– Если бы не я, тебя вообще бы здесь не было. Ты обивала бы пороги, пристраиваясь в качестве неоплачиваемой компаньонки. Ты заправляешь домом, делаешь что хочешь, и я вновь повторю, что в твоем возрасте грязно и неприлично путаться с мужчиной. Думаю, это организовала старая ведьма. Речь идет о ее шофере?

Рука Бетти взмыла вверх, но, как это произошло с Джо много лет тому назад, зависла в воздухе. Она закрыла глаза, а когда рука опустилась на бедро, она медленно повернулась и вышла из комнаты. Но она не успела закрыть дверь, как до нее донесся голос Элен, которая кричала:

– Ты – жалкое создание! Вот кто ты, жалкое создание!

Ничего не видя перед собой, Бетти шла по лестничной площадке, но, услышав в холле голос Мартина и зная, что он придет к ней в комнату, она начала подниматься по лестнице во владение Майка. Но на полпути она остановилась, прислонила голову к стене и повторила про себя: «Жалкая, жалкая». Неужели она была такой в глазах других – жалкой? Она не ощущала себя жалкой, по крайней мере до этого момента. Вот уже несколько недель, как она чувствовала себя замечательно, была полна теплоты и энергии, и все говорили, как хорошо она выглядела. Она не думала, что это так закончится. Они все распланировали: она собиралась воспользоваться предлогом, что должна уехать ухаживать за заболевшей леди Мэри. Она рассчитывала уехать на следующей неделе. Самое тяжелое, считала она, это сказать Майку; и теперь эта тяжесть ожидала ее прямо сейчас, и она не знала, с чего начать.

Как будто ребенок уже начинал давить ее, она тяжело преодолела последние ступеньки и вошла в комнату Майка.

Ремингтон-старший приветствовал ее прямо с порога, когда он вышел шаркающей походкой из своей мастерской.

– Выясняла с ней отношения? – спросил он. – Я думал, проклятые немцы пришли без стука. В чем дело, девочка? – Он медленно подошел к ней. И в качестве ответа Бетти, не задумываясь, сказала просто:

– Я уезжаю, Майк.

Старик смотрел на нее, но не отвечал, затем двинулся к своему креслу, стоявшему у окна; он выглянул из окна и посмотрел наверх в светлое голубое небо, а затем сказал:

– Ни разу не слышал, чтобы ты говорила подобное. Теперь ты решилась. Насовсем, да?

– Да, Майк.

Он снова смотрел на Бетти.

– Чем вызвано такое решение?

Она медленно подошла к нему и села напротив, на то самое место, на котором она сидела многие годы, когда хотела, выражаясь его словами, поболтать. Затем ее голова слегка опустилась, но глаза по-прежнему смотрели в его глаза, и она спокойно проговорила:

– У меня будет ребенок, Майк. Я беременна.

Прошло полминуты, прежде чем он отреагировал; затем старик распрямился в своем кожаном кресле, глубоко вздохнул и произнес одно слово:

– Да?

Она медленно кивнула.

– Гм! Гм! – Этот звук означал пренебрежение. Затем, взглянув на нее из-под бровей, он сказал: – Не поздновато ли? Я мог бы об этом позаботиться много лет тому назад, если это все, что ты хотела. Я тогда говорил тебе.

– Я знаю, вы говорили, Майк, и… и теперь я жалею, что не поймала вас на слове. Но нет, это не так; я хочу сказать, что мне следовало бы принять тогда ваше предложение, и дело не приобрело бы такой оборот. Но теперь, когда это случилось, я рада. Я больше чем рада! Я купаюсь в счастье.

– Могу я спросить, кто он?

Ее голова склонилась теперь совсем низко. Это было то единственное, что Бетти не хотела и не могла сказать Майку: после того, как она отказала ему и сблизилась с сыном, это было бы слишком большим ударом по его самолюбию. Хотя Майк и калека, в нем очень сильно мужское начало.

В следующий момент она чуть не упала со стула – так быстро взмыла вверх его голова, и он спокойно спросил:

– Не имеет ли наш Джо отношение к этому?

Женщина молча смотрела на Ремингтона-старшего, ее тело оставалось неподвижным, кроме губ, которые тряслись. Она наблюдала, как он поднялся на ноги, постоял у широкого подоконника, облокотившись на него, посмотрел в сад и сказал:

– Это меня не удивляет, но… но тем не менее это чертовски больно. Что же, яблоко от яблони недалеко падает, я так считаю… Что это? С кем она там?

Когда он отвернулся от окна, Бетти вскочила на ноги, и оба посмотрели вниз на пол, откуда доносился голос Элен, перешедший в пронзительный крик. Слова были неразборчивы, но было слишком очевидно, что они произносятся на волне гнева.

– Его нет дома? Нашего Джо нет?

– Нет, один лишь Мартин.

