Через неделю после родов акушерка покинула дом, ко всеобщему облегчению, и с этого времени забота о ребенке и ухаживание за Элен легли на плечи Бетти.

Была нанята новая сестра. Ее звали Нелли Макинтайр. Ей было семнадцать лет, и ее основная работа заключалась в оказании помощи Бетти в спальне и детской.

Гостевую комнату, расположенную на лестничной площадке напротив спальни Элен, переоборудовали в очаровательную детскую, но с одним недостатком: она была расположена недостаточно далеко, чтобы не слышались вопли мистера Мартина Ремингтона.

Но этим утром ребенок ради разнообразия вел себя тихо, и, когда мать взяла его на руки, он стал гукать ей.

– Разве он не красив? – Элен взглянула на Бетти, и Бетти, улыбнувшись им обоим, сказала:

– Замечательный.

– Лишь бы только он остался таким.

– Тогда он не будет мальчиком.

– Хорошо бы и не был; я предпочла бы девочку.

– Правда? – На лице Бетти отразилось удивление. – Я думала, ты хотела мальчика.

– Нет, нет, это Джо хотел; хотя, откровенно говоря, мне было все равно, кто родится, когда я носила его; я хотела лишь одного – окончания всего этого. О Боже! Если бы я только знала…

– Хватит, хватит, о чем мы вчера договорились? Никаких воспоминаний.

– Тебе хорошо. Тебе не пришлось проходить через все это.

– Мы проходили через все это вместе… Теперь тебе лучше, и через день-два ты начнешь спускаться вниз, и я готова биться об заклад, ты вытащишь Джо на танцы еще до окончания месяца, так что давай перестанем говорить, через что ты прошла.

– Ты жестокая.

– Да, жестокая, и даже очень.

– О нет! Только не начинай. – Элен сморщилась, когда сын стал извиваться в ее руках, широко открыл рот и громко взвизгнул.

– О Бетти, забери его. Забери поскорей! Прямо голова раскалывается.

Бетти взяла ребенка на руки и стала качать его, приговаривая:

– Успокойся, успокойся, в чем дело? – И когда она стала ходить по комнате, нежно качая его, плач стих, и она взглянула на него и нежно побранила: – Это крокодиловы слезы; просто мальчик хочет, чтобы им занимались. Да, давай смейся, смейся; ты же знаешь, что это так.

– Иди и положи его в детской, Бетти.

– Ты же знаешь, что произойдет.

Когда Элен вздохнула, Бетти сказала:

– Пойду-ка с ним наверх с утренним визитом.

– Только не задерживайся слишком долго. И пусть Майк не приближается к нему со своей мерзкой трубкой во рту. На днях одежда ребенка сильно пахла табаком.

– Не выдумывай, это был запах твоих собственных сигарет.

Когда Бетти подошла к двери с ребенком на руках, она повернула голову, посмотрев на вновь возлежавшую в кресле у открытого окна Элен, и сказала:

– Если ты заставишь себя прогуляться сегодня днем по саду, то это пойдет тебе на пользу. Солнце восхитительное, такое теплое.

– Сегодня! У меня едва передвигаются ноги. Ты жестока, Бетти. Всего два дня, как я встала с постели.

Бетти закрыла за собой дверь, пересекла лестничную площадку, поднялась по ступенькам на верхний этаж, и, когда открыв дверь спальни Майка, увидела, что в комнате никого нет, стала звать:

– Привет, Майк. К вам визитер.

Когда она подошла к двери смежной комнаты, Майк отвлекся от своего верстака, и Бетти сказала ему:

– Я не понесу его туда к опилкам и стружкам.

– Кто тебя об этом просит? – Он медленно подошел к ней. Затем, посмотрев на ребенка в ее руках, он потер его ручонки указательным пальцем, а когда ребенок ухватился за палец, его лицо просияло, и, взглянув на Бетти, он сказал:

– Он всегда делает это. Он так со всеми?

– Нет, нет, – не моргнув глазом солгала она, – со мной он никогда этого не делает.

– Ну-ну. Смотри-ка! Он растет не по дням, а по часам, верно ведь? – Майк двинулся теперь к большому кожаному креслу, стоявшему у окна, и, когда опустился в него, вытянул руку, сказав:

– Дай подержать его.

Положив ребенка ему на руки, Бетти уселась напротив и стала слушать, как Ремингтон-старший разговаривает с ним.

– Ну, молодой человек! Ты, наверно, будешь умельцем, и знаешь что? Как только ты начнешь ходить, ты придешь в эту комнату рядом. – Он кивнул в направлении мастерской. – Я дам тебе в руки нож и научу тебя строгать раньше, чем ты начнешь говорить, и, если я хоть что-то смыслю в этом, ты вырастешь и станешь таким, как твой тезка прадедушка, по крайней мере кое в чем. – Затем он посмотрел исподлобья на Бетти и, смеясь, добавил: – Мой отец был человек осмотрительный. Но парень что надо. В моем возрасте он либо сидел за стаканом, либо гонялся за девушками или же бегал от моей матери, поскольку она преследовала его и часто была готова убить на месте, если бы поймала. – Он закинул назад голову и стал смеяться, а затем спросил:

– Ты видела кого-нибудь, с таким рвением относящегося к ребенку, как наш Джо?

– Да, видела.

– Правда?

– Да, правда, Майк; вот и я так же отношусь к нему.

Он не отводил от нее взгляд, когда после этого замечания воцарилось молчание, а когда он вновь заговорил, в его тоне не было шутливости.

– Хочу тебе кое-что сказать. Когда ты впервые принесла его сюда и я увидел его у тебя на руках, я подумал про себя: это должен быть ее ребенок, она потеряла в себе мать.

– О, Майк! – Теперь она была уже на ногах и, повернувшись к нему спиной, смотрела в окно. – Не нужно говорить такие вещи.

– Почему же, девочка?

– Потому что, – Бетти быстро повернула голову в его сторону и снова взглянула на него, – они причиняют боль.

– Я не хотел причинить боль. Я лишь говорю, девочка, что ты теряешь себя; тебе следовало быть замужем и иметь собственных детей.

– Все зависит от случая.

– Тогда скажу, что кругом – полные идиоты.

– А если я не хочу замуж?

– Если ты скажешь об этом кошке, она выцарапает тебе глаза. Любая женщина хочет замуж.

– Ничего подобного. – Теперь она вновь стояла перед ним. – Десятки, сотни женщин не хотят вступать в брак, как, впрочем, есть и мужчины с подобными настроениями.

– Тогда они не совсем нормальные.

– По вашему образу мышления, возможно, это и так, но факт остается фактом.

– Ты хочешь сказать, что ты – одна из них?

Она поперхнулась, прежде чем ответить.

– Нет, я не одна из них.

– Значит, ты хочешь замуж?

Каким бы ни был ее ответ, Бетти не пришлось давать его, так как раздался слабый стук в дверь, и, когда она сказала «войдите», дверь быстро отворилась, не менее быстро комнату пересекла Элла и громким шепотом произнесла:

– Здесь… здесь леди Эмберс. Она пришла; спрашивает вас. Я… я сказала, что вы наверху, а когда я пришла туда, вас там не было. А госпожа велела мне пригласить ее наверх, и она сейчас с госпожой. Я… я подумала, что нужно сказать вам.

– Спасибо, Джейн. Спасибо. Я сейчас спущусь.

– Леди Эмберс. Ну и дела! Наши акции повышаются. Это ведь та старушка, которая хочет, чтобы ты была с ней?

– Да, это она.

– Видимо, она пришла за ответом. Что ты намерена делать?

– А как вы думаете? – Бетти взяла ребенка у него из рук, и, когда быстро пошла к двери, Майк крикнул ей вслед:

– Не смей. Слышишь?

Она не ответила, а заспешила вниз по лестнице и направилась в спальню, на мгновение остановившись, прежде чем открыть дверь и войти в комнату.

Леди Эмберс сидела напротив Элен. Она тотчас улыбнулась ей.

– А! Вот и вы. С ребенком на руках. Это вам идет. Почему не приходите ко мне? Я писала вам; вы разве не получили мое письмо?

– Получила и ответила на него.

– Но я не получила ответа. Возможно, он не был послан отсюда или если и был, то был перехвачен на том конце; никому нельзя доверять. Дайте мне взглянуть на него.

Когда Мэри Эмберс вытянула морщинистую шею из своего норкового палантина, Бетти, вместо того чтобы нагнуться к ней, сказала:

– Думаю, лучше будет, если мать похвастается им сама, – и поместила ребенка на колени Элен. Однако ее тактичность не смягчила выражения лица сестры. Она видела, что Элен заведена, и ей легко было догадаться чем, так как леди Мэри, как она считала, является специалистом по доведению людей до такого состояния.