И тут ее осенило. Она схватила мобильный и открыла телефонную книгу.

Дженнифер делила людей по типам на основе учения Гиппократа не на полном серьезе. Конечно, она никогда не думала, что действительно существует четыре разных жидкости, которые определяют темперамент и характер человека, но ее забавляло, что эта теория, созданная за несколько столетий до Рождества Христова, была не менее научна, чем фрейдистский туман, которым психиатры продолжали морочить головы людям спустя двадцать веков после того же Рождества. В то же время она подметила, что теория Гиппократа, развитая Галеном и позже медиками эпохи Возрождения, удивительно хорошо подходила к людям, которых она знала. Незаметно ее ирония, сопутствовавшая этой классификации, выветрилась, и в какой-то момент Дженнифер стала придерживаться ее со всей серьезностью. Внутренний мир человека раскладывался по полочкам, и это придавало ей чувство контроля над неконтролируемыми вещами. А с годами ее классификация стала ощутимо более рафинированной. Дженнифер уже больше не думала, что темперамент и характер человека определялись только четырьмя категориями. Например, себя она считала в первую очередь сангвиником, человеком, наслаждающимся жизнью и не принимающим все слишком близко к сердцу, но, надо признаться, она также была под сильным влиянием холерического темперамента. Вспышки ярости могли иногда нападать на нее в любой момент, как бешеная собака, даже в те дни, когда это не могло объясняться гормональными колебаниями. Тогда можно было это приписать скоплению зеленой желчи, говоря метафорически.

Инспектор Ханс Магнус Викен в отделе убийств тоже был холериком, как она быстро выяснила. Но сочеталось ли это с некоторой меланхолией, типичной для норвежцев, или с флегмой — тоже очень типичной, — она для себя не уяснила. Когда он позвонил ей около двух, она тут же поняла, что ему надо.

Викен был из тех следователей, которые никогда не довольствуются отчетами и рапортами и должны обследовать все самостоятельно. Само по себе — хорошее качество, но Дженнифер не была уверена, что хочет, чтобы он нависал над ней в прозекторской. Она признавала за ним определенный ум, хотя так называемые медвежьи убийства в прошлом году обеспечили инспектору дурную славу. Впрочем, не он один был вынужден оправдываться после этого дела. Начальнику отдела пришлось искать себе другую работу, и много других полицейских уволилось. Викен, наоборот, был не из тех, кто позволяет собой вертеть. Он зубами вцепился в работу и собирался оставаться в подразделении, пока его оттуда не вынесут, считала Дженнифер. У него даже хватило смелости подать заявление на должность начальника, освободившуюся после этого дела. Ей нравилась эта цепкость, так же как ей сильно не нравилось его всезнайство, которым он всегда кичился.

Он прибыл без десяти три, распахнул дверь в прозекторскую и зашел в одноразовой шапочке на самой макушке. «Наверное, ему хочется, чтобы она напоминала тиару», — подумала Дженнифер и тут заметила, с кем он пришел. Она выругалась про себя. Одно дело — Викен. Она неплохо его изучила. Для холерика он хорошо владел собой. Кроме того, он был падок на лесть, и, стало быть, его легко было разоружить. Но мужчину, появившегося в дверях за ним, Дженнифер хотела бы увидеть здесь при таких обстоятельствах меньше всего. Он был намного младше инспектора. И младше ее. Слишком молодой. Едва ли ему было тридцать пять. Она почувствовала, как краснеет. Не видела его с рождественского корпоратива. Точнее, с ночи после него. Он посылал ей пару сообщений, даже в сочельник. Она бы лучше все это забыла. Она этого не хотела. В любом случае она не хотела бы так близко работать с Роаром Хорватом.

— Твой предварительный отчет, Дженни? — радостно спросил Викен.

«С каких это пор он стал меня так называть?» — подумала она, отвечая ему улыбкой и коротко кивнув Роару Хорвату. Он, в свою очередь, демонстративно подмигнул. Ну и хорошо, по крайней мере он не обижен. По-видимому, он хотел сохранить тон, который очаровал ее на корпоративе. «Concentration»,[17] — сказала она самой себе и повторила пару раз.

— Причины смерти подтвердились? — хотел знать Викен.

— У нас три, может, четыре причины, каждая из которых по отдельности может привести к смерти, — начала она и показала скальпелем на горло, вскрытое в двух местах. — Ремень, затянутый вокруг шеи, пережал артерии и вены, раз лицо было бледным и не распухшим. Далее, след от ремня горизонтальный, что указывает, что ее задушили до того, как привязали в том положении, в котором она была найдена. — Она приподняла лоскут кожи на шее, который вырезала ранее. — Здесь виден перелом щитовидного хряща и подъязычной кости, что показывает силу удушения.

