Скульптуры древних греков и римлян, например, до сих пор поражают нас своей правдивостью.

К тому же стремились и художники XV–XVI веков — эпохи Возрождения, когда искусство вышло из-под власти церкви. Они, как и старинные греческие мастера, старались возможно точнее передать черты человека.

Стилизованность же, условность, особая манера письма лишали порой портреты средневековых художников жизненности, правдивости, давали лишь самое общее представление.

Но это еще не все.

До наших дней не дошли портреты многих людей, живших даже сотни и тысячи лет назад, а изображения людей, живших десятки и сотни тысяч лет назад, не сохранились вовсе.

Более полувека назад у некоторых ученых возникла мысль, нельзя ли использовать череп для восстановления лица.

Были сделаны отдельные попытки, и среди первых работ есть интересные реконструкции облика древних людей. Ряд ученых в разных странах занимался этим, но большинство из них считали, что создание индивидуального портрета по черепу невозможно.

Так, например, швейцарцы — антрополог Кольман и скульптор Бехли, — воспроизводя голову неолитической женщины эпохи свайных построек, чей череп был найден на Женевском озере, ставили целью лишь восстановить расовые особенности, и только.

Другие ученые преследовали ту же. цель, пытаясь воссоздать внешность первобытного человека — неандертальца. Американский анатом Мак Грегор, создавая скульптуры предков человека, заранее считал, что нельзя воспроизвести индивидуальный облик, а можно лишь дать типовой портрет. Чешский ученый Сук вообще отрицал возможность реконструкции человеческого лица по черепу.

Лишь очень немногие ученые считали, что проблема вообще разрешима, но для этого необходимо иметь данные о связи между лицом и черепом. А таких данных как раз было весьма мало.

Не знали тогда, какие соотношения (корреляции) существуют между формой черепа и мягкими тканями.

Неискушенному человеку, возможно, все покажется не таким уж сложным, даже не требующим объяснений.

Какова же связь костной основы и мягкого покрова? Как глубоко она заходит? Какие конкретные зависимости нужно искать, чтобы добиться в конце концов цели — действительного портретного сходства?

Вот здесь и возникают трудности, и, кажется, им нет конца — только справишься с одной, появляется другая.

Речь идет, конечно, не о грубой связи между скелетом и мускулатурой, которая очевидна, а о зависимостях более тонких. Что такие зависимости существуют, подтверждали работы ученых-антропологов, изучавших череп и лицо человека.

Они брали достоверный портрет и вписывали в него контуры черепа — в соответствующем ракурсе и масштабе. Так решился, например, спор о том, какой из двух приписывавшихся великому художнику Рафаэлю черепов подлинный. И так приходилось поступать не раз — с черепами Канта, Гайдна, Данте, Гёте, Баха.

В 1913 году антрополог-анатом профессор Иенского университета Эгелинг сделал две гипсовые отливки с черепа хорошо известного ему при жизни человека и дал их двум скульпторам.

Оба имели в своем распоряжении один и тот же череп. Обоим сообщили одни и те же данные о толщинах мягких покровов в одних и тех же точках. Оба пользовались одним исходным материалом, а в результате получилось два совершенно разных лица!

Неудача Эгелинга навела ученых на мысль, что восстановить лицо по черепу нельзя, что портретное сходство недостижимо.

Когда делались попытки воспроизвести по черепам головы наиболее древних людей — неандертальцев из Ля-Шапель, то при этом даже и не задавались целью воссоздать конкретный облик, ограничивались (вынужденно!) условным типовым портретом, не больше. Каждый действовал по-своему, воссоздавал недостающее по своему усмотрению. Мельчайшие детали, которые отличают каждое лицо, получались такими, какими их представлял себе скульптор. В итоге череп один — портреты разные…

Потому и сложилось как будто бы обоснованное убеждение, что вообще невозможно восстановить лицо по черепу.

Вот с чем столкнулся Михаил Михайлович Герасимов, когда около сорока лет назад он впервые приступил к созданию необыкновенных портретов — портретов людей, которых он никогда не видел.

Археологией Герасимов заинтересовался рано. Так же рано стал он постоянным посетителем краеведческого музея.

Еще будучи школьником, он с увлечением читал книги о прошлом земли. Его отец — врач — был большим любителем природы. В обширной библиотеке Михаила Петровича рядом с учебниками по анатомии стояли сочинения Брема, иллюстрированные издания “Вселенная и человечество”, “Земля и люди”.

Книга — чудесная машина времени. Она может перенести нас, ее читателей, в далекое прошлое. Мир, каким он был тысячи и миллионы лет назад, предстает перед нами. Со страниц книг смотрят на нас диковинные растения и удивительные животные, когда-то жившие на Земле.

Как люди узнают о них?

В каменном угле, сланцах, песчаниках и других породах находят отпечатки растений, стволы деревьев. Находят и кости животных. Но разве по разрозненным остаткам костей можно представить, как выглядело животное, которого не видел живым ни один современный человек?

Ответ дал французский естествоиспытатель Жорж Кювье, который восстанавливал по костям ископаемого животного его облик. Это казалось чудом. Но Кювье был ученым, и то, что он делал, основывалось на законах науки.

А законы науки говорили: скелет животного и его мягкие ткани не есть что-то оторванное друг от друга. Они взаимозависимы, и форма одного может определять форму другого.

Из искусных рук Жоржа Кювье выходили “портреты” древних вымерших животных-предков лошади, тапира, слона… Рисунки этих и других доисторических животных Герасимов находит в книгах, в музее, где он подолгу рассматривает находки археологов и палеонтологов — разведчиков прошлого.

Он рассматривает найденные в Сибири учеными орудия каменного века: наконечники стрел и копий, топоры из нефрита — зеленоватого камня, орудия из кости и древнюю глиняную посуду…

На смену камню приходит металл, появляются орудия и утварь нового, бронзового века: ножи, кинжалы, бронзовые топоры, многочисленные украшения из меди. Затем наступил железный век, и перед нами — железные мечи, серпы, сошники и другое. Вместе с утварью- найденные при раскопках остатки человеческих скелетов.

Школьник-любитель археологии стал впоследствии археологом.

…Передо мной лежит пожелтевшая от времени газетная вырезка с заметкой: “Могила доисторического воина. Новая археологическая находка. 18 октября сотрудником музея (Иркутского краеведческого музея. — Б.Л.) М.М.Герасимовым обнаружено около переселенческого пункта древнее погребение новокаменного века. Костяк оказался сильно разрушенным: целы лишь некоторые кости.

Находка интересна тем, что дает возможность в полной мере реконструировать погребение неолитического (новокаменного) века.

Произведена зарисовка всего погребения, и по этому образцу будет реконструировано погребение, найденное Герасимовым в прошлом году в Глазкове”.

Эта заметка многолетней давности переносит нас в те времена, когда Михаил Михайлович Герасимов был сотрудником Иркутского краеведческого музея.

Молодой археолог нашел в погребении, о котором сообщала газета, и довольно хорошо сохранившийся череп человека новокаменного века. Долго вглядывался Герасимов в эти останки, пытаясь представить, как выглядел человек, живший на Земле не одно тысячелетие назад. Становилось ясно — только отлично зная анатомию, можно найти верный путь. С нее надо начинать. Надо было накопить факты, изучить, какой формы бывают мышцы, как они расположены.

Все свободное время Герасимов работал в анатомическом музее и в Медицинском институте. Его учителем был профессор Александр Дмитриевич Григорьев. Как-то Герасимов спросил, можно ли восстановить по черепу лицо? Профессор ответил: “До сих пор это никому не удавалось. Попробуй, поработай сам”.