— Мы до сих пор не можем сказать этого с точностью, — ответила Дженнифер. — Скорее всего, от травм головы. Но кажется, у нее было сильное переохлаждение, когда наступила смерть. Это, возможно, облегчило страдания.
Слабые основания для подобного утверждения, но надо было так сказать.
— Еще видела свет, — повторила Лисс Бьерке самой себе. Она все не отпускала руку сестры. — Ты мерзла, Майлин.
4
Суббота, 27 декабря
Роар Хорват осторожно поднялся по ступенькам обледенелого крыльца, позвонил. Они не предупреждали заранее. Поэтому риск бессмысленной поездки был велик, но инспектор Викен был уверен, что стоит воспользоваться шансом. В особых случаях он предпочитал появляться неожиданно для допрашиваемого, это могло сообщить информацию, которую сам допрашиваемый, возможно, не раскрыл бы.
Изнутри послышались шаги, дверь приоткрылась, не резко и не медленно. Открывший дверь был среднего роста, волосы темные, средней длины, ухоженная щетина. Лицо бледное, с правильными чертами. «Тип красивого молодого человека», — подумал Роар Хорват. Он представился и протянул удостоверение. Молодой человек взглянул на него, как показалось, больше с облегчением, чем со скепсисом.
— Я — Вильям Вогт-Нильсен. Это вы знаете наверняка.
— Мы догадались, — ответил Роар Хорват и представил инспектора Викена.
Следователи прошли по коридору и вниз по лестнице в гостиную с большими окнами в сад. Снаружи стоял аргентинский гриль и сарай с инструментами. Кусты были до половины занесены снегом. Гостиная небольшая, но с очень высокими потолками, в полтора этажа как минимум, в углу камин. На стене за диваном висела огромная картина, показавшаяся Роару Хорвату безжизненной, но он не считал себя знатоком современного искусства.
— Отличное место, — заметил он.
— Владельцы — архитекторы, — сообщил Вильям Вогт-Нильсен. — Мы снимаем уже год.
Роар Хорват сел на диван.
— Вы уже давали показания полиции, — начал он. — Но тогда дело касалось исчезновения. Теперь мы расследуем убийство.
Вильям Вогт-Нильсен на это ничего не сказал. Он устроился в кресле рядом с лестницей и уставился в окно. Это дало Роару Хорвату возможность внимательно его рассмотреть. Он допрашивал нескольких человек, которые потом были осуждены за убийство. Он встречался с плохими лжецами и хорошими актерами. Многие были в состоянии произвести хорошее первое впечатление, но рано или поздно что-нибудь всплывало, если они играли роль. Он покосился на Викена, который сел в кресло у края стола. Инспектор заранее решил, что вести разговор будет Роар Хорват, а он сам будет наблюдать. С самого начала Викен изъявлял желание работать с Роаром. Казалось, будто он по каким-то причинам решил провести молодого коллегу через первый период. И за прошедший год Роар многому научился в расследовании серьезных дел, связанных с насилием, которые ему вряд ли бы удалось вести, оставайся он на прежней работе в Полицейском отделении в Румерике.
— Как вы понимаете, мы должны заново пройти события перед преступлением, — утверждал он. — Не только с вами, но со всеми, кого это касается.
Последнее он подчеркнул, чтобы Вильям Вогт-Нильсен немного расслабился: тот, кто чувствует себя под подозрением, очень внимателен ко всем своим словам; тот, кого, как ему кажется, щадят, скорее допускает ошибки.
— Разумеется, — ответил Вильям Вогт-Нильсен. — Мы можем повторить это столько, сколько вам нужно.
Его тон не был напряженным, и его слова соответствовали интонации. Сомнение? Горе? Шок? Снова Роар Хорват скользнул взглядом по бледному лицу. Если молодой человек и разыгрывает что-то, он не переигрывает.
— Можете начать с последней вашей встречи с Майлин Бьерке.
Вильям Вогт-Нильсен, кажется, что-то вспомнил.
— Кофе? — спросил он.
Роар Хорват отказался, Викен продолжал молчать, и молодой человек снова опустился в кресло.
