— Что случилось потом?

Вильям Вогт-Нильсен провел обеими руками по волосам:

— Мы поехали в город, Таге и я. Проверили, была ли она дома. Потом поехали на телестудию. Попытались поговорить с этим Бергером, но он уже, видимо, оттуда уехал. Я звонил повсюду, кому только мог. Никто ничего не знал. Даже сестре Майлин я позвонил в Амстердам… Таге уговаривал меня остаться у них. Рагнхильд была в панике, и он занимался ею, а я продолжал звонить. Рано утром мы с Таге поехали на дачу к Моррванну. Искали повсюду там. Мы знали, что она оттуда уехала, но что-то надо было делать. Потом зашли в дежурную часть, наверное около двенадцати, потом снова отправились в Лёренскут. Только тогда до меня стало доходить…

Роар Хорват удержался от утешительных комментариев, сидел рассматривал его и ждал. Тут впервые вмешался Викен:

— Откуда вы знали, что она уехала с дачи?

Вильям повернулся к нему, секунду казался удивленным, может, забыл, что инспектор был здесь.

— Вы сказали, что знали, что ее там больше не было, — повторил Викен. — Как вы могли это знать?

Вильям мигнул несколько раз:

— Машина… ее не было на парковке. Потом Таге нашел ее в городе, в квартале от здания, где она арендует офис.

Роар Хорват завел двигатель, пока Викен садился.

— Ничего неожиданного на первый взгляд, — прокомментировал он.

Викен ничего не сказал.

— В любом случае его слова легко проверить, — признался Роар. — Надо поговорить с людьми в «Юр-авто». И теми, кто был на кассе в «Дели де Люка».

— Когда она исчезла? — тут же спросил Викен.

Роар вытащил чек из узкого кармана:

— Чек за парковку показывает, что машина была припаркована на улице Вельхавена в семнадцать ноль пять в тот четверг.

— Это машина, но когда исчезла ее владелица?

Кажется, узкую улицу не расчищали последнюю неделю.

— Вполне вероятно, что она поехала в офис, вернувшись с дачи, — сказал Роар, маневрируя вдоль вереницы неправильно припаркованных такси. — Надо послушать тамошних коллег. — Повернув на более широкую улицу, он добавил: — По меньшей мере, кажется, сожитель может отчитаться, когда и где он был.

Викен сказал:

— Не бывает алиби, которое нельзя опровергнуть. Ни одного. Даже если кто-то может доказать, что был на аудиенции у короля, в таком деле надо все проверять.

Воскресенье, 28 декабря

В тот момент, когда на стол ставили блюдо из лосятины, мобильник Дженнифер звякнул, предупреждая о входящем сообщении, и еще два раза из сумки, повешенной на спинку стула, раздалась веселая мелодия.

Ивар подтолкнул ее.

— Ты сказала, что сегодня не дежуришь, — проворчал он, но за двадцать лет совместной жизни он привык, что она никогда не бывает совершенно свободна.

Дженнифер извинилась перед невесткой, хозяйкой дома, и вышла в соседнюю комнату. Там горел камин, посреди комнаты стояла елка, а снаружи снег, сопротивлявшийся теплой погоде, лежал в саду и на далеких полях мокрым ковром. У сестры Ивара дома пахло очень вкусно. Всегда чисто, всегда порядок. «На месте, — как она сама обычно говорила. — Надо, чтобы все было на своем месте».

Дженнифер надеялась, что Роар Хорват не будет больше присылать сообщений, но, увидев, что сообщение таки от него, вынуждена была признаться, что надеялась на противоположное. Она послушала, о чем говорят в столовой, что она всегда должна быть готова и какая важная у нее работа. Скоро доберутся до дела, в расследовании которого она участвует, женщина, найденная мертвой на заброшенной фабрике в Хюруме. «Хочешь чашечку кофе?» — высветилось на экране.