– Спустись. Посмотри, что там происходит. Кстати, она знает?

– Она знает, что я беременна, но… но не знает от кого.

– Да, готовься к скандалу, – Майк говорил спокойно, медленно произнося каждое слово, – потому что, хотя она не использует его для себя, она не остановится ни перед какой подлостью, чтобы вставить тебе палки в колеса.

В этом она не сомневалась, но Майк был прав: да, она будет вставлять ей палки в колеса, если сможет, но есть одно, чего она не могла предотвратить, – это жизнь, которая уже зародилась внутри нее. Нет, она принадлежала ей, и ничто и никто не в состоянии отнять это у нее.

Бетти уже сошла с чердачной лестницы на площадку, когда увидела, как дверь гостиной резко отворилась, оттуда вылетел Мартин и помчался вниз по лестнице.

Прежде чем она успела подойти к двери, она захлопнулась. Женщина стояла несколько секунд и смотрела на нее, затем поспешила вслед за мальчиком.

Когда Бетти достигла входной двери, она увидела, как он исчезал за теннисным кортом. Она стояла несколько секунд и смотрела назад на лестницу. Что она ему сказала? Возможно, выпалила, что Бетти уезжает, и объяснила причины отъезда, и в таком свете, что это могло показаться грязным.

Она знала, что Мартин хорошо к ней относится, даже любит ее. Разве он не сказал однажды, что жаль, что она не его мать? В течение ряда лет мысль об этом приносила Бетти тайное удовлетворение, которое она оправдывала, говоря себе: а почему бы ему не любить меня? Ведь я воспитала и любила его. И – это главное – делала это беззаветно!

Теперь она сбежала по ступенькам и торопилась туда, где скрылся мальчик. Его не было видно у теплиц, и он не был с Дэвидом, поскольку она видела, как Дэвид работал у клубничных грядок… В конце концов Бетти увидела его сидящим у подножия большого дуба в пограничной рощице.

Она нежно позвала его, приблизившись к нему.

– Мартин. Мартин. В чем дело? – Когда она подошла к мальчику сбоку, он не взглянул на нее, а взяв в руки сломанную ветку, стал копать ею твердую землю между корнями; а когда она опустилась рядом с ним на колени и взяла его за руку, он отвернул от нее голову. – Что… что мать тебе наговорила?

Он тряс головой, и, когда Бетти повернула к себе его лицо, он пробормотал:

– О, тетя Бетт.

Она нежно проговорила:

– Скажи, что она сказала. Я… я смогу разъяснить.

Теперь он поднял на нее свои глаза и сказал:

– Как ты сможешь? Ты же не знаешь.

– Чего не знаю?

– Об отце.

Глаза Бетти слегка прищурились, и она спокойно спросила:

– Что об отце?

Мартин неистово мотал головой и, отодвинувшись от нее, повернулся в сторону и, вновь взяв палку, стал снова ковырять ею землю.

Теперь она крепко схватила мальчика за плечи и, повернув его к себе лицом, потребовала:

– Выкладывай! Мартин! Все. Давай говори, что она сказала о твоем отце.

Мальчик судорожно сглотнул, быстро заморгал глазами, точно так же, как делала она, когда волновалась, и пробормотал:

– Он плохой.

– Отец плохой? Твой отец – хороший человек! Что она сказала?

– Она… она сказала, чтобы я больше не разговаривал с ней и… и не ходил к ней, потому что…

– Элизабет? – Бетти чуть было не вскрикнула, затем с облегчением сделала глубокий вдох и на выдохе плюхнулась на землю рядом с ним и спросила: – Что она говорила об Элизабет? И… и какое отношение это имеет к твоему отцу?

Его голова опустилась на грудь, и он пробормотал:

– Я… я сказал ей, что, наверно, наша школа будет эвакуирована, а она сказала, что это – чепуха. А я сказал, что не чепуха, потому что Элизабет тоже эвакуируется и… и она прямо чуть было не набросилась на меня, тетя Бетт. – Он в замешательстве смотрел на нее, прежде чем продолжать. – Она заявила, что я вновь вижусь с Элизабет после того, как она велела мне не делать этого, а я ответил, что невозможно идти к калитке вместе с Элизабет и не разговаривать с ней. В конце концов я… тетя Бетт… я сказал ей, что мне нравится Элизабет. И затем я ляпнул кое-что глупое. – Теперь он еще ниже опустил голову, и она ждала, пока он не пробормотал: – Я сказал, что Элизабет мне всегда нравилась и… и что она – моя девушка. У многих ребят есть девушки, тетя Бетт, а Элизабет симпатичная, и я ей нравлюсь и… и она мне тоже. Но… но мне не следовало бы это говорить. Тем не менее я сказал. И затем… ну она прямо взбесилась, тетя Бетт. Она столкнула меня на кушетку, держала меня и… и кричала мне что-то.