Над крышей фабрики все еще реяла надпись «Икосанд». На воротах висела табличка: «Остановись на красный сигнал». Наверное, в последний раз какой-либо сигнал загорелся здесь много лет назад. Теперь там стояла высокая женщина в форме и махала им рукой.

У трубы были припаркованы две патрульные машины и одна гражданская. Женщина подошла к ним, как только они остановились. Она, очевидно, знала, кто они, представилась по фамилии, сообщила звание и подразделение.

— Мы оцепили всю территорию, — объявила она. — Пользуемся входом внизу. — Она показала на самое большое здание — четыре этажа из кирпича. — Маловероятно, что он использовался преступником.

Каждый со своим чемоданчиком, они устремились к дальнему концу здания, к ржавой двери, не закрывавшейся до конца. Внутри было темно. Флатланд достал длинный фонарь. Они нашли лестницу, поднялись на третий этаж, как сказала констебль, и свернули в коридор. Несколько окон было разбито, пол вдоль одной стены усыпан осколками.

Криминалисты вышли на галерею большого цеха, освещенного двумя яркими лампами. В пятне света лежало голое тело, прислоненное к бетонной колонне. Две фигуры в белом перемещались внизу и наклонялись с фотоаппаратом к полу.

Флатланд достал комбинезоны, шапочки и бахилы. Дженнифер все еще была в антилопьих полусапожках на шпильках, и бахилы держались не очень плотно. Она достала пару ненужных заколок из кармана халата и закрепила бахилы.

Они спустились по ржавой железной лестнице, Флантланд пошел вперед, чтобы проверить, насколько она безопасна для Дженнифер.

— Мы провели дорогу там. — Техник с фотоаппаратом показал направление.

Дженнифер стояла в паре метров от обнаженного тела. Голова держалась ремнем под шеей, который крепился к крюку в бетонной колонне. На бледном лице от корней волос по щеке тянулась полоска крови, но в остальном лицо выглядело неповрежденным. Глаза были приоткрыты.

— Когда ее нашли?

— Ленсманн сообщил, что они вошли в здание около половины второго, то есть почти два часа назад.

Пар поднимался ото рта криминалиста, когда он говорил: температура в зале была не выше, чем на улице.

— А другой врач здесь был? — спросила Дженнифер.

— Нашедшие ее сочли это бессмысленным. Они не сомневались в убийстве.

Дженнифер нахмурилась. Тело явно сильно переохладилось, и надо все тщательно проверить, прежде чем констатировать смерть. Она подошла совсем близко. Взглянула на застывшую лужу крови, в которой частично лежала женщина. В ней были вкрапления более светлой субстанции. Дженнифер наклонилась и посветила ей на затылок. Под волосами с запекшейся кровью зияла дыра в черепе в форме полумесяца. Сероватая масса вытекла из нее к шее.

— Согласна, — прокомментировала она, сжав зубы. — Никаких сомнений.

И все равно она вынула стетоскоп из чемоданчика. Послушала сердце и легкие, осторожно, чтобы не задеть две волосинки, лежавшие между двумя лужицами крови у пупка и явно не принадлежавшие женщине. Убедившись, что никакого намека на пульс или дыхание нет, Дженнифер достала фонарик, надела его на лоб и внимательно посмотрела на зрачки. Долго сидела на корточках и рассматривала глаза. Они были полны ран, а оболочки покрыты кровью, будто от уколов острым предметом. Один глаз был почти полностью порван.

После осмотра она отошла в угол зала, чтобы записать выводы на диктофон. Флатланд не спеша подошел к ней. Ждал, пока она закончит.

— Да? — спросил он и предложил ей лакричную пастилку.

— Женщина мертва, — констатировала Дженнифер.

Флатланд сухо хмыкнул:

— Обычно ты бываешь пощедрее.

— Вот именно, — усмехнулась она в ответ. — И поскольку сегодня сочельник, ты получишь все, что у меня есть, и даже немножко больше.

Из-под его губы показался краешек пакетика с жевательным табаком. Она поняла, что ее слова могут быть поняты двояко, и понадеялась, что он не будет продолжать шутить в том же духе в этом месте. При других обстоятельствах она ничего не имела бы против. Но Флатланд не был натурой увлекающейся.

