— Да я что… Кто же знал-то… Всем подряд доказываешь — никто не слышит…

— Ладно, ладно…

— Ну, значит… — Виктор начал речь с этих слов-паразитов «ну, значит», чтобы как-то вновь уложить в памяти то, что он собирался сейчас говорить. — Как вы считаете, что главное в ракетостроении?

— Странный вопрос. Двигатель, конечно.

— Уточню. Материалы двигателя, теория, технологии.

— Многое. Корпус, система управления, топливо…

— В общем верно, все это так… и не так. Главное в ракетостроении — это качество. В современной индустриальной системе каждый рабочий, каждый инженер приучен к тому, что есть некий допустимый предел ошибок, брака, который безнаказанно можно допустить. Этот предел — небольшая величина. Но в таком сложном и критичном к дефектам изделии, как ракета, эти небольшие пределы в итоге дают вероятность общего отказа, близкого к единице. Тем более что в создании и производстве ракеты будут заняты сотни заводов и КБ. Отсюда вывод: нужно изменить сознание работника, поставить его в такие условия, когда целью его работы станет не допустить брака вообще…

Виктор вкратце разъяснил основы саратовской системы управления качеством 50-х годов, как достаточно простой и легко встраиваемой в вероятные рамки производственной бюрократии. Он заметил, что Королев слушает его необычайно внимательно.

— Вот! — воскликнул он, когда Виктор закончил. — Вот то, что я все время говорил! Нас все время резало опытное производство. Не столько в конструкции дело, сколько в мелочах, которые лезут из каждой дырки. Кустарщина и малограмотность — вот ваши диверсанты. Здесь нужен не только новый станок — нужен новый рабочий, с сознанием ученого, с фанатической готовностью преодолевать себя. Тогда мы чего-то достигнем. А вы знаете, сколько пришлось всех убеждать использовать при планировании работ графики Гантта?

— Это сетевое планирование, что ли? Мощная штука, только надо дополнить методом анализа критического пути, лучше по методу ПЕРТ, там четыре длительности работы: оптимистическая, пессимистическая, наболее вероятная и средневзвешенная, и метод критической цепочки, который учитывает наличие ресурсов…

…Автор безжалостно опускает дальнейшую часть беседы до обеда. В конце концов, сейчас это можно найти в учебниках. А вы думали, разговор пойдет о форме камеры сгорания? Ничего подобного. Чтобы строить ракеты, надо сперва создать новое производство, новых работников, новые методы управления. А иначе выйдет как обычно у нас бывало — когда прекрасная идея так и оставалась на уровне опытного образца.

— Неплохой у них рыбный суп. Что они такое, кроме укропа, добавляют?

Штабс-ротмистр аккуратно отложил кость на край тарелки. Кроме него и Виктора, за столиком сидели Королев и Глушко; Лангемак оказался за соседним, и ему девушка как раз подносила второе. Вчерашние каторжники ели не торопясь; видимо, за эти дни их уже успели подкормить. Репродуктор на стене неторопливо пережевывал такты слоуфокса «Сильнее смерти».

— А эта вещь у Блантера, пожалуй, несколько однообразна, — продолжал Ступин, — даже если сравнить с балладами в честь Киевского похода. «Знамя императора по ветру шумит…»[28]

«Знамя Щорса красное по ветру шумит», — отметил про себя Виктор. — Можно новые тексты писать. Интересно, а какой текст для нашего времени будет и про что?»

— А вот это, кстати, чья: «Расцветали яблони и груши…»[29]?

— Так это его же. Церковь чего-то придиралась насчет мелодии.

— Зря придиралась. Во всем мире ее будут считать русской. Кстати, и в Германии понравится.

— Неужели эти простенькие куплеты смогут быть знамениты на весь свет?

— Абсолютно. У меня на это чутье.

— Ну если не шутите… Придется утрясти и согласовать.

Закончив обед, они вновь направились по коридору к кабинету. Штабс-ротмистр на мгновение задержал Виктора:

— Наши вчерашние знакомые интересуются, нет ли все же каких-то идей насчет ускорения работ по дизелю. Это не только пожароопасность, это вопрос топлива. Немцы в случае войны с Россией могут использовать синтетические бензины, с ними у них будет проще, чем с дизтопливом. У нас своя нефть, так что двигатели на соляре и газойле помогут сэкономить дефицитный бензин.

— Ну они же в общем-то сами знают. Производственная база для такого изделия слаба, нужно новое оборудование — по сути дела, новая технологическая линия. С концентраторами напряжений у вас сами разобрались. Хотя это, в общем, достаточно элементарная вещь, для учебников сопромата…

— Подозреваете вредительство?

— Подозреваю результат чморения конструкторов в национальном масштабе, в том числе и морального. Человек должен верить в свои силы, видеть перед собой положительные примеры великих инженеров и изобретателей. А когда ему внушают, что все лучшее создано за бугром, а у нас умеют только копировать, что он создаст? Стрельба со сбитым прицелом…

— Ну а что-нибудь для поправки прицела присоветуете? Что-нибудь из исторического опыта на полвека вперед?

— Ну насчет тех же концентраторов… Изучать картину напряжений в деталях на моделях из оргстекла в поляризованном свете.

— Оргстекло?

— Ну да… акрил… такой полимер прозрачный…

— А, плексиглас? Который на стекла для самолетов идет?

— Точно.

— Как закончим с ракетчиками, задержитесь, надиктуете, что знаете?

— Конечно. Не вопрос.

— Еще такая вещь: Королев Сергей Павлович, на ваш взгляд, насколько предан России?

— Ну то, что он не шпион и не вредитель…

— Это понятно. Насколько он способен сохранять верность отечеству, если у него будет возможность остаться за рубежом?

— Хотите послать в Германию по обмену опытом?

— Хотим. Вы подали интересную мысль насчет важности организации ракетного дела.

— Во всяком случае, в диссидентстве замечен не был, несмотря на то что в нашей реальности попадал на Колыму и чуть не погиб. Это Сахаров был диссидентом.

— Сахаров… тоже ракетчик?

— Нет, отец водородной бомбы. Андрей Дмитриевич.

— Которая мощнее ядерной?

— Да. И то не сразу, а как сошелся с Еленой Боннер. А она была ярой антисоветчицей.

— Очень занятно. Выходит, ваши органы проглядели?

— Ну не станут же они его, как в старину, женить без согласия. А убрать Боннер — это тоже даст противоположный эффект…

— Ну Виктор Сергеевич, зачем так… Это вопрос техники. Так какие гарантии можно создать для Королева, чтобы его не перевербовали? Его интересы, связи… вы понимаете?

— Хороший вопрос… Он смел, имеет твердый характер и фанатично предан идее освоения космоса. Из страха он вряд ли будет на кого-то работать… ни на вас, ни на немцев. А вот ради того, чтобы его ракеты первыми полетели в космос, чтобы запустить первый спутник, вывести первого человека на орбиту, опередить конкурентов — американцев или в данном случае немцев… Космос — это его жизнь. Даже сами по себе баллистические ракеты для него, пожалуй, не столько щит. Скорее, возможность, которую военные дали для полета в космос.

— Спасибо. Это совпадает с нашими данными и вообще весьма характерно для настоящего ученого. Но предположим худшее. Кто может в этом случае заменить у нас Королева по баллистическим ракетам? Только не говорите, что никто, подумайте.

— Янгель, Михаил Кузьмич. Он, кстати, в вашей реальности сейчас не в командировке в США?

— Кстати, в командировке. Но он ведь не ракетчик. Он авиаконструктор.

— Сможет стать ракетчиком. Королев ведь тоже с планеров начинал.

Они остановились у двери в кабинет.

— Да, у меня к вам тоже один вопрос, только из истории. Вот Колчак… как же он вдруг стал республиканцем? Он ведь по взглядам был скорее ближе к Муссолини. Возводил войну в культ, ненавидел пацифизм, парламентаризм. Высказывал и Тимиревой писал…