Бетти прошла через арку изгороди из бирючины и двинулась по тропинке налево. Этот путь был новым для нее и вел от огорода и теплиц к узкой лесной полосе.
Когда она подошла к концу лесной полосы, она увидела, что дальше идти некуда, так как наткнулась на забор. Он был низким – всего три с половиной фута высоты, сделанным из палок, соединенных проволокой. Сама тропинка заканчивалась у забора, но справа от нее находился небольшой участок, заросший кустарниками боярышника и ежевики, которые в ряде мест переросли забор.
Она уже собралась повернуться и пойти обратно, когда обратила внимание на кусок мешковины, торчащий из кустов у забора. Ее удивило, что он не был похож на старую мешковину. Сойдя с тропинки, Бетти приблизилась к кустам и, оттянув ветки, увидела частично наполненные чем-то мешки, верхушка которых была скручена, чтобы скрыть содержимое. Она медленно нагнулась и открыла один из мешков, и перед ее удивленным взором предстали буханка хлеба, частично завернутая в бумагу, мешок из оберточной бумаги, а ниже – морковь, лук и картофель. Бетти распрямилась, посмотрела вокруг, затем вновь заглянула в мешок и, нагнувшись, открыла другой мешок. В нем находились пирожок с мясом, несколько больших пирожных и одна отбивная котлета.
Она закрыла мешок, затянув верхнюю часть, придала ему прежнее положение и вышла на тропинку.
– Ну и ну!
Бетти вошла в лес и постояла у дерева. Перед ней по ту сторону забора находился склон, и вдали она различала темные силуэты домов поселка и корпусные здания шахты, а за ними – более крупные силуэты городских зданий. Бетти задала себе вопрос, что она собирается делать со своей находкой. Кто-то из дома, очевидно, помогает семьям, живущим в поселке. Из того немногого, с чем она столкнулась, было ясно, что они нуждаются в помощи. Но было ли это честно? Это были деньги Джо или его отца, которые растрачивались. Она чуть было не сказала «транжирились». Нет, конечно же, они не транжирились и не разворовывались. «Разворовывались» тоже неподходящее слово.
Мысли Бетти были прерваны звуком шагов по сухой листве. Она встала за дерево, прижавшись спиной к стволу, и замерла. Когда мимо нее прошли две фигуры, она узнала в них цветного шофера Дэвида и его жену. Каждый из них нес по два мешка. Она видела, как они клали мешки, но не в кусты вместе с другими, а на открытом месте у самого забора. Затем она заметила, как девушка указала на фигуры людей, поднимавшихся по склону в их направлении.
Бетти не знала, как поступить: если она сделает движение, Дэвид и его жена услышат ее, так как вокруг ее ног расстилался ковер из сухих листьев; если же останется на месте, то мужчины – теперь она различила, что приближались именно мужчины – не могут не заметить ее.
К этому времени приближавшиеся уже заметили ее, когда она кашлянула, и это возымело эффект разорвавшейся бомбы, так как Дэвид и Хейзл отскочили в сторону и уставились в ее сторону.
В последующие вслед за этим секунды ни они, ни Бетти не сдвинулись с места, а мужчины подошли к ограде и теперь так же, тотчас оценив ситуацию, смотрели на нее.
Она заставила себя сделать шаг в сторону от деревьев и, кивнув Дэвиду, сказать:
– Все нормально. Несите.
Это прозвучало для нее так, как будто она снова в армии: «Все нормально, капрал. Несите».
Глубокий вздох, который издал Дэвид, был вызван не чувством стыда, что их обнаружили, а быстрым решением: резко повернувшись, он поднял мешки и передал их ожидающим мужчинам.
Когда каждый из них получил по два мешка, они продолжали неподвижно стоять, как будто составляли единую массу, затем более пожилой из них, мужчина средних лет с тонким лицом, в черной кепке, кивнул ей и пробормотал:
– Спасибо, мисс.
Она продолжала стоять, пока мужчины быстрым шагом спускались по склону и пока не исчезли в кустах. А через несколько секунд они снова появились, толкая перед собой прямоугольную тачку. Она поняла, что мешки теперь были замаскированы.
Бетти не заметила, как Дэвид и Хейзл шли к ней, и она резко повернулась в их направлении, когда Дэвид сказал:
– Он в курсе дела, мисс… Босс, мисс, он знает об этом.
