ресторана голливудских кинозвезд, держался за свое место, как за самое дорогое в жизни. Завсегдатаи пили столько кофе, что рисковали заполучить кофеиновый психоз. Ни один из них теперь не заснет по крайней мере неделю. Но все они заказывали выпивку и еще кофе, громко смеялись и кричали, крутили головами и глазели по сторонам, радуясь, что веселятся в нужном месте и в нужное время. На лице метрдотеля появилось выражение железной решимости. У кого-то из неудачников необходимо отнять столик. Все очень просто. Но уступят ли они без сопротивления? Кто знает? Но, черт побери, кого это интересует!

Метрдотель оглядел заполненный ресторан. Людей достойных трогать нельзя, тем более из местных жителей; нельзя беспокоить и наркодельцов, которые швыряют деньги, как мусор, и очень легко теряют терпение. Нужны какие-нибудь туристы, которые случайно забрели сюда, когда ресторан еще не был полон, и пересидели свое время. Глаза его вспыхнули, когда он наткнулся взглядом на мужчину и женщину средних лет, лишенных каких-либо признаков загара. Среди жителей Саут-Бич таких быть не могло, разве только они ночные пташки из Нью-Йорка — «Большого яблока», где выглядеть наподобие привидения позволительно.