В назначенный час я появился в студии, где проходила фотосессия, и там меня встретила его пресс-агент — на мое счастье, это была не Пэт Кингсли, — которая отвела меня к актеру и представила нас друг другу. Он показался мне довольно приятным человеком, и когда в съемках наметился перерыв, подошел ко мне и приготовился давать интервью.
— Хорошо, — нервно забормотал я, листая свои записи. — Прав ли я, считая вас евреем?
Последовала напряженная пауза. Он смотрел на меня так, словно я спросил, не представляет ли он свою мать во время мастурбации.
— Я не понимаю, какое это имеет значение, — наконец резко ответил он. — Следующий вопрос.
Боже всемогущий, подумал я. Если он воспринял в штыки это, то как отреагирует на вопрос о его гомосексуальной ориентации? Самым разумным было бы перевести интервью в более безопасное русло, но меня разозлил тон, каким он произнес «следующий вопрос». У меня снова не получилось наплевать на свою гордость.
— Натан, — сказал я. — Вам часто приходилось играть роли гомосексуалистов, но ни в одной имеющейся вырезке я не смог найти ни одного упоминания о вашей сексуальной ориентации. (Пауза.) Вы гей?
Он смотрел на меня с таким изумлением, словно не верил своим ушам: неужели я серьезно? Его лицо на какое-то мгновение исказилось судорогой гнева, и на секунду мне показалось, что он может меня ударить (или дать пощечину). Вместо этого парень просто встал и ушел.
Несколько минут спустя ко мне подлетела его пресс-агент.
— Не могли бы вы уйти? — попросила она. — Вы ставите мистера Лейна в неловкое положение.
— Но я еще не взял у него интервью…
— Интервью окончено, — рявкнула она. — Вы покинете это место немедленно.
Я попытался встретиться с актером взглядом, думая, что могу еще все исправить. Ведь мы просто не с того начали, правда? Но он лишь зарычал на меня, словно раненный зверь. Мне ничего не оставалось, как убираться несолоно хлебавши.
Когда я вернулся в редакцию, меня немедленно вызвали в кабинет Грейдона. Неудивительно, пресс-агент мистера Лейна успела на меня пожаловаться.
— О чем ты думал? — спросил Грейдон, слишком пораженный моей некомпетентностью, чтобы разозлиться как следует. — Ты не имеешь права спрашивать голливудских знаменитостей, кто они — евреи или геи. Просто прими за аксиому, что они и те и другие, понял?
О чем я думал? Я дал Натану Лейну прекрасную возможность «раскрыть» себя в «Вэнити фэр», сделать нечто совершенно беспрецедентное. Потому что сама идея поднятия в журнале вопроса о сексуальной ориентации звезды была нелепой. «Вэнити фэр» и мир, в котором он существует, населены таким огромным количеством гомосексуалистов, что приходится удивляться, что кто-то из них до сих пор еще не попал в журнал. Для большинства геев это тема, о которой просто не принято говорить, по крайней мере в присутствии мужчин с гетеросексуальной ориентацией. Как и члены голливудской «Бархатной мафии»,[101] они предпочитают делать вид, что об этом никто не знает. Потому для журнала «Конде наст» будет безопаснее, если звезды-геи так и не раскроют всей правды о себе на его страницах.
Персонал компании не слишком изменился с тех пор, как в 1959 году ее купил отец нынешнего Ньюхауса Сэм Ньюхаус. Там по-прежнему полный комплект белых протестантов, евреев и пестрый контингент европейцев. Есть небольшое число американцев итальянского и азиатского происхождения и даже капелька афроамериканцев, хотя в целом они не обладают серьезным влиянием. Единственное, что заметно изменилось за последние 40 лет, — возросшее влияние гомосексуалистов.
Главные редакторы в «Конде наст», как правило, имеют гетеросексуальную ориентацию, но художественные отделы, отделы фотографии и даже отделы мод стали оплотом голубых. Когда речь заходит о вопросах, касающихся вкуса, начиная с того, какую одежду использовать на развороте раздела мод, и заканчивая тем, какой фотограф будет делать снимки для обложки, здесь тон задают гомосексуалисты. В Америке есть журналы, которые недвусмысленно удовлетворяют прихоти сообщества геев, такие как «Аттитьюд», «Аут» и «Поз», но посредством глянцевых журналов, особенно изданий «Конде наст», гомосексуалисты получают возможность оказывать культурное влияние и вне своего круга. В значительной степени именно они определяют, что считается хорошим вкусом в современной Америке.