— Мраморность небольшая, — поспешила она сказать, — и подтеки на коже. Это, как ты знаешь, ранние признаки разложения, но при низких температурах они проявляются позже.

— То есть она здесь уже довольно долго?

— Здесь или в другом холодном месте уже несколько дней. Может, даже неделю. Температура в прямой кишке и в мозгу — два градуса, а трупные пятна на животе и в промежности светлее обычного.

— Причина смерти?

— Тебе нужен очень приблизительный ответ? Следы на шее указывают, что кожаный ремень был затянут туго.

— Задушена?

— Да, но необязательно до смерти. Она могла быть еще живой, когда пробили череп.

Флатланд кончиком языка убрал пакетик с табаком:

— На полу у стены есть область, испачканная кровью.

Дженнифер посмотрела в темный угол, куда он показывал:

— Другими словами, ее протащили оттуда и привязали к колонне за горло. Кстати, глаза полны отметин от уколов острым предметом. Кажется, ты говорил, они на видео выглядели поврежденными?

Флатланд коротко кивнул.

— До того как ее задушили и проломили ей череп, — заключила Дженнифер, — она, возможно, долго сидела, мерзла и смотрела перед собой невидящими глазами.

Четверг, 25 декабря

Небо над Осло было в оранжевых и желто-серых полосах, но над склонами на севере еще царила чернота. Запираясь в своем кабинете в Институте судебной медицины, Дженнифер Плотерюд посмотрела на часы. Четверть девятого. Еще до обнаружения убитой в СМИ было много шума, а теперь будет в сто раз больше. Она не могла затягивать, надо доложить результаты еще до того, как ее о них спросят. Впрочем, была еще одна причина, по которой она пришла на работу с первыми рождественскими петухами.

Она разделась в гардеробе, достала чистую смену одежды, брюки, рубашку, халат, шапочку и маску на лицо. Через три минуты она открыла дверь в прозекторскую. Войти в эту дверь означало оставить привычные чувства и мысли о мире, стать другой.

Но в это утро она остановилась в темноте перед дверью. Образы из цеха на фабрике преследовали ее всю рождественскую ночь, проникали в легкую дремоту, в которую она впадала. Праздничный обед задержался почти на два часа, но никто не ворчал, когда она села за стол, ничем не выдавая своих занятий, и ей казалось, по ней никто ничего не заметил. Двадцать пять лет, больше половины жизни, она занималась медициной. Последние пятнадцать из них в основном трупами, это давно стало рутиной. Но приехать на место преступления, остановиться на галерее фабричного цеха и обнаружить голую молодую женщину в свете ярких ламп… За столом она притворилась, что ест с аппетитом, и потом все продолжалось как обычно. Мальчики делали вид, будто уже не радуются подаркам, прятали предвкушения за зевотой и щелканьем по клавишам мобильников, будто все остальное куда важнее. Ивар, со своей стороны, гордился, как мальчишка, когда подавал свиные ребрышки и колбаски, и пришел в еще большее возбуждение, когда с рюмкой коньяка принялся доставать подарки из-под елки, читал от кого и кому, сопровождая это обычными догадками, что могло бы прятаться под красивой упаковочной бумагой: «Может, складной велосипед» или: «Уверен, это пожарная машина», — и продемонстрировал бесконечное удивление, когда распаковал свитер, который примерял в «Хеннесе и Мауритце» за несколько дней до праздника. Дженнифер позволила ему проявить эту детскую радость.

Почти неслышным вздохом прервала она поток мыслей, зажгла свет в прозекторской и взялась за дело.

После короткого ланча она села в офисе за компьютер, чтобы записать предварительный отчет о вскрытии. Перечитывая его, она искала что-то в мыслях. Что-то не записанное строго дескриптивными терминами. Она не могла отделаться от мысли, что что-то упустила. Двадцатидевятилетняя женщина, просуммировала она. Волосы светлые, правильные черты лица. Дженнифер мало что знала об убитой, только то, что прочла в газетах. По образованию психолог, почти закончила диссертацию, несмотря на юный возраст. Дженнифер пыталась вытащить что-то, не связанное с внешностью или ее предысторией. «Задушена, — повторила она про себя, — получила смертельный удар, глаза…»