Полицейские склонились над разверзнутым горлом. Дженнифер взяла пинцет и продемонстрировала указанные повреждения:

— Под кожей мы видим три линеарных скопления крови, которые, как видно, вызваны удушением от ремня, и вот эту более глубокую борозду.

— Что значит?..

— Что она могла быть удушена несколько раз. Похоже, убийца ослаблял ремень, а потом затягивал его снова, с каждым разом все сильнее.

— Жуткое развлечение, — заметил Викен. — Но ты тем не менее считаешь, что смерть наступила не от удушения?

Дженнифер приподняла голову убитой:

— Ей нанесли четыре или пять ударов сверху.

— Похоже на травмы, нанесенные молотком, — вмешался Роар Хорват.

Дженнифер покачала головой:

— Это сделано орудием, которое намного больше и тяжелее.

— Камнем? — предположил Викен.

— Вполне возможно, но тогда у него должно было быть ровное основание и хорошо отточенная поверхность. И может быть, он был прикреплен к ручке. Дженнифер показала: — Вот здесь у нас непрерывные скругленные линии разлома затылочной кости. Крупный и дугообразный фрагмент был вжат в поверхность мозга. Это привело к разрывам и массивному кровотечению. Тем самым можно утверждать, что женщина с большой степенью вероятности была еще жива при нанесении травмы. Позже мы вскроем черепную коробку. Скорее всего, мы обнаружим, что сила этих ударов растрясла весь мозг. Жертва, очевидно, лежала на полу правым виском вниз, здесь видна ссадина на голове.

— Поэтому ты предполагаешь, что орудие было с ручкой. — Викен слегка опустил голову, — по наблюдениям Дженнифер, так он поступал, когда делал какие-то выводы. — А третья возможная причина смерти?

Она сделала два шага в сторону:

— Бесчисленные точечные кровоподтеки в брюшине, — показала она скальпелем на вскрытой брюшной полости. — Аналогичные здесь. — Она перевела скальпель к грудной полости и царапнула по плевре. — Кровь тоже необычно светлого цвета, что часто наблюдается при смерти от переохлаждения. Вопрос в том, убили ли ее нанесенные травмы, или она успела замерзнуть. Температура была сильно ниже нуля в том цехе. — Она выпрямилась и твердо посмотрела на Викена. — Еще вы можете видеть два укола в шею, вероятно следы от шприца. В крови у нее обнаружен героин, но введен он не внутривенно, и на остальном теле больше нет отметин от шприца.

— Следовательно, героин использовали, чтобы ее ослабить или усыпить, — резонно заметил Викен.

Дженнифер подняла руку убитой:

— Здесь поверхностная царапина, указывающая на то, что на ней были наручники, до того как ее нашли. — Она провела дугу на каждом запястье. — Обратите также внимание на кончики правого большого и указательного пальца.

— Масло? — спросил Хорват.

— Грязь. Но вблизи не было найдено ничего, что горело бы или пачкалось. — Она положила руку убитой обратно на стол. — И конечно же глаза, как вы видите из отчета. — Она подняла оба века.

Окровавленные глазные яблоки были почти черные от свернувшейся крови, собравшейся на них. Викен наклонился, и она протянула ему лупу и фонарик. Пока он стоял и разглядывал проткнутые глаза, Дженнифер покосилась на Роара Хорвата. Он нацепил подходящую случаю серьезную мину, и она очень обрадовалась, что он уже достаточно взрослый, чтобы не начать флиртовать. К тому же он не выглядел суперменом в зеленом халате и бумажной шапочке, натянутой на уши. Лицо скруглилось, а нос, наоборот, торчал сильнее. Но у него была эта ямочка на кончике подбородка — она стала еще более очевидной при лампе дневного света, что она заметила еще до того, как он натянул маску, а еще он был полон всяких шалостей и здорово ее смешил на корпоративе, а еще больше — после. И вообще, он был не худшим из ее мужчин. Да она никогда и не считала его Аполлоном, даже в тот вечер, потому что, к своему ужасу и стыду, она была совершенно трезва с самого начала до самого конца. И именно поэтому предложила подвезти его: ей было почти по дороге. Во всяком случае, не в противоположную сторону, как оказалось. «Concentration, Jennifer, — снова потребовала она от себя. — Сейчас ты на работе».