– А Добсон и его жена – они уехали?

– Нет, не уехали. Зачем им уезжать? Они понимают, где им хорошо живется. Знаете, что я сделала? Я оборудовала их коттедж ванной комнатой. Да, ванной комнатой. Они в трехстах метрах отсюда по дороге; вдруг они понадобятся мне в экстренной ситуации?

– Вам следует провести к ним телефон, чтобы вы могли звонить им, когда они будут вам нужны.

– Да, да, – кивнула леди Мэри, – конечно. Я это непременно сделаю. Это не понравится ей, его жене. И знаете почему?

Теперь она повернулась к Джо, который скривив губы в улыбке, коротко проговорил:

– Нет.

– Потому что она боится меня, запугана до смерти. И я играю на этом. – Она задорно ухмыльнулась. – Я смотрю на нее, ничего не говоря, а затем издаю рев. И это создание совершает прыжок. Глупая женщина! Мне так и хочется сказать ей: «Ты – дура! Знаешь об этом? Ты – дура. Не следует никого бояться. Если боишься, так имей голову не демонстрировать это». На днях меня прямо подмывало взять ее за руку, притянуть к себе и сказать: «Женщина, присядь и взгляни на меня. Кто перед тобой? Набор старомодной одежды на изможденном теле человека восьмидесяти с лишним лет. Но какое значение имеет тело? Какое значение имеет одежда? Главное – ум, а у тебя, женщина, есть ум. Используй его и внуши себе, что ты не хуже других».

Бетти наклонила голову и прикусила губу. Она соткана из сплошных противоречий. Прежде всего она никак не может простить миссис Бейли, что та направила сына учиться в среднюю школу; и тут же она, старая автократка до мозга костей, проповедует равенство. Что было бы, если бы бедная миссис Добсон противостояла ей так, как она предлагает? Но ей не пришлось изыскивать ответ на этот вопрос, так как леди Мэри сама дала его, воскликнув:

– А что ожидало бы бедную женщину, если бы она стала обороняться? – Теперь она, закинув назад голову, разразилась дрожащим смехом. – Я бы вышвырнула ее за дверь. И что это доказывает, мистер Ремингтон? – Теперь она смотрела в лицо Джо.

– Что вы настоящая женщина, леди Эмберс.

– Ну! Неужели… – Ее старая голова качалась, губы поджались, глаза сверкали, и она ответила ему: – Тонко подмечено, но слишком общо. А если бы я задала этот вопрос Бетти, как бы на него ответила она? – Теперь она повернулась и посмотрела на Бетти: – Что скажете, а? Давайте отвечайте!

Прежде чем перевести взгляд на леди Мэри, Бетти посмотрела на Джо и сказала:

– В основном то же самое: это характерное для вас отношение.

– Нет, это не ваш ответ. Вы говорите так, чтобы его замечание, – она кивнула в сторону Джо, – не показалось банальным. Если бы мы были одни, вы бы ответили на него в своем духе. – Теперь она снова повернулась к Джо и сказала: – Таково различие между нею и другими: она не боится меня! И никогда не боялась. А почему? Потому что она остается самой собой, она имеет ум и пользуется им; не думаю, чтобы у нее были серьезные возможности вести умную беседу в вашем доме.

Теперь Джо уже не улыбался. Его челюсть заходила из стороны в сторону, прежде чем он медленно произнес:

– Мы – не сборище идиотов, леди Эмберс.

– О, вы меня удивляете.

Быстрый сигнал, поданный взглядом Бетти, подавил резкую отповедь, с которой он собирался выступить, но хотя сигнал и был быстрым, он не остался не замеченным старой леди, и она, закинув назад голову и вновь рассмеявшись, воскликнула:

– Где уж там! Где уж там! Мужскому «я» нельзя бросать вызов. Не беспокойтесь, мистер Ремингтон, – теперь она нагнулась к нему, – отныне я буду вести себя как подобает и разыгрывать роль хозяйки. Ленч будет готов в любую минуту. Давайте выпьем. Дайте звонок. – Она кивнула завитком волос на голове в направлении колокольчика, стоявшего на столе ближе к креслу Джо, и, когда он позвонил и в комнате никто не появился, она скомандовала: – Еще разок.

Он слегка потупил взор и наклонил голову набок, вновь поднимая колокольчик. Через несколько мгновений, в течение которых она спрашивала Джо, что он предпочел бы выпить, а на вызов никто не отвечал, Бетти, делая попытку подняться, сказала:

– Пойду посмотрю.

