Чудо некишиневского масштаба Слишком шумный и слишком скорый Этих лет многогамный гвалт. Ой, не знала, должно быть, тора, И раввин, должно быть, не знал! Кто подумал бы, Кто поверил, Кто поверить бы этому мог? Перепутались Мыши, двери, Перепутались Нитки дорог. В сотый век — И, конечно, не чаще (Это видел едва ли Ной!) — По-портняжьему Робко счастье И, как счастье, Неробок портной. Многогамный, премудрый гомон!.. Разве думал инспектор Бобров, Что когда-нибудь Без погромов Проблаженствует Кишинев?! Кто подумал бы, Кто поверил, Кто поверить бы этому мог? Перепутались Мыши, двери, Перепутались Нитки дорог. Глава третья. НОВОЕ ВРЕМЯ — НОВЫЕ ПЕСНИ Синагогальная В синагоге — Шум и гам, Гам и шум! Все евреи по углам: — Ш-ша! — Ш-шу! Выступает Рэб Абрум. В синагоге — Гам и шум, Гвалт! ……………………….. Рэб Абрум сказал: — Бо-же мой! Евреи сказали — Беда! Рэб Абрум сказал: — До-жи-ли! Евреи сказали: — Да. ………………………… А раввин сидел И охал Тихо, скромно, А потом сказал: — Пло-ха! — Сказал и вспомнил Блоха. Почти свадебная Лебедю в осень снится Зелень озерных мест, Тот, кто попробовал птицы, Мясо не очень ест. Мудрый раввин Исайя Так мудр! Так мудр! Почти Наизусть знает Почти Весь Талмуд. Но выглядит все-таки плохо: Щукой на мели… — Мне к комиссару Блоху…— Его провели. Надо куда-то деться: — К черту! — К небесам! — До вас небольшое дельце, Товарищ комиссар. У каждого еврея Должны дочери быть. И каждому еврею Надо скорее Своих Дочерей сбыть… Вы — мужчина красивый, Скажемте: Зять как зять. Так почему моей Ривы Вам бы Не взять? Отцу хвалить не годится. Но, другим не в укор. Скажу: Моя девица — Девица до сих пор. Белая, белая сажица! Майский мороз! Раввину уже кажется, Что у Блоха… Короче нос?! Песня «текущих дел» И куда они торопятся, Эти странные часы? Ой, как сердце в них колотится! Ой, как косы их усы! Ша! За вами ведь не гонятся! Так немножечко назад… А часы вперед, как конница, Всё летят. ………………………………. Этот день был Небесным громом, Сотрясением твердынь! Мэд видала, Как вышел из дому Инспектор — без бороды?! — Выбрился, Честное слово! Тысяча слов! И ахал в Кишиневе Весь Кишинев. И собаки умеют плакать, Плакать, как плачем мы. Ну, попробуйте, скажем, лапу Ударить, ущемить? Да, бывает — Собака плачет. А что же тогда человек? И много текло горячих. Горьких, соленых рек. Слезы не в пользу глазу. И человек сказал: — Н-ну! — Так инспектор потерял сразу И бороду И жену. Хоть жену не совсем утратил, Но курица стала не та. Ну, скажем, Стала его Катя Курица без хвоста. — Счастье — оно игриво. Счастье — сумасброд. И ждал он терпеливо: — Наверно назад придет. Но… на морозе голого Долго не греет дым… И он опустил голову, Голову без бороды. Так, окончательно сломан, Робок, как никогда, Инспектор Пришел к портному, Чтобы сказать: «Да». ……………………………. Маленький, жиденький столик. (Ножка когда-то была.) Инспектор сидит и колет «Текущие дела». Путь секретарский тяжек: Столько серьезных слов! Сто-лько се-рьез-ных бу-ма-жек! И на каждой: «Блох», «Бобров». Жутко: контроль на контроле. Комиссия вот была… Инспектор сидит и колет «Текущие дела». И… он мечтает — не больше (Что же осталось ему?), Как бы попасть В Польшу И не попасть В тюрьму… |
