— Вот уж никогда не думала, что Лайза уйдет от тебя, — говорила Мона. — Я хочу сказать, ведь это ты ее создал.

Джонни склонился над салатом из сельдерея и проигнорировал эту демонстрацию солидарности. Он помахал через весь зал Говарду Штейну, волшебнику из ночного клуба. В его «О-баре» Джонни по вечерам надирался коньяком.

— Да, и Криста оказалась такой пройдохой, — заметила Сисси, откидываясь назад, чтобы встретиться взглядом с югославским принцем, сидевшим в другом конце ресторана. — Она никогда никому не говорила, что подумывает открыть собственное агентство.

— Угу, — буркнул Джонни, не проявляя никакого интереса к разговору.

Фотомодели никогда не располагали серьезной информацией. Они специализировались на сплетнях, к которым Джонни испытывал предрасположение в последние годы. Но не сегодня. Сегодня все было иначе.

Он посмотрел на своих девушек. Они для него представляли собой деньги, но не только деньги. Это были игры, разные штучки, развлечения для парней. Они играли роль прекрасных пешек на шахматной доске его жизни, дорогостоящих, полезных, которые порой в один прекрасный момент превращались в королев. Криста стала королевой. Лайза тоже. А теперь обе они предали его. Джонни допил свой бокал и жестом показал официанту, чтобы тот принес еще. Состояние похмелья отступало под натиском водки «Абсолют». Но настроение у Джонни не улучшалось.

— Что сейчас представляет собой Саут-Бич? — спросил он наконец.

Могут же эти девушки сообщить ему хоть что-нибудь. Саут-Бич был новым горячим местом в Майами, где суждено было процветать фотомоделям. Джонни упустил его три года назад, не сумев разглядеть его будущего. Теперь, по всей видимости, это будущее наступило. Компания «Форд» открыла там свое отделение, то же самое сделали «Клик» и многие другие модельные агентства. В буме принимали участие все журналы начиная с «Вог». Прошел слух, будто Южная Флорида оттесняет Лос-Анджелес на третье место по количеству агентств, занимающихся фотомоделями. Плохо, что «Элли» не в их числе. Еще хуже то, что начинающее агентство Кристы Кенвуд обосновалось именно там.

— Замечательное место, — заявила Мона. — Мы всегда останавливаемся в «Парк-Сентрал», это шикарный отель. Там есть прекрасные рестораны «Одджи» и «Мезотинто», мы там обедаем.

— «Мезанотта», — поправила ее Сисси, раздраженная тем, что Мона опередила ее. — Оттуда мы отправляемся в «Семпер», бар с пианино, а позднее, когда мы уже набираемся, идем танцевать в «Варшаву».

— А музыка там играет так громко, что прямо сердце прыгает в груди. Я хочу сказать, что вот там и есть настоящее буйство, а все твои помощнички, сидя в Нью-Йорке, только придумывают такие сцены, считая, будто Флорида просто дыра. На самом деле как раз там все крутится.

Мона замолчала, чтобы проверить, как действуют ее подбадривающие слова. Росетти взглянул на нее, лицо его не выражало ничего.

— Хотите нюхнуть? — спросил он.

Глазки девиц заблестели. Конечно, хотят.

Джонни полез в карман и вытащил оттуда пакетик. Обе девушки встали. Все разговоры в «Бильбоке» смолкли. Когда встают две топ-модели, то есть на что посмотреть. Какими высокими они могут оказаться? До неба? Белая и черная, четыре потрясающих ноги, две туго обтянутые попки, едва прикрытые одинаковыми черными юбочками. Вперед, Джонни! Если бы только секс был так же хорош, как эти девки!

Болтовня за столиками возобновилась, когда девушки проследовали прямиком в туалет. Мужчины вернулись к своим стаканам, расправляя плечи, чувствуя, как взыграли в них гормоны.

Джонни откинулся на спинку стула. Криста обвела его вокруг пальца. Она украла его доход, утащила из-под носа самую выгодную рекламную кампанию за всю историю высокой моды, изъяла из употребления лучшего фотографа. Она открыла конкурирующее агентство в новой и самой горячей точке, а ее годовой доход уже превышает его прибыль. Это даже не конкуренция. Это война! Страны сражаются за нефть, за жизненное пространство, за выход к морю. Это проблема выживания. Но здесь фигурировало нечто большее. Личное!

Джонни оглядел ресторан. Вокруг царила легкая, веселая атмосфера, богатые и беззаботные люди обменивались шутками, флиртовали. Но в том углу, где сидел он, готовилось иное блюдо — месть, огромный, свинцовой тяжести пудинг, начиненный ненавистью и угрозой. Росетти уже представлял себе, как он наподобие бомбы обрушится на голову Кристы Кенвуд.

