Йорген не выдержал, решил тут же проверить выводы. Может, на месте он определит, какие именно лифты имела в виду Лиза и что обозначает вторая буква.

Время приближалось к ужину. Ева, услышав его шаги, выглянула из кухни. В глазах застыл вопрос, но, помня о его просьбе не задавать лишних вопросов, ничего не сказала.

Он спустился на этаж больницы. Лифты Д находились напротив лифтов для охотников. Мельком оглядев пространство вокруг, он не нашел ничего, что напарница могла обозначить буквой А. Свернул в центральное крыло к лифтам А. Постоял немного тут. Ничего на букву Д в поле зрения не появилось. Возле лифтов вообще негде было сделать тайник. Значит, опять ошибка. Он уже собрался идти обратно, когда его окликнули:

— Майор Бёрьессон! Что вы здесь делаете?

Сегодня майор выходил на свалку вместе со старшим лейтенантом Такаси. Он снова забрал Бенджамина из класса. Мадам Байи снова плакала и беззвучно шептала то ли молитвы, то ли проклятия. Левицкого это не волновало. Он уже давно принял правила игры: он выполняет свой долг, а воспитатели — свой. Он должен орать, топать ногами и выбрасывать провинившихся хищникам. Они должны любить детей и всячески защищать их от бешеного майора. Игра никому не нравится, но куда денешься? Пока он и Бенни шли в фильтр-коридор, вспомнилось, что так же, как мадам Байи, с ним боролась миссис Хиггинс. Слишком уж по-разному они относились к детям. Миссис Хиггинс сама вежливость. Марк предпочитал вразумлять матом, подзатыльниками и зуботычинами. И вот чопорная старушка с пламенем в глазах читала ему отповеди: "Простите за грубость, майор, но вы, извините за выражение, не в общаге, — когда она волновалась, то становилась еще вежливее. — Будьте так любезны, оставьте военные замашки". А когда он совсем доводил ее, точно как мадам Байи вопила: "Монстр! Чудовище!"

Левицкий не удостаивал ее ответом, продолжал делать то, что считал нужным. Она появилась в приюте позже, а потому представления не имела, с каким контингентом придется работать. Потому и случился однажды инцидент.

Миссис Хиггинс ласково сообщила "деткам", что не надо бояться Левицкого, потому что она не расскажет майору ни о чем, что происходит на уроке, и не пригласит майора сюда. Тогда воспитанники стали издеваться над ней. Мало того, что они могли на уроке бегать и орать, не обращая внимания на воспитательницу, бубнящую географию: расположение лифтов в городах, разметку этажей, тоннели на ярмарку… Они еще обзывали старушку, толкали, рвали учебники и заталкивали обрывки ей за шиворот. Надо отдать миссис Хиггинс должное — она терпела, искренно веря, что любовь изменит их. И однажды самые ретивые решили ее убить. Хорошо, что Эрик позвал майора.

Марк едва не опоздал — удавка почти сделала свое дело. Он точными движениями вырубил зачинщиков и рявкнул, обильно сдабривая речь матом:

— Того… кто хотя бы взглядом… оскорбит воспитательницу… скормлю хищникам… А первыми пойдут эти… — она показал на зачинщиков и, схватив за шкирку, выволок их из приюта.

С тех пор воспитанники смотрели на миссис Хиггинс с благоговением, хотя она продолжала быть предельно вежливой и ласковой с детьми. Все знали: майор слов на ветер не бросает.

Дети, одевавшиеся на свалку, старались не смотреть на Бенджамина. Им не нравилось то, что происходит. Но майор знал, что должен приготовить их к встрече с этим миром. В городах будет так же, как в приюте, никаких неожиданностей. Если они хотят выжить там, им надо привыкать бороться здесь. Бороться, выкладываясь до последней капли. Они должны знать, что если оступятся хоть раз, пощады не будет. Ни им, ни их детям.

Он привычно проверил небо и кивнул: "С Богом!" Никто не слышал этих слов. Марк готовил детей к худшему, но в глубине души надеялся, что обойдется. И сегодня, и завтра, и послезавтра. Что пока он выходит на свалку с ними, сможет защитить. Бог, отнявший у него все, не посмеет обидеть еще и детей. Почему-то так и получалось: добытчики гибли, когда майор оставался в приюте. Он даже хотел с каждой партией выходить на свалку, но потом сдержал себя. Они должны привыкнуть и к неудачам, и к травмам, и к похоронам. Должны привыкнуть перешагивать через боль и жить дальше. Всю жизнь он их нянчить не будет.

