— Ну, попугать их…

— Пугать врага мечом надо, а не именем, владыка.

— Но новгородцы же не хотят идти.

— Знаю. Пойду без них. Они тогда за мечи хватаются, когда холку припечет. А за мехом небось до Студеного моря шастают.

Даже попытка Кирилла сыграть на родительских чувствах (у Александра только что сын Андрей родился) успеха не имела.

— Что третий сын родился, то хорошо. Я уж бога благодарил за это, но я наперво князь, владыка, а потом уж отец.

Решение великого князя идти за море и доискаться там рати со свеями было непреклонным, и Кирилл, поняв это, смирился наконец.

— Ну что ж, сын мой, воля твоя. Иди, а я стану и сам молиться и другим велю за успех твой. Жаль, стар я по морям-то бегать.

Явившийся новгородский ратник позвал великого князя на вече.

— Что? Ждете, уговаривать стану?

— Нет, князь. Народ слово твое слышать хочет, там пря в кулаки перекинулась.

— У вас хоть одно вече прошло без этого? Все Перуна тешите.

— Зря коришь, князь, — обиделся ратник. — Мы не только на языки бойки, но и на рати спуску не даем. Но где она?

Новгородцы, решившие собрать вече в поле чистом, мигом спроворили и степень походную, кинув трое саней одни на другие. Строение было шатким и не очень надежным, поэтому посадник, смущенно отводя глаза, уступил «степень» подошедшему великому князю.

— Скажи им сам, Ярославич… Выпряглись, — пробормотал он.

— Я не конюх, запрягать не буду, — отвечал ему Александр, взбираясь на степень.

Он окинул взором притихшую толпу и, неожиданно даже для себя, вскинул правую руку, указывая в сторону моря.

— Там, за морем, на земле еми свеи крепости строят. Вы думаете, чтобы греться в них? Нет, господа новгородцы, это к тому, чтобы, емь поработив, запереть Новгороду и Пскову пути-дороги на заход. Ежели свеи вот здесь крепость построят, а затем Неву оседлают, то вашему граду жить нечем станет. С кем будете торговать тогда? Может, с ханом? Так вспомните рать Батыеву, какую он плату с Руси взял.

Великий князь сделал паузу, дабы дать толпе уразуметь сказанное, но оттуда мигом упрек прилетел:

— Так зачем же ты нас обманывал? Почему сразу не сказал, что в Емь потечем?

— А разве я не велел вам лыжи торочить? Вы что думали, чтоб с горок кататься на них?

По толпе прокатился смешок на шутку княжью, но Александр даже не улыбнулся.

— И потом, о чем молчать, а о чем говорить можно перед ратью, то мне решать. Вы каждый за себя думаете, а мне за всех вас приходится перед богом ответ держать. Но ныне уговаривать вас идти со мной за море я не стану, ибо путь будет зело труден и зол. Лишь об одном прошу…

Александр опять сделал паузу, дабы оттенить важность просьбы своей, и на этот раз все молчали, даже кашлять перестали, притихли.

— Попрошу вас, господа новгородцы, тех, кто к дому потечет, оставить нам свои лыжи. Ибо в море на коне не поскачешь, там корма нет.

Толпа сразу вздохнула с каким-то облегчением. Ожидали упреков, а тут просьба, уважив которую можно душу облегчить: хоть сам не пошел, зато свои лыжи на поход подарил, а они, чай, тоже на дороге не валяются.

Не все новгородцы домой поворотили, часть из них решила с князем идти. И, чтобы оставшиеся благополучно до Новгорода добрались и не были полонены литвой или рыцарями, Александр оставил с ними посадника, наказав все время сторожиться и готовыми к бою быть.

Дружина, уходившая на свеев, вся была поставлена на лыжи, и сам великий князь встал на них, хотя был более седлу привержен. Верховых не было, но с ними шел обоз из полусотни саней, в которые впрягли самых крепких выносливых коней. В сани сложили тяжелые брони дружины, лишнее оружие (копья, луки), а также пропитание людям и корм коням.

Без броней, считал князь, идти будет легче, а главное, спать на льду можно без опаски замерзнуть. В море придется провести не одну ночь.

