— Запрещаю, — майор сурово взглянул на Славика. — Если бы Лейлани можно было помочь, я бы сам давно врача вызвал. А вам всем надо есть хорошо. От вас и добытчиков жизнь приюта зависит.
— Лейлани можно спасти, — пытался спорить Ким. — Ей можно сделать операцию
— И тогда она протянет еще год или полтора.
— Позволь хотя бы мне чаще выходить на свалку. Я сам накоплю на операцию! — в отчаянии Ким даже не заметил, что обратился к майору на ты.
Лейтенантам разрешалось не все сдавать на пользу приюта, но некоторые вещи оставлять себе — потом они обменивали собранное на ярмарке.
— Не позволю. Думаешь, я составил график по собственной прихоти? Ты нужен мне живой и здоровый. Кроме того, создаешь прецедент. Другие лейтенанты тоже хотят заработать. У Эрика скоро выпуск, у него каждая банка еды на счету, а он вообще на свалку не выходит. Лейлани мы помочь не можем. Эта тема закрыта раз и навсегда. Что еще?
— У меня новенький, — мадам Байи смотрела на майора, вскинув подбородок. — Распорядитесь, чтобы нам приносили на одну порцию больше.
— На завтрак получите еще одну порцию, а по поводу обеда я поговорю с вами лично. Сразу после первого урока.
— Господин майор, — с вызовом повысила она голос, — если вы…
— Я сказал лично! — рявкнул Левицкий, так что старики вздрогнули. — После первого урока, — добавил он с нажимом.
Марк знал, о чем она собирается говорить. Знал, что она завела этот разговор здесь, чтобы получить поддержку от остальных воспитателей, но он не дал ей шанса. Никто бы не смог переубедить его в принятом решении, но превращать пятиминутку в склоку он не собирался.
— Если вопросов нет — все свободны.
Ровно в восемь утра полноправные обитатели приюта построились в спортзале. Только здесь они могли собраться вместе. В этой комнате, площадью примерно двадцать на тридцать метров, с высокими, метров десять, потолками и огромными окнами, защищенными решетками, проводились тренировки воспитанников. Справа в небольшой нише стояли самодельные тренажеры. Вдоль стен сохранились шведские лестницы — все, что нужно. Чтобы выжить, детям необходимо быть физически сильными, выносливыми. В идеале, каждый из них должен стать мусорщиком или охотником в городе. Другую профессию Марк не мог им дать, да и не примет их город, будь они даже самыми талантливыми учеными. У города существовали вакансии только в двух профессиях — там, где чаще погибали люди. В восемнадцать лет любой, кто успешно сдал тест на физическую подготовку, мог получить койку в общежитии. Но до сих пор никто не спешил уйти из приюта. Самый старший — Эрик Жманц — сказал, что уйдет, только когда у него родится второй ребенок, чтобы сразу получить двухкомнатную квартиру. Остальные решили поступить так же.
Майор прошел к дальней стене, встал между двумя рядами воспитанников, оглядел свое "войско". Семь классов, почти тридцать человек в каждом. Напротив него, у дальней стены, самые младшие — первоклассники. Там в основном дети, недавно попавшие в приют, а так же те, кто перешел из нулевого класса, где мадам Анна Хелена воспитывала малышей до шести лет. Ее подопечные, так же как и умственно неполноценные дети мадам Байи на построении не присутствовали.
Справа, рядом с майором, его гордость — добытчики. Дети, которые каждый день выходят на свалку, чтобы найти что-то ценное. Практически, только они приют и кормят. Слева четвертый класс — те, кто вот-вот станут добытчиками. Чуть дальше два третьих и два вторых класса. За спинами детей стоят воспитатели и прибывшие ночью дети — их еще не распределили по классам. Одеты его воспитанники в старые потерявшие форму кофты, залатанные брюки или шорты. Получше выглядят добытчики. Они рискуют жизнью, а потом имеют право на какие-то привилегии. Во главе классов стоят его парни — старшие лейтенанты. Им, как и себе, Левицкий покупал форму городских полицейских. Воспитанники вытянулись в струнку при виде майора. Эрик, который еще не сдал дежурство, скомандовал:
— Приют, равняйсь, смирно!