Один из самых надежно охраняемых секретов «Конде наст» — сколько геев являются читателями «Джи-кью». Дело в том, что раскройся он, и это может оттолкнуть гетеросексуальных читателей. Однако даже так называемые женские журналы имеют своих поклонников среди гомосексуалистов. Опрос читательской аудитории «Гламур», проведенный «Конде наст» в 1992 году, показал, что 18 % читателей-мужчин были геями или бисексуалами. Согласно данным маркетинговой компании, проводившей исследование, одна пятая из этой группы трансвеститы, которые хотят получить совет в области моды и ухода за своей внешностью.
За время работы в «Вэнити фэр» я частенько оказывался в неловком положении из-за того, что моим собеседником оказался гомосексуалист, а я об этом не знал. Например, однажды мой коллега спросил, как я считаю, на какую аудиторию рассчитан журнал «Дитэйлз». (Этот журнал мужской моды принадлежит Ньюхаусу.) «Он для парней, которым нравится смотреть на фотографии обнаженных мужчин, но они еще не поняли почему», — едко заметил я.[102] В ответ тот посмотрел на меня с нескрываемой ненавистью. Очевидно, что у меня отсутствовал «гей-радар», благодаря которому большинство жителей Нью-Йорка способны с первого взгляда определить, принадлежит человек к сексуальному меньшинству или нет.
Из-за этого я попадал в неловкие ситуации и вне офиса. В начале 1996 года я решил устроить свой первый званый ужин в Нью-Йорке, на который пригласил пятерых мужчин и пятерых женщин. Сидящий напротив меня мужчина, чернокожий автор «Виллидж Войс», курил пастельного цвета сигарету. К концу вечера я, не задумываясь, взял одну из них и сказал: «Они явно предназначены для голубых». За столом мгновенно повисло молчание, и все гости уставились на него, ожидая реакции. Я тогда не знал, что он заметный член нью-йоркского сообщества геев, известный своей беспощадностью к такого рода легкомысленным гомофобным замечаниям. К счастью, на этот раз он решил спустить все на тормозах. Только и промурлыкал: «Улыбайся, когда ты это говоришь».
На следующий день одна из женщин позвонила, чтобы устроить мне выволочку за вчерашний faux pas,[103] на что я пытался оправдаться тем, что понятия не имел о гомосексуальной ориентации этого господина.
— Тоби, — она словно пыталась втолковать ребенку прописную истину, — все мужчины на твоем ужине были голубыми.
Я опешил. Неужели это правда? Она подумала, что я специально пригласил мужчин, не интересующихся женщинами, чтобы самому без помех ухаживать за гостьями…
В другой раз приятель пригласил меня на вечеринку, посвященную его «выходу из подполья». Помимо друзей, присутствовала вся его семья, в том числе и прабабушка-еврейка. После речи, в которой он объявил, что является «абсолютно голубым», ему вручили три подарка: торт со словами «Добро пожаловать наружу» на ярко-розовой глазури, полную коллекцию Барбры Стрейзанд и копию руководства «Правила: проверенные временем секреты того, как завладеть сердцем мистера Совершенство».
Со временем я понял, что подавляющее число мужчин-журналистов, с которыми мне приходилось сталкиваться, были геями — точнее, евреями и геями. Говоря это, я не хочу дать пищу для параноидальных фантазий американских консервативных критиков. Не утверждаю, что в СМИ Нью-Йорка заправляет клика еврейских гомосексуалистов — в целом они все еще составляют меньшинство. Но журналисты, к которым меня тянуло, как правило, оказывались из этой категории, потому что они были намного умнее и забавнее по сравнению с остальными. Лишь со временем я сообразил, что большинство моих приятелей геи, причем многих из них я оттолкнул тем, что, принимая их за гетеросексуалов, постоянно приглашал разделить мои похотливые мысли о разных женщинах: «Ты только взгляни на эту грудь! Она же просто ходячий секс, как ты считаешь?»