В кармане лежал пистолет: если нападут хищники, он использует оружие и посмотрит на результат. За три часа до выхода Марк в мастерской пристрелял оружие на импровизированных мишенях. Точно попасть он не мог: мешала непривычная тяжесть оружия, сильная отдача, подкидывающая руку вверх. Это тебе не легкие парализаторы или Укусы. Нашли бы больше патронов, майор, в конце концов, приспособился бы. Но пока он понял одно: чтобы серьезно ранить хищника, стрелять надо будет в упор. Легких ран твари не замечали.

Сегодня они собирались забрать со свалки остатки машины. Такаси вместе с младшим лейтенантом Бабеш, подругой Александры Карангело, споро откручивали последние детали. Майор жалел девушку: по характеру она была ангелом, по внешности — чудовищем. Бывает же такое: вроде бы нос не кривой, губа не заячья, глаза не косят, шрамы кожу не уродуют, а все вместе слилось в какой-то неприятный коктейль. Да еще подружилась с Александрой — одной из самых эффектных девушек в приюте. Он с трудом представлял, что кто-то может влюбиться в Алину, хотя по характеру она оказалась бы идеальной женой: спокойной, верной, кроткой…

Вот так все и делят в этом мире. Одним пентхаузы, другим приют. Одним и красоту, и ум, другим ничего кроме долготерпения. Кто этим распоряжается?

Неожиданно он заметил, что небо будто прогнулось. Еще до того, как появились темные точки хищников, он подал знак: "Отступаем!"

Слаженной командой добытчики отступали к приюту. Рядовых прикрывали Бабеш и Такаси. Они бежали медленней не только потому, что в руках тяжелый металл, но и потому, что звание обязывает. Раз дослужились, до лейтенантов — должны прикрывать. Именно поэтому, майор и Бенни прикрывали и лейтенантов. Если хищники появятся раньше, чем воспитанники добегут до приюта, Марк толкнет Бенджамина к хищникам. Вдруг Штефани Мюллер споткнулась, упала на мусор и не смогла подняться, схватившись за ногу. Такаси откинул детали машины, поднял ее на руки, пошел медленней. Но до дверей приюта оставалось метра три. Марк еще раз оглянулся — успели. Бенджамин стоял рядом с ним. Когда дверь фильтр-комнаты захлопнулась, они, сорвав респираторы, перевели дух. Такаси опустил Штефани на пол, провел руками по бицепсам. Бенни подошел к нему и замычал что-то, а потом тихонько засмеялся. Что ж мальчишке опять повезло.

Марк заметил, что брюки Штефани намокли от крови. Он взял девочку на руки. В коридоре их ждала Аревик Ашотовна — седая старушка с дрожащими от старости руками. Она доживала последние дни, и Левицкий представления не имел, что они будут делать, когда медсестра умрет. Сейчас они экономили кучу еды благодаря тому, что Аревик Ашотовна справлялась почти со всеми болячками. Обычно, если престарелая сестра не знала, как лечить, значит, воспитанник был безнадежен. Так обстояло дело и с Лейлани. Марк отнес Штефани в комнатку медсестры, помог ей разрезать штанину. Ногу девочки буквально распороло — неудачно наткнулась на что-то при падении. Она мужественно кусала губу, но по лицу текли слезы. Марк вышел. Помощь здесь не требовалась. Жаль, что сегодня так мало собрали, но может, следующей партии повезет.

Лифтер не перетруждался. Работал, сколько мог, потом растирал руки, ноги, шею, или дремал, прислонившись к стенке. Чаще он проваливался в тяжелый сон без сновидений, от которого потом болела голова. Но лучше так, чем сны, от которых болела душа. И все же она не оставляла его — боль прошлого.

Он приходит со школы, нажимает кнопку звонка. Звонок переливается, дребезжит в коридоре, но никто не открывает. И тут дверь медленно уходит внутрь сама по себе. Витька замирает недоуменно. Что-то здесь не так. Дверь не должна открываться сама по себе. Ее должны открыть папа или мама. Или хотя бы Ирка. Но никого нет, а дверь открыта. Ему очень страшно, но Витька преодолевает себя, и осторожно перешагивает порог.