Девушки, возбужденные, вернулись за столик.

— Слышишь, Джонни, эта твоя подружка не давала мне нюхнуть, пока я не поцелую ее. Представляешь? Кого ты теперь нанимаешь, лесбиянок? Ну-ну, детка, где это ты научилась так целоваться?

Мона говорила и смеялась так громко, что ее могли слышать все вокруг, и Сисси тоже смеялась, поддерживая товарку в надежде поднять у Джонни настроение. Он любил такие шутливые разговоры, они его веселили, он размягчался и становился щедрее с наркотиками и мог переговорить с дельцами, чтобы девушки получили больше заказов, заработали бы больше денег и урвали бы немножко славы, которой им так хотелось.

— Не слушай ее, Джонни. Мона пристает ко мне с тех пор, как мы были в Перу. Она просто изматывает меня. Эй, Мона, ты видишь того вон чудика-туриста?

Джонни снисходительно улыбнулся. Он понимал, что они делают, и ему это нравилось. Они старались угодить ему. И после ленча, после еще нескольких стаканов он даст им возможность ублажить его как следует. М-м-м! Это будет приятно. Иногда он думал, что любовь слишком хорошая штука, чтобы люди занимались ею.

Джонни посмотрел на Мону. Посмотрел на Сисси. Которая из них станет орудием его мести? Которая более послушна, кому можно больше доверять, кого из них безболезненнее потерять? Мона была главной в течение шести месяцев. Ее время кончается, и она знает это. Поэтому боится и отчаянно старается удержаться. Она захочет поверить в ложь, которой будут его обещания. И вдобавок это оставит Сисси рядом с ним и освободит место для новой девушки, которой может оказаться англичанка или лучше — бразильянка, та, с необыкновенными ногами и титьками, смахивающими на торпеды.

— Мона, — сказал он.

Она обернулась, губы и глаза ее блестели, сердце стучало. Она улыбнулась ему. Она по-прежнему его девушка номер один. Он по-прежнему занимается ее карьерой, ее делами, он ее бог и хозяин. Ничто не изменилось. Ничто и не должно измениться.

— Мона, я хочу, чтобы ты кое-что сделала для меня.

— Для тебя, Джонни, все что угодно!

Ее слова прозвучали очень искренне.

— Я хочу, чтобы ты пошла работать в агентство Кристы Кенвуд, — сказал он.

Криста проскользнула в книжную лавку. Здесь было тихо и прохладно — настоящее убежище от бьющей в глаза вульгарности Дюваль-стрит. Эта лавка напоминала ей Лондон или Гринвич-Вилледж в Нью-Йорке — места, где к чтению относятся серьезно. Здесь не бывало ни безвкусных реклам бестселлеров, ни флагов, ни гор книг, отпугивающих уже одним своим количеством. Тут хватало места, чтобы побродить между книжными полками, стояла пара кресел для посетителей, которые хотели просмотреть какую-нибудь книгу. Здесь царила атмосфера диккенсовских времен, напоминавшая вам, что книги — это пища для ума, а не закуска для воображения, которую можно проглотить между двумя станциями метро.

Криста знала, что ищет, и опять ее охватило непонятное чувство вины.

— У вас есть какие-нибудь книги Питера Стайна? — спросила она девушку за прилавком.

— Вон та стена, — последовал серьезный ответ.

Криста прошла в направлении, которое указывал палец. Продавщица слегка преувеличила: на полках стояли книги не одного только Стайна. Он находился там в хорошей компании побывавших в Майами писателей. Хемингуэй, Макгуане, Теннесси Уильямс — все они наслаждались тропическим одиночеством этого города на самой окраине Америки, в том числе и этот невозможный мужчина, чью жизнь она спасла. Криста обнаружила на полке десять экземпляров «Детской игры». Взяла в руки один из них и посмотрела на последнюю сторону обложки, с которой на нее обвиняюще уставилась его физиономия. Фотографу удалось уловить агрессивность этого лица, беспокойство и, конечно же, обаяние. Она улыбнулась. Он отвечал ей сердитым взглядом. Криста положила книгу на прилавок. Она решила купить ее. Потом стала просматривать другие заголовки. «Здесь нельзя приземляться», судя по аннотации, был страстным антивоенным гимном, рассказывающим о смелости человека, который отказывается убивать, и противопоставляющим его тем, кто, не рассуждая, подчиняется приказам, не задает никаких вопросов и ни о чем не мечтает. Криста положила эту книгу поверх «Детской игры». Следующая книга, попавшаяся ей на глаза, называлась «Мужчина, который любил мужчин». «Восхитительный полет воображения гетеросексуала в мир геев», — было напечатано на клапане обложки.