20. ЗАКАТ Солнце — ниже, Небо — ниже, Розовеет дальний край. Милый друг, присядь поближе, Хватит хмури — Поболтай. В этом гвалте, В этом шуме Нам трудненько уберечь Плодовитое раздумье, Вразумительную речь. И нередко гром пророчил Надо мной И над тобой, Но испытанные очи Нам завещаны борьбой. И простится, что испугом Как-то нас брала беда. Что ж, и лучшая подруга Ведь лукавит иногда… Всё равно — Закат ли розов, Или чернь ночных одежд — Всё равно — Кипят березы Побеждающих надежд! Мы до копаной постели Сохраним свое лицо, Если мы с борьбой надели Обручальное кольцо… Солнце — ниже, Небо — ниже, Тих разлив второй зари. Милый друг, — еще поближе. К сердцу ближе. Говори. 1925 21. ПЕСНЯ О ПЕСНЕ Пусть другой гремит и протестует — Каждой песне свой предел и путь. Я хотел бы девушку простую На раздумье мудрое толкнуть. Пусть прочтет И пусть закусит губы, Девичью пушистую губу, Пусть прочтет И пусть она полюбит Нашу грусть, и радость, И борьбу. 1925 22. МОЛОДЕЖИ Нас годы научили мудро Смотреть в поток До глубины, И в наших юношеских кудрях До срока — Снежность седины. Мы выросли, Но жар не тает, Бунтарский жар В нас не ослаб! Мы выросли, Как вырастает Идущий к пристани корабль. 1925 23. СУНГАРИЙСКИЙ ДРУГ Тревожен век. И мне пришлось скитаться. И четко в памяти моей Глаза печального китайца В подковах сомкнутых бровей. Мы верим тем, Кто выверен в печалях; Я потому его и помню так, Что подружились мы И повстречались За чашей круговых атак. Да, Никогда нам так не породниться, Как под единым знаменем идей! И в ногу шли: Китаец желтолицый И бледнолицый иудей. Года летят, Как зябкие синицы, Как снег, Как дымное кольцо, И мне теперь почти что снится Его раскосое лицо. Года летят, Как зябкие синицы, Как конь летит из-под плетей!.. И мне теперь, Пожалуй, только снится Восторг атак на родине моей… Мой друг живет на дальнем берегу, На дальней Сунгари — И это неизбежно, — Но для него я строго берегу Мою приятельскую нежность. Я не скажу ему: «Сюда, мой друг, скорей!» Я не скажу, Прекрасно понимая, Что родину и матерей Никто и никогда не забывает! Но если крикнут боевые птицы У сунгарийских грустных пустырей, Сомкнутся вновь — Китаец желтолицый И бледнолицый иудей. 1925 24. ГОСТЕПРИИМСТВО Мы любим дом, Где любят нас. Пускай он сыр, пускай он душен. Но лишь бы теплое радушье Цвело в окне хозяйских глаз. И по любой мудреной карте Мы этот странный дом найдем — Где длинный чай, Где робкий фартук, Где равно — в декабре и в марте — Встречают Солнечным лицом! 1925 25. ПАМЯТИ ЗАМУЧЕННЫХ Наш путь крестами обозначен. Но крепок дуб от старческих морщин! Закал борьбы: теряя, мы не плачем, И, проклиная, мы молчим. В нас многое захолодила снежность, Но, чуждая никчемных слов, И в нас есть дружеская нежность И комсомольская любовь. И если так, то в черный день утраты, Как самым-самым дорогим, Мы вам, товарищи… ребяты, Любовь и нежность отдадим! Всему есть срок… сорвется голос ровный, В шеренге дней и дни расплаты есть: Мы не откроем рта, но будут многословны Огонь и сталь, наган и месть! Первая половина 20-х годов (?) 26. МУДРОСТЬ Когда утрачивают пышность кудри И срок придет вздохнуть наедине, В неторопливой тишине К нам медленно подходит мудрость. Издалека. Спокойствием блистая (Будильник скуп! Будильник слаб!), Как к пристани направленный корабль, Она величественно вырастает… Но вот пришла. И многое — на убыль: Непостоянство, ветреность, порыв… И перламутровый разлив Уж редко открывает губы. И пусть потом нам девушка приснится, Пусть женщина перерезает путь, — Мы поглядим не на тугую грудь, Мы строго взглянем под ресницы. И пусть — война. Воинственным азартом Не вспыхнем, нет, и сабли не возьмем. Есть умный штаб. Есть штаб, и в нем Мы прокорпим над паутиной карты. И ждем побед, Но в том же мерном круге (Победы ждем без ревностей глухих) Не как лукавую любовницу — жених, Как муж — степенную и верную супругу. 1925 |
