Они обходили пожар справа. Ванин увидел с высоты весь огненный фронт. Он охватывал теперь по меньшей мере пятьдесят гектаров и был очень страшен.

В левом секторе огромного огненного круга поднимался особенно густой, белый дым. Там люди уже вступили в схватку с пламенем.

Машина подлетела к скалам в верховьях Лосиной. Ванин увидал: оправдались самые худшие предположения. Пожар обошел скалы, оставив пока нетронутым участок берега реки километров в двадцать. Но путь к лысым вершинам, к истокам Лосиной, был отрезан.

— Пройдем к истокам, — махнул в сторону гольцов Косых, — может быть, они догадались уйти от пожара подальше.

У истоков река билась в диких скалах. Небо было чисто. Постоянный ветер, дующий с океана, мощным потоком переливался через горы и не позволял дыму застилать дали.

Ванин пролетел почти к истоку. Река и берега были пустынны.

— Поворачивай! — крикнул Антон. — Держись ближе к воде.

— Хорошо, — кивнул Ванин. Он бросил машину в ущелье, где протекала река. Возможно, он слишком буквально понял пожелание Косых, а может быть, считал, что шум мотора привлечет внимание людей, убежавших в тайгу.

Ширина каньона Лосиной не превышала и тридцати метров. Прибрежные скалы поднимались на добрых пятьдесят. Вода плескалась и пенилась у отвесных берегов. Не было места, где могла бы пристать лодка, — ни заводи, ни отмели, ни косы.

Косых внутренне сжался. Он понимал всю рискованность полета в извилистом каньоне. За любым поворотом мог последовать новый, еще более крутой, капризный изгиб…

— Выше! Выше!

Грохот мотора, отраженный скалами, заглушил голос Косых.

“Что это Ванин задумал? — прикидывал пожарник. — Спятил! Мы врежемся в скалу! В пламя! Удержать дурня невозможно. Мы ничего не сделаем: ни тех идиотов не спасем, ни сами… Да, черта с два выберемся…”

Их мотало из стороны в сторону на крутых виражах.

Один резкий разворот. И снова. Каньон будто суживался. Так казалось Косых. Ванин кидал самолетик в такие крутые виражи, что можно было попеременно видеть либо правый, либо левый берег. Машина все чаще вздрагивала, натыкаясь на плотные клубы дыма. Иногда они влетали словно в облако. Косых инстинктивно жмурился.

“Сумасшедший… Сумасшедший!” — только твердил про себя пожарник.

Над облаком дыма, к которому они подлетали, пронеслась по воздуху горящая ветка.

“Все! — решил Антон. — Ударит в мотор и…”

Пронесло.

Теперь уже не одна ветка, целый сонм пылающих факелов порхал совсем рядом.

Косых отодвинул боковое стекло кабины. В лицо ударил раскаленный ветер. Горячий воздух обжигал. Смолистый, едкий дым першил в горле, забивал легкие. Дышать стало нечем.

“Что же ты делаешь, Ванин? Что же ты делаешь?” — безнадежно повторял Косых. Они оба вглядывались то в один берег, открывавшийся на крутом вираже, то в другой.

Рев мотора оборвался. Зашепелявил шепотом пропеллер. Ветер посвистывал в плоскостях.

Пилот резко кинул самолет вниз. Косых высунулся из кабины, чтобы видеть как можно дальше. Внизу клубился дым, метались искры. На бурливой вспененной реке Косых увидел пузатую, неуклюжую лодку, пробиравшуюся вверх, и в ней четверых.

Туристы заметили самолет. Вскочили. Стали махать руками Они словно надеялись, что самолет сейчас опустится на воду, заберет их.

Косых высунулся, насколько позволяли ремни. Принялся отчаянно махать руками. Он старался показать: нужно повернуть обратно, плыть вниз, а не вверх по реке, куда шел пал. Там через несколько часов будет такой огненный ад, что за их жизни никто не даст и полушки. Он стал кричать, что они двигаются навстречу собственной гибели; что им стоило бы только обратить внимание на ветер, и они поняли бы, куда надо плыть; что они сумасшедшие и преступники.

Он был уверен — он успел прокричать это за несколько мгновений, когда они пронеслись над лодкой. Косых уверял себя: туристы повернут обратно.

В последнее мгновение, когда лодка скрывалась за хвостовым оперением самолета, Косых увидел: один из туристов, стоявших в лодке, свалился за борт.