— Доброе утро, воспитанники приюта, — недружелюбно поприветствовал майор.
— Доброе утро, господин майор, — в один голос откликнулось больше двухсот голосов.
— Сегодня нам предстоит еще один трудный день, но мы…
— Будем бороться и побеждать! — откликнулись дети.
— Хищники захотят сожрать нас, но мы…
— Будем бороться и побеждать!
Казалось, стекла в спортзале слегка дребезжат от этого восторженного крика.
— Когда учеба не будет даваться, мы…
— Будем бороться и побеждать!
— Когда сил не останется работать, мы…
— Будем бороться и побеждать!
Марк подождал, когда утихнет эхо ребячьих голосов, а потом скомандовал:
— Вольно. Разойтись!
Зал загудел, словно одновременно заработало с десяток мощных вентиляторов. Стройные ряды распались. Дети потянулись к столовой. На месте остались лишь новенькие, они пока не знали, что делать и куда идти. Марк направился к ним, попутно заметив, как старший лейтенант Зверев догнал Александру Карангело. Из десяти его парней только трое еще не создали семьи, но, кажется, Славик решил исправить это упущение. Он сделал у себя в мыслях пометочку — надо подготовиться еще к одной свадьбе.
Новенькие — девять человек смотрели на него со смесью восторга и ужаса. Он выдержал паузу, пристально оглядев всех.
— Настало время познакомиться поближе, — наконец заговорил он. — Я, майор Левицкий, руковожу приютом. Обращаясь ко мне, вы должны говорить "господин майор" или "господин Левицкий". Ясно?
Дети нестройно кивнули.
— Когда к вам обращается старший по званию, я или лейтенанты, на односложный вопрос вы должны отвечать "так точно" или "никак нет". Ясно?
Еще один кивок.
— А теперь еще раз и по уставу. Ясно?
— Так точно, — вразнобой ответили новички.
— Так точно, господин майор, — поправил их Левицкий. — Еще раз.
— Так точно, господин майор, — на этот у них получилось значительно лучше.
— С этого дня вы становитесь рядовыми приюта. Называя себя, следует приставлять перед именем слово "рядовой". Ясно?
— Так точно, господин майор, — немедленно откликнулись дети. Марк заметил, что не все слушали его внимательно, и потому некоторые промолчали, но он пока не заострил на этом внимание.
— А теперь слева направо, имя, город из которого прибыли, возраст. Начали.
Крайней сидела самая маленькая девочка. Марк знал, что она прибыла из Парижа с братом и ей недавно исполнилось восемь. Глядя в пол, она пролепетала:
— Мадлен Майлс.
— А теперь еще раз и по уставу. И так, чтобы тебя слышали, — девчушка затравлено посмотрела на стоящего перед ней гиганта. Она не поняла, что от нее требовали. Как обычно в таких случаях, Марк обратился за помощью к другим. — Кто хочет показать, как это делается?
Руку тут же вскинула темноволосая девочка с большими карими глазами. Майор сразу обратил внимание на ее живой взгляд. "Странно… Чем же она не устроила Токио? Выглядит очень сообразительной". Он благосклонно кивнул ей:
— Рядовая Апель Катрин, — звонко прокричала она. — Токио, одиннадцать лет.
— Молодец, рядовой Апель, — похвалил он, от чего девочка зарделась. — Только звание "рядовой" не изменяется по родам. Отныне ты — рядовой Катрин Апель, — снова повернулся к Мадлен. — Попробуй ты.
— Рядовой Майлс Мадлен, — прошелестела она.
— Не слышу, — сдвинул брови майор.
Девочка набрала в грудь воздуха и произнесла с каким-то надрывом:
— Рядовой Майлс Мадлен, Париж, восемь лет, — на окончание фразы воздуха у нее не хватило, оно опять раздалось еле слышно. Но Марк не стал приставать к ребенку, посмотрел на следующего.
— Рядовой Саргсян Арташес, Нью-Йорк, тринадцать лет, — произнес без излишнего рвения, словно через силу. На Левицкого смотрит искоса. Этот мальчишка еще не привык к новому статусу: был любимый сын у родителей-охотников, а стал один из многих других в приюте. Марк с интересом рассматривал белокурого подростка, в котором от армянской крови осталось только имя.