Оставшиеся на берегу долго видели на заснеженной равнине моря уходившую дружину, растянувшуюся не на одну версту. Чем далее уходила она, тем более сливалась в одну темную массу, в которой нельзя уже было различить ни воинов, ни саней. Долго-долго, медленно истаивала вдали, шевелилась черная ленточка. Митрополит Кирилл стоял на самом высоком месте и, щуря от белизны слезящиеся глаза, смотрел на эту ленточку и тихо шептал молитвы, мало вникая в смысл их, но по привычке вкладывая чуткую душу и горячее желание искренне быть полезным.

Впереди дружины рядом с князем шел Валит и его товарищи. Некоторые молодые дружинники, сложившие на возы брони и оружие, чувствовали себя столь легко и счастливо, что затевали бежать вперегонки со смехом и криками. За ними носилась какая-то собачонка, звонко лая и прыгая. Валит улыбался, глядя на них, но молчал.

— Пусть побесятся, — сказал Александр. — Собьют охотку.

— Силы не берегут, — отвечал Валит. — А их много надо будет.

Именно для сбережения сил Валит часа через два предложил дружине передохнуть.

— А не рано ли? — усомнился великий князь.

— Нет, князь. Надо постепенно втягиваться. Если мы первый день без передышки пройдем, то завтра многие идти не смогут. Твои люди в седле привыкли, а лыжи — не кони, сил много отбирают.

После небольшой передышки двинулись дальше. Вскоре начало темнеть, день зимний короток. Но шли и в темноте. По настоянию Валита, было передано по всей дружине веление князя: никому не отбиваться в сторону, дабы не заблудиться и не потеряться. Особо обессилевших было разрешено подсаживать на возы.

А потеряться, несмотря на белизну снега, легко было: начиналась метель, злой холодный ветер тянул с полуночи, поднимая колючую поземку.

Они все шли и шли. К ночи в дружине зароптали: не пора ли спать ложиться.

Но Валит знал: ночь зимняя длинная, успеют выспаться, тем более что ночлег предстоит не на мягком ложе, а на снегу.

Наконец была объявлена остановка. Сани составили в круг, выпрягли коней и, задав им овса в мешках, стали устраиваться на ночевку. Велено было по одному не ложиться, а как можно кучнее, дабы тепло беречь. Вот тут-то и пригодились шубы, тулупы, ранее вроде и ненужные в пути.

Светозар приготовил великому князю и себе местечко в санях, на сене под тулупом, но Александр не лег, пока не убедился, что улеглась вся дружина. Он обошел круг саней с задранными ввысь оглоблями; привязанные у передков кони весело хрумкали овес. Затем он перелез внутрь круга, прошел между сбившихся кучками и лежавших уже воинов; из-под тулупов доносились звуки походной трапезы — все дружно грызли сухари.

Одно беспокоило князя — нет сторожей. Все устали настолько, что было бесполезно кого-то ставить, все равно уснет.

— Ничего, — успокоил Светозар. — Кто, окромя дураков, по морю в такую круговерть пойдет. И потом, коли что, собачонка голос даст.

Ночью ветер не утих, и к утру так занесло снегом лагерь, что от саней лишь передки виднелись да оглобли, ввысь торчавшие.

Пришлось тем, кто на санях спал, разгребать сугробы, под которыми оказались ночевавшие на льду. Поднимались тяжело, с кряхтеньем и руганью. Было еще темно, но провожатый Валит требовал выходить немедленно: «Зимой день короткий, а идти еще далеко-далеко».

Чувствуя, как пал дух войска после мучений первой ночи, великий князь ходил между воинами, обадривал:

— Ништо, други, возьмем первую крепость у свеев. Обогреемся.

— До нее еще дойти надо, Александр Ярославич.

— Будем скоро идти, через день дойдем.

Но вышли к берегу не через день, как обещал князь, и даже не через два — на четвертый. Вышли, потеряв на море около двадцати человек. Из них четверо замерзли в одну из ночей — легли спать и уж не поднялись. Остальных хватились у берега, когда стали брони и оружие разбирать с возов. Двадцать мечей остались без хозяев и столько же калантарей и броней.

— Заблудились, — сказал уверенно Валит.

— А может, назад повернули, — предположил Александр. — Была кой у кого думка такая.

— Все равно заблудились. На море без привычки тяжко. И эти заблудились. Пропали.