72. ДЕТИ ОКТЯБРЯ …Плыл туман, за ледяной горою, И земля осталась в стороне. Но лицом доподлинных героев Обернулись путники к стране. В южный зной и в северную вьюгу, Вековую тьму растеребя, Так вот выглядят на Севере, на Юге Подлинные дети Октября! 17 июня 1934 73. БАТЯ По Кузнецкой улице Ехал поп на курице… Едет батюшка пешком, Тарантас накрыт мешком — А навстречу аккурат Подымается отряд. Дескать, батя, что везешь? Дескать, стой, владыко! Дескать, ми-и-и ленькие, ро-о-о-жь. Дескать, батя… а не врешь? Дескать, покажи-ка. Заглянули в тарантас. Увидали… вот так раз! В девятнадцатом году… Ну и батя, ловко! — В огороде, во саду Родилась винтовка?! Знаменитый урожай. «Ну-ка, батя… подъезжай». У попа в глазах черно. «Господи Исусе…» (Трехлинейное зерно Не в поповском вкусе!) Комиссар протер очки. «Что же, благочинный, Угадали мужички Волка под овчиной?» Да как взглянет на лицо, Да как скинет ружьецо! «На заборе про актрис Интересно пишут… Ну-ка, батя… становись. Почитай афиши!..» По Кузнецкой улице Поп лежит на улице. А на гору аккурат Подымается отряд. Октябрь 1934 74. КОМСОМОЛЬСКАЯ ПЕСНЯ Мальчишку шлепнули в Иркутске. Ему семнадцать лет всего. Как жемчуга на чистом блюдце, Блестели зубы У него. Над ним неделю измывался Японский офицер в тюрьме, А он всё время улыбался: Мол, ничего «не понимэ». К нему водили мать из дому. Водили раз, Водили пять. А он: «Мы вовсе незнакомы!..» И улыбается опять. Ему японская «микада» Грозит, кричит: «Признайся сам!..» И били мальчика прикладом По знаменитым жемчугам. Но комсомольцы На допросе Не трусят И не говорят! Недаром красный орден носят Они пятнадцать лет подряд. …Когда смолкает город сонный И на дела выходит вор, В одной рубашке и в кальсонах Его ввели в тюремный двор. Но коммунисты На расстреле Не опускают в землю глаз! Недаром люди песни пели И детям говорят про нас. И он погиб, судьбу приемля. Как подобает молодым: Лицом вперед, Обнявши землю, Которой мы не отдадим! 1934 75. ЖЕНИХИ
Мама в комнате не спит. Папа в комнате сопит. И у мамы И у папы Недовольный явно вид. Дочь приветствует в прихожей Двадцати примерно лет, На Онегина похожий, В сапогах казенной кожи, Бедный, видите ль, поэт! А за городом, в усадьбе — Как богат, хотя и сед, — В сорока верстах от свадьбы Славный вдовствует сосед. И у мамы — Грустный вид. И у папы — Грустный вид. Мама в комнате не спит. Папа в комнате сопит. И у мамы И у папы Явно недовольный вид. …Дорогая, дай усесться, Дай мне место поскорей Возле… где-нибудь… у сердца, Рядом с нежностью твоей. Да не бойся, сделай милость… Ты взгляни на старый быт: Мать легла и притворилась, Что не видит И что спит. И никто нас не попросит Не тушить с тобой огня. И никто теперь не спросит, Сколько денег у меня. Сколько денег, Сколько душ? Сколько яблонь, Сколько груш? Кто богаче: ты ли, я ли — И другую ерунду. А соседа… расстреляли В девятнадцатом году! 1934 |