— Я видел ее за день до исчезновения, то есть в среду десятого. Времени было почти пять… Без четверти пять, — поправился он. — Она стояла на крыльце, с рюкзаком за спиной. Мы обнялись. Потом я закрыл дверь. Это была последняя… — Голос его чуть дрогнул, через несколько секунд он продолжил: — Она собиралась на дачу. Часто ездила туда работать. Это отличное место. Тихо и спокойно. Ничто не отвлекает, даже мобильной сети нет.
— О чем вы говорили непосредственно перед ее отъездом? — спросил Роар Хорват.
Вильям Вогт-Нильсен задумался, — очевидно, в дежурной части об этом не спрашивали.
— О том, что должно было случиться на следующий день. О передаче, в которой она собиралась принять участие, «Табу», вы, наверное, знаете.
Полицейский коротко кивнул, не желая прерывать.
— Мы много это обсуждали в последние дни. Майлин далеко не поклонница Бергера. Я спросил, не боится ли она стать для него серьезным алиби, сыграть ему на руку. Но у нее было особое намерение.
Роар припомнил соответствующее высказывание в протоколе допроса из дежурной части.
— Вы можете уточнить, какое намерение?
— Ей что-то рассказали про Бергера. Думаю, кто-то из бывших пациентов позвонил. Майлин была очень взволнована, такое ощущение, что Бергер проявил агрессию по отношению к кому-то малолетнему когда-то давно.
— Вы можете сообщить нам имя?
Вильям Вогт-Нильсен покачал головой:
— Она скрупулезно соблюдала правило конфиденциальности, и на меня это, разумеется, тоже распространялось.
— И тем не менее вы считаете, что она собиралась это сообщить в прямом эфире?
— Майлин не сказала прямо, что именно собирается делать. Но она должна была сорвать с него жалкую маску клоуна. Повергнуть Бергера в шок.
— «Маску клоуна» — это ее слова?
— Жалкую маску клоуна. Она встречалась с Бергером пару раз до этого, еще до того, как всплыли сведения о его прошлом. Тут она сказала, что хочет встретиться с ним перед эфиром и дать ему шанс отменить передачу.
Роар Хорват ничего не записывал. Он полагался на свою память, которую считал очень цепкой.
— И это последнее, о чем вы говорили?
Вильям тер пальцем лоб, будто старался что-то вспомнить.
— Она сказала, что собирается заскочить на почту. Положить деньги на счет.
— Деньги?
— Многие пациенты платят за каждый визит. Она собирала деньги и раз в неделю клала на счет.
— Ближайшая почта у вас на площади Карла Бернера? — Роар взглянул на часы. Они должны успеть до закрытия. — Что вы делали после ее отъезда в среду?
— Сидел дома, занимался весь вечер. Поехал на тренировку в половине девятого. Я играю в хоккей с мячом с друзьями. Был дома около одиннадцати. Едва успел к вечерним новостям.
— А на следующий день?
— С утра лекция. Потом сидел в читалке. Около трех часов заглянул сюда, потом поехал на работу.
— На работу?
— «Юр-авто», — объяснил он. — Стараюсь бывать там, сколько могу.
Роар отметил это. Молодой человек, хорошо говорит, участвует в социальных акциях.
— А Майлин была здесь, когда вы заглядывали в четверг?
— Не думаю. Тогда она оставила бы рюкзак или ноутбук. Но я получил от нее пару сообщений. — Он показал мобильный.
Только теперь Роар достал блокнот, записал точное время.
— Мы собирались встретиться у ее родителей. Я должен был смотреть с ними «Табу», а потом Майлин хотела приехать.
— Другими словами, вы были на работе весь вечер четверга одиннадцатого декабря?
— С половины четвертого до половины девятого. Потом меня забрал Таге, ее отчим. Он работает в университете.
— А вы были все время в «Юр-авто» с другими студентами?
— Забегал в кафе «Дели де Люка» на улице Карла Юхана купить еды, может, на четверть часа, спросите у остальных. А вообще, я был там, пока не приехал Таге. Мы отправились в Лёренскуг, по дороге заехали в магазин. — Он немного съежился в кресле. — Я тут же позвонил, когда она не появилась после передачи. Ее мобильник был отключен. — Казалось, он боялся говорить дальше.