– Не делайте ничего подобного! – Старая леди уже стояла. – Эта бездельница наверняка загорает в саду; принимает глоток воздуха, как она сама называет это.

Спустя минуту, когда их оставили одних, они взглянули друг на друга, при этом Бетти улыбалась, а Джо, сжав губы, качал головой.

– Не обращай на нее внимания, – нежно сказала Бетти.

– Обращать на нее внимание? – Он пододвинул свое кресло к ее, чтобы можно было дотронуться до ее руки. – Она – мегера. И тем не менее ты так любишь ее?

– Да. – Она медленно кивнула, глядя на него. – Я могу сказать, что люблю ее. После тебя я люблю ее больше всех на свете.

– После меня? О! Бетти. Бетти.

В следующую пятницу Бетти сопровождала леди Мэри в больницу; и, когда она уже собиралась покинуть ее, женщину на мгновение охватило чувство вины, когда старая леди похлопала ее по руке и с искренней озабоченностью сказала:

– Не бойтесь, что остаетесь в доме одна, у нас нет бродяг, во всяком случае ночных. – Последующие слова старой леди с разъяснениями и предложениями были выслушаны, но, скорее всего, остались без внимания. – Бродяги приходят к воротам попрошайничать днем, ночью они меня ни разу не беспокоили. В любом случае, если вас потревожат, подойдите к окну моей спальни и кричите. Миссис Добсон, скорее всего, услышит вас; по ее словам, она вообще не спит.

И Бетти вернулась в дом. Прошел уже час, как миссис Поллард и Нэнси ушли домой. Было восемь часов, а он все не приезжал. Он сказал, что будет здесь примерно в полвосьмого.

В девять часов его по-прежнему не было. Бетти надоело ходить из гостиной в кухню, окна которой выходили во двор и на узкую подъездную аллею, ведущую к малой дороге. Она намеренно не зажигала свет на кухне, чтобы видеть дорогу.

Произошло что-то непредвиденное? Что-нибудь случилось дома, что могло помешать его приезду? Но тогда он наверняка бы позвонил.

Бетти понимала, что было бы слишком просить, слишком ожидать, чтобы такое могло бы с ней случиться. Ей сорок один год, и она вступила или приблизилась к тому времени, когда меняется жизненный цикл, времени, когда женщины, имеющие кучу детей, благодарят Бога, что природа смилостивилась над ними. Но она не испытала ничего подобного. Более того, она не обсуждала ни с кем этот вопрос, даже с Элен. О нет, только не с Элен, которая рассматривает природу, во всяком случае, когда это касается Джо, как повод, чтобы набрасываться на него с упреками.

К десяти часам Бетти более не стояла у кухонного окна. Сидя на кушетке в гостиной и глядя на огонь, она стала подвергать сомнению все, что произошло в последние месяцы. Может быть, все это ей приснилось? А что, в конце концов, такого произошло? Когда она подумала, что умирает, она призналась ему в любви, а он держал ее на руках и целовал. Но память об этом была туманной, как и последующие вслед за этим дни, когда ее желудок не принимал никакую пищу, а диарея и тошнота доводили ее до такого состояния, что временами она желала смерти. Что произошло тогда между ними? Прикосновение руки, обмен взглядами. Они ни разу не оставались одни до поездки в автомобиле. Но это была реальность. Да, реальность, а не сон. Но она не могла со всей уверенностью сказать, что он любил ее; она знала лишь, что она так же нужна ему, как он ей, и потому, если бы это было возможным, он был бы сейчас здесь. Да, в этом она была уверена. Что-то произошло! Что ей делать? Позвонить домой.

Бетти уже встала с кушетки, когда услышала стук в дверь. Она совершила прыжок к самой двери, и, когда распахнула ее, увидела Джо. Они застыли, глядя друг на друга, затем заключили друг друга в объятия и несколько секунд стояли молча.

На глубоком вздохе женщина проговорила:

– Я… я не слышала автомобиля, я… я думала, что-то произошло. У тебя… что – прокол?

– Нет, нет. – Джо снял пальто и, обняв ее за плечи, ввел в гостиную, затем сел рядом с ней на кушетке. Он смотрел на Бетти несколько секунд, после чего взял руками ее лицо и нежно поцеловал в губы. – В доме страшный шум.