Одно дело — остаться после рождественского корпоратива. Здесь статистика была на ее стороне. Такое могло случиться со многими. Наткнуться друг на друга в очереди к столу с закусками, как два бильярдных шара, которые случайно сталкиваются на зеленом сукне, потом потанцевать, потом поспешно поцеловаться в машине перед прощанием и на этом поцелуе споткнуться, провалиться в себя и закончить в постели, по счастью очень прочной. После такого события вполне можно общаться, будто ничего не случилось. Но встретиться еще раз где-то помимо работы было уже за гранью. Новая встреча — не случайность, о ней договариваются, и тут в силу вступают другие правила. Они приведут с собой приспособление и превышение дозволенного. Дозирование нужного количества вовлеченности, разные причины, чтобы не быть дома, выработку чувства вины, — и это только для начала. Но в первую очередь будет потревожена привычная жизнь, и земля под ногами перестанет быть твердой. Ей понадобилось полгода, чтобы привести себя в чувство после отъезда Шона. Роар Хорват не из тех, в кого она может влюбиться, и с этой точки зрения — гораздо более безопасный вариант приключения. Кроме того, он почти на десять лет моложе, развелся меньше года назад, и у него есть дочь, которую он забирает на выходные каждые две недели.

Ей захотелось кофе. Ей захотелось встретиться с ним. В ту ночь, когда она отвозила его домой после рождественского вечера, он взял ее на руки перед входом и отнес в спальню, продолжая разговор, очевидно, это неожиданное действие было самым обычным. Он все время шутил, пока раздевал ее, пока скидывал собственную одежду и стоял, заносчиво, торчком, и наслаждался тем, что она на него смотрит… и в этот раз он поцеловал ее в прихожей, не успела она еще и пальто снять, она была не готова, отметила про себя, что он уже выпил кофе, на который ее пригласил, съел что-то соленое, может быть копченое, и выпил пива, но он поцеловал ее так крепко, что мысль о копченой семге, особом норвежском блюде, исчезла так же быстро, как и возникла; он сунул руку ей под юбку, стянул трусы, приподнял, расстегнул ширинку и одним движением снял с себя брюки, вошел в нее толчком, она попыталась сдержать крик, но он вырвался сам собой, и, когда она кончила и повисла мокрой тряпочкой на его шее, он ее не отпустил, а, закинув одну ее ногу себе на бедро, отнес в спальню, как в прошлый раз, и она уже привыкла к этому жесту.

Когда обещанная чашка кофе наконец-то появилась на столе, прошел целый час. Все еще на слабых ногах, с пульсирующей нежностью между ними, она опустилась на стул за кухонным столом. Он явно не собирался подавать кофе в гостиной, откуда были видны окна соседнего дома. Ей было все равно, она заглянула туда и констатировала, что комната обставлена недавно разведенным тридцатилетним мужчиной. Она предпочла кухню.

— А я-то уже подумала, что кофе — только предлог для секса, — вздохнула она и понюхала дымящийся напиток.

— Наоборот, — ответил он с дразнящей улыбкой, которая, надо признаться, ей очень нравилась. — Я знал, что ты не приедешь выпить со мной кофе, если бы в воздухе не пахло сексом.

Она попробовала кофе, стараясь не морщить нос:

— Да уж, ради такого кофе трудно заставить женщину оставить семью в рождественские праздники и чтобы она ехала за тридцать километров.

— Я хотел поговорить, — сказал он и положил свою руку на ее, и секунду ей казалось, что он искренен.

Она обрадовалась, но и призадумалась. Она не хотела портить хорошее настроение уточнениями и ограничениями. Ему было тридцать четыре, и он был достаточно взрослым, чтобы вынести удар, хотя в нем и было что-то мальчишеское.

По счастью, он добавил:

— Разговор за кофе — это хорошо, но, когда я увидел тебя в коридоре, мне снесло крышу.

— И часто с тобой такое случается? — спросила она, пытаясь придать лицу строгость.

— Давненько не было ничего.

— Я заметила.

— Аналогично.

Он открыл пиво:

— Мне стало любопытно поговорить с тобой без трупа поблизости.

Она отпила несколько глотков и протянула бутылку обратно.

— Это ты про Викена? — спросила она, желая обойти стороной шуточки о молодой женщине, которая лежала между ними в прозекторской два дня назад.

Он засмеялся, но промолчал.