Наконец машина вырвалась из каньона. Откосы расступились. Левый берег, поднявшийся едва ли не на полукилометровую высоту и почти безлесный, пожар не тронул. Дым поднялся высоко. Солнце глядело сквозь него рыжим, воспаленным бельмом.

Косых немного отдышался:

— Надо вернуться!

— Они поняли нас.

— Я видел — с лодки упал человек!

— Еще раз рисковать нельзя.

— Не понимаю я тебя, Ванин!

Пилот сбросил газ.

— Они будут здесь через полчаса. Самое большое — час. Они спасут товарища и спустятся сюда. Мы их подождем. Потом ты прыгнешь.

— Зачем?

— Думаешь, здесь они будут в безопасности? — спросил Ванин. Он вел машину широкими кругами меж скальной стеной и длинной отмелью, которая тянулась в этом месте по правому низкому берегу. — Пожар скоро доберется и сюда. А они — новички. Сам видел.

Косых не мог побороть в себе неприязни к туристам. Он их не знал, но уже ненавидел. И ему их предстояло выручать. В глубине души он не то чтобы радовался, но испытывал некое удовлетворение, что тайга так сурово обошлась с ними.

— Марина!

— Марина!

Отклики эха заметались в узком каньоне.

Но Марине, упавшей из лодки, было не до этих криков. Она с головой окунулась в холодную воду. Течение сорвало берет с ее головы. И единственно, что ее занимало, — берет на волнах в нескольких метрах от нее. Она старалась как можно скорее добраться до него.

Уверенно держась на воде, Марина с инстинктивным расчетом преодолела небольшой порожек. Она нисколько не испугалась, словно не первый раз плыла в одиночку по бурливой таежной реке. Однако, вынырнув, она не увидела берета. Он исчез. Ей стало страшно.

— Марина! Марина! — услышала она крики, повернулась на спину.

Лодка катилась по реке вслед за ней. Тимофей возился у мотора. Он суетливо наматывал на диск пусковой шнур, дергал его. Над кормой поднималось слабое голубое облачко, слышалось фырканье — и все. На носу лодки, толкаясь и размахивая руками, стояли Петр, Дзолодо и кричали.

“Хоть бы они-то поосторожнее, — подумала Марина, — а то еще свалятся…”

Плавать на спине было нельзя. Она налетела на валун, окатываемый водой.

— А-а-а-а! — скорее от неожиданности, чем от страха, закричала Марина, увидела: Петр прыгнул в реку. — Не на…

Крик Марины захлебнулся на высокой ноте.

Сильный поток снова перекинул ее на спину. Она съехала по мокрому каменному горбу, ухнула в водоворот. Зажмурилась. Ее несколько раз перевернуло через голову. Она нахлебалась воды.

Ужас охватил ее. Водоворот опутал веревками струй. Она метнулась наугад в одну сторону, в другую. Сослепу потеряла представление, где дно, где поверхность реки. “Открой! Открой глаза!” — приказывала она себе. Но страх сбил ее с толку. Она словно забыла, как это делается, как открыть глаза.

Водяные вихри крутанули ее еще. Она сделала кульбит. Ударилась плечом о камень.

Разомкнула веки. Увидела расплывчатые очертания камней. Потом промелькнуло серебристое пятно солнца. Снова камни. Марина резко выпрямила ноги, оттолкнулась от дна и выскочила на поверхность.

— …ина! Держись!

Марина решила не оборачиваться.

— К берегу! К берегу!

Ее относило к кривуну. Здесь, на повороте, само течение помогало ей подбираться к берегу… Она старательно использовала силу потока. Даже подивилась, откуда вдруг у нее такая уверенность, умение разгадать повадки реки.

Но оглянуться было нужно. Уже несколько секунд она не слышала позади себя голоса Петра. Теперь Марина поступила осторожнее. Она внимательно пригляделась к реке впереди, прикинула, куда ее может отнести, и покосилась назад.

Река была пуста. То есть она по-прежнему несла лодку. По-прежнему Тимофей возился у мотора. Дзолодо стоял на носу, закрыв лицо руками.

“Да! Ведь Дзолодо не умеет плавать… — мелькнуло в голове Марины. — А где же Петр? Петр!.. Где Петр? Что с ним случилось? Задержаться надо. Может, придется помочь…”