«Да, это тебе не Буш, — подумал Виктор, — у этого только имидж простофили».

— Мне еще подсказали один план, — продолжал Лонг, — у японцев в городах много легких бумажных домиков и очень большая плотность населения. Если найти такой город в бухте у моря, построенный как бы большой чашей, и взорвать над ним бомбу, пожар вспыхнет везде. От взрыва будет много раненых и оглушенных, они не смогут выбраться из огня и дыма. Многие тысячи людей погибнут после, потому что им не смогут быстро и правильно оказать помощь. Люди подумают, что все это ужасное количество жертв сделала одна бомба. Тогда в эту угрозу поверят правительства стран, на которые у нас есть возможность бросить ядерные боеприпасы. Но если мы сделаем это первыми, весь мир назовет нас чудовищами. От Америки отвернутся все. Этот эксперимент можно поставить только в условиях такой кровавой бани, когда американский народ содрогнется от преступлений врагов и потребует покарать их любым — я подчеркиваю, любым — способом. И это надо делать в то время, когда враг уже надломлен и готов капитулировать. Одним словом, сперва должна быть начата мировая война, и начата не нами, а атом должен поставить в конце ее жирную точку. Вот такая сложная вещь мировая политика.

«А ведь Трумен фактически так и поступил. Только бомбу они начали делать одними из первых. Вообще как можно: заботиться о сытости и образовании своего народа — и тут же рассуждать о том, как выгоднее уничтожить сотни тысяч мирных людей чужой страны? А ведь местный пипл схавает. Так же, как немцы схавали идеи нацизма: уничтожать чужие народы ради сытости своего. И у нас обвиняют коммунистов, что они допустили много жертв в своем народе, в отличие от тех, кто убивал чужих. Геноцид начинается с обывателя».

— Но кто мешает заранее начать работу над ядерным оружием? — с совершенно искренним удивлением в голосе спросил Виктор. — Исследования надо вести долго и, чтобы успеть что-то получить к концу войны, надо стартовать уже сейчас. Иначе другие страны могут опередить Америку и попытаться поставить американский народ на колени. Разве вы, как президент, сможете допустить порабощение и уничтожение своего народа?

— Вы видите проблему как ученый, Виктор, — снисходительно пояснил Лонг, — ученые — это всегда фанатики своей идеи. Я должен смотреть как политик. Германия — это страна с высокоразвитой промышленностью и скромными ресурсами. Гитлер не захочет начинать работу над сверхоружием, пока не завоюет ресурсы на континенте. Он ухватится за него, когда решит, что дела идут плохо. К тому времени он истощит Германию в войне, а Америка успеет нарастить экономические мускулы. Не забывайте про то, что война для наших компаний — это возможность поставок оружия на экспорт.

— Кому? Гитлеру и его союзникам?

— Может, Гитлеру, может, Британии. Мы за океаном, и пока в другом полушарии идет война, на нас сложно напасть. Зачем провоцировать вражду раньше времени?

— Подождите, это как же… Это что же, выходит, вы хотите, чтобы началась Вторая мировая, чтобы нажиться на ней… а потом грозить разоренным странам бомбой, чтобы разместить в них свои базы, или что…

Лонг положил руку ему на плечо.

— Политика — это очень, очень грязное дело, Виктор. Я это понял еще в борьбе за губернаторский пост. Чем большего числа людей и чем больших сумм денег касается вопрос, тем больше дерьма. И если человек действительно любит свою страну, свой народ, он должен не бояться оказаться в этом дерьме. Он должен нести свой крест.

«Это, значит, твой крест, да? Двадцать миллионов погибших, а ты не о них думаешь, ты о себе печалишься — ах, делал бизнес и запачкался, да?»

— Хорошо, — холодно сказал Виктор, — если Гитлер не будет спешить с бомбой, ее начнет делать Россия. И опередит вас.

Главрыба всплеснул руками и расхохотался.

— Мы уже дрожим от страха, Виктор. Россия уничтожает свою науку, мыслящих инженеров, изобретателей в угоду своим новым европейским друзьям. Россия ничего не может делать без немцев, даже электрических поездов. И никогда не могла.

— А теперь сможет, — с видимым безразличием произнес Виктор, — догадайтесь с трех раз почему.

— Вы хотите сказать, что передали им секрет атомной взрывчатки?

— Ну если бы передавал именно я, меня вряд ли бы выпустили. У меня просто особое мнение на этот вопрос. Я не уверен, что, получив бомбу, соборники не захотят возврата Аляски или чего-то большего. И все потому, что кто-то испугался вложить деньги в беспроигрышный проект. Испугался выглядеть непопулярным, испугался, что его не поймет население, которому наобещали с три короба.

— Что? Что он сказал? Вон отсюда! Вышвырните его вон! — заорал Лонг. — Вышвырните его к черