— Питер! Ты проснулся?

Ответом ей было его ворчание. Ленивая рука протянулась, чтобы найти ее.

— Я, должно быть, умер и попал на небо, — сказал Питер и прижал к себе ее руку. Другой рукой он дотронулся до ее живота, заставив всю ее затрепетать.

— М-м-м… — промурлыкала она. Его рука продвигалась все ниже, пока не легла на ее самое сокровенное место. Криста застонала. В ней снова поднималось вожделение, и она незаметно задвигалась под его рукой.

— Питер! Питер! Не надо! — бессильно бормотала она сквозь пелену страсти.

Он замер. Ее тело волновалось, как бурная река. Ее разрывали противоречивые чувства. Разум кричал: «Остановись!», а душа требовала: «Вперед!» Разум взывал к ней. Который сейчас час? Черт побери, она совсем забыла о назначенной на два часа встрече. Но, видит Бог, она так хотела его! Ей необходимо было еще полчасика рая. Она выгнулась под его неподвижной рукой, желая, чтобы эта рука продолжала играть с ней. В то же время она сжала ноги вокруг его руки, не давая ей возбуждать ее еще больше.

— В чем дело? — прошептал он хриплым от желания голосом.

— Я должна встать. Я должна выбраться из этой постели, — отозвалась она и коротко засмеялась, чувствуя свою беспомощность.

Криста жила, руководствуясь своей волей. Ее жизнь всегда подчинялась строгому контролю. Она управляла собой и другими. Но сейчас она лежала на измятых простынях, не в силах преодолеть извечного зова страсти. И какая-то часть ее сознания верила, что она будет лежать так вечно.

— У меня назначена деловая встреча, — сказала она. — А я понятия не имею, сколько сейчас времени. Надеюсь, я еще не опоздала.

— Час дня, — ответил Питер.

— Ты видишь в темноте? О Боже, что еще ты умеешь?

— Я ем много моркови.

— Ты съел много меня.

Криста перевернулась и оказалась на нем, прижалась к его телу своим. Нашла его лицо и стала целовать его с отчаянием жрицы любви. В будущем ей придется обходиться без него часами, утром, днем, целыми днями…

Он лежал под ней неподвижно, не считая одной части его тела. Эта часть его упиралась в ее влажную, воспламененную кожу. Час дня. Ей нужно принять ванну, одеться, сделать макияж. Надо еще поесть. Она должна приехать в офис до двух, чтобы проверить, все ли в порядке. Есть ли у нее еще время?

Его язык проскользнул в ее рот. Его возбужденная плоть бесстыдно тыкалась в нее, в ее скользкий живот. Откуда он берет столько сил? А она? Откуда все это берется — вожделение и страсть? Почему Господь Бог придумал это — жестокое торжество вожделения над слабой плотью? Это какой-то нескончаемый поток желания. Едва только страсть утолена, она возрождается вновь.

— Питер, нет времени!

— Да, — согласился он, — времени нет.

Он приподнялся, лежа под ней. И вдруг рванулся вперед. Он овладел ею неожиданно. Еще минуту назад он терся о ее живот, о ее бедра, о влажный треугольничек ее волос… а в следующую минуту оказался глубоко в ее лоне.

Криста даже приподнялась от силы его вторжения, но губы ее уже впились в его рот.

Нет времени. Эти слова эхом звучали в ее сознании, лишенные всякого смысла. Два слова, просто два глупых сочетания звуков, не услышанные и никому не интересные в пустынном лесу. Что значит деловая встреча рядом с этим? Вот она, главная встреча! Единение душ, единственный настоящий контакт между людьми, обреченными вечно быть островами в жестоком потоке жизни. Ради таких моментов можно забыть и простить боль существования и одиночества. Это было единение с мирозданием, единственность, которую люди обретают только в чреве матери и в могиле. Эти моменты нельзя променять ни на что другое. И тут Криста поняла еще кое-что. Она поняла с прозорливостью пророчицы, что сейчас произойдет. Сейчас в нее изольется его семя. И оно оплодотворит ее. Всю ночь они занимались любовью. И вот теперь, в середине дня, произойдет зачатие ребенка.

Это знание распахнуло ее сердце. Если раньше у нее были какие-то сомнения, то теперь их не стало. Это не эгоистичная любовь, унизительный поиск наслаждения, партнерства, поиск в другом тех качеств, которых не хватает в тебе. Здесь же была отдача. Ее любовь изливалась на этого мужчину, лежащего под ней. Она ничего не просила взамен, но была готова принять главный подарок жизни.

Похоже, что он тоже знал. Их союз перешагнул грань простого наслаждения. Это уже не было только радостью. Он двигался в ней с благоговением верующего. Она осторожно держала его в своем теле. Совершалось нечто священное. Они шли к этому вместе, и результатом будет их будущее. Криста с нежностью посмотрела на него, ничего не видя и сама невидимая в темноте, но зная его, как не знала никого в своей жизни. Питер смотрел на нее, и в глазах у него стояли слезы любви, когда она нежно двигалась над ним. Он лежал между ее ног, оставаясь в ее теле, но на более глубинном уровне он касался той сокровенной ее части, которая никогда не умрет, касался той частью себя, которая будет жить вечно.

Криста на мгновение замерла. Ее проходы были открыты для него, два канала, ведущие к алтарю ее сердца. На этой грани зарождения жизни не было сопротивления. Да, она ощутит завершающую судорогу одновременно с ним, но ее оргазм, как и его, не имел особого значения. Она ощущала, как он напрягся в самом центре ее существа. Никогда еще не испытывала она подобной нежности. Ее мягкий рот прижимался к его рту, но она отодвинулась, ибо хотела сказать ему о том, что происходит, в тот момент, когда это случится.

Он почти не двигался в миг завершения, только содрогнулся, лежа под ней. Она почувствовала, как он увеличился, сжался и снова увеличился. И тут его встретил ее оргазм, и драгоценный дар жизни устремился в нее, теплый и удивительный, как и ее прилив, выплеснувшийся ему навстречу. Он плыл в нее. Она изливалась ему навстречу. Вот сейчас, именно сейчас, их ребенок возникнет из небытия. Их сердца замерли, благоговея перед этим моментом.

— Ты сделал меня беременной, — прошептала изумленно она.

— Я знаю, — пробормотал он в ответ.

Они были в сборе. Все без исключения. Криста вошла, нет, впорхнула в помещение. И присутствующие сразу же поняли, что с ней случилось нечто необыкновенное.

У Мэри Уитни было заготовлено кислое замечание насчет пунктуальности как основной человеческой добродетели. Однако она предпочла не нажимать на курок. Настроение Кристы, приподнятое, как на Рождество, помешало ей.

— Привет, дорогая, — сказал Стив. — По какой-то причине ты выглядишь еще более прекрасной, чем обычно.

Криста улыбнулась ему. Неужели это так бросается в глаза? Она обрадовалась: так и должно быть. Она заново родилась. Она была как потерпевшая кораблекрушение, но мужчина, которого она любит, за ночь и половину дня возродил ее. Криста торопливо прошла к своему письменному столу и села.

— Привет всем. Извините за опоздание.

— Пусть тебя это не беспокоит, — сказала Мэри Уитни. — Нам всем все равно нечего делать, а ты, дорогая, по всей видимости, так занята.

— Да, ночь у тебя несколько затянулась, — заметила Лайза.

Она расположилась на диванчике, целиком заняв его, и выглядела как котенок в дурном настроении — если такое вообще бывает.

Говоря эти слова, Лайза смотрела на Роба. Он внимательно изучал ковер. Мэри Уитни взглянула на него, потом на Кристу, затем на Лайзу. Совершенно очевидно, что прошлая ночь была хороша для одних и не удалась для других. Мэри Уитни полагала, что она одна из выигравших.

— Ты рано покинула нас, Криста, — сказал Стив. — Мудрые девственницы предпочитают рано ложиться спать.

— По крайней мере в теории, — со смехом отозвалась Криста и закинула ногу на ногу. Чувствовала она себя божественно. Ничто не могло задеть ее. Она чувствовала себя женой и матерью, и еще самой красивой, сексуальной и блистательной девушкой на всем белом свете.

— Роб не относится к числу «умных девственников», — сказала Лайза. — Он вернулся только после восьми часов.