– О, тогда все нормально. – Она улыбнулась.
– Но… не миссис… не госпожа.
– О! – вновь повторила она. В этом не было ничего удивительного; она не могла представить себе Элен в роли благодетельницы шахтеров, так как они, несомненно, были для нее анафемой. Она быстро поняла, что Элен не любит их не только за принадлежность к этому классу, но и из-за отношения к ним Джо; и прежде всего она поняла, что Элен не выносит ни этого темнокожего парня, ни его жену.
– Не беспокойтесь, она ничего от меня не услышит. Раз ее муж в курсе дела, значит, можно сказать, что вы… лишь выполняете его указания.
Она видела, как чета обменялась с глубокой теплотой улыбками, и блеск их глаз породил своеобразное чувство, единственное чувство, которого она по-настоящему боялась, чувство, которое было в состоянии проникнуть в глубокие тайники ее души – такие пустые и голые, где гнездилось лишь одно одиночество.
– Они влачат жалкое существование, мисс. Особенно достается детям, на уик-энд положение всегда ухудшается. Они… они каждый раз рассчитывают пообедать в воскресенье, поэтому мы делаем это каждую субботу. Мэри… я имею в виду, миссис Даффи собирает для нас остатки и кусочки из дома, а босс говорит, чтобы я использовал излишки сада. Но при всем при том мне приходится сокращать их рацион, так как мы не думали, что забастовка продлится так долго.
– Сколько еще, по-вашему, она продлится?
– Никто не знает, мисс. Если они отступят сейчас, они пропадут, совсем пропадут; это своего рода война. Одно ясно: ради себя и своих жен они не отступят, но дети сломают хребет забастовки, так как ради них они пойдут на попятную.
– Но ведь им помогают, верно? Я имею в виду людей, обеспечивающих их пищей? – Она не упомянула о специальных столовых для кормления супами, так как это была слишком унизительная благотворительность.
– О, да. – Дэвид вздохнул. – Люди добры. Они делают все возможное, но этого недостаточно, чтобы сводить концы с концами. И вы знаете, мисс, дело не только в пище, речь идет о потере гордости. В любом случае, если человек вынужден побираться и выпрашивать пищу или же стоять под номером двести десять в очереди за ней, он перестает чувствовать себя человеком. Этого нельзя позволить. Все мы люди, где бы ни работали, и… независимо от цвета кожи.
Естественно, он возвышался над женой головой и плечами, но такого рода заявление еще больше поднимало его статус. Хейзл протянула ему руку и нежно дотронулась до его руки:
– Послушай, Дэвид, мисс неинтересно вникать во все это, – сказала она.
– Нет, интересно, интересно. Я согласна с тем, что сказал ваш муж.
Бетти теперь улыбалась ей, а Хейзл – ей, и то, что она произнесла в следующий момент, удивило и смутило Бетти, так как она почти точь-в-точь повторила слова, которые сказал ей вчера Майк:
– Я рада, что вы приехали, мисс, и надеюсь, вы пробудете долго.
– Спасибо. Спасибо. Я… я очень рада, что нахожусь здесь.
Она улыбнулась им, затем повернулась и пошла вверх по тропинке; и они шли вместе с ней; и, когда она приблизилась к теплицам, где тропинка раздваивалась, она продолжала идти с ними, и спустя несколько минут она сказала с удивлением:
– Боже милостивый! Уже ворота. Я и не знала, что тропинка ведет сюда. А прямо через аллею ваш дом.
– Может быть, зайдете к нам и выпьете чашечку чаю, мисс?
Бетти поочередно смотрела на Хейзл и Дэвида; затем ее большой рот расплылся в улыбку, и она сказала:
– Хорошо, зайду. Благодарю вас. – Ее крупные карие глаза загорелись, она наклонилась к ним и добавила заговорщическим шепотом: – Думаю, у вас не осталось пирожка с мясом?
Несколько секунд Дэвид и Хейзл смотрели друг на друга, затем снова на нее, после чего их смех далеко разнесся на холодном ветру.
И раскаты смеха докатились до дома, где Элла выбрасывала ведро с золой в кучу мусора, и заставили ее вздрогнуть, и она улыбнулась, подумав: «Странно слышать такое утром; интересно, что это была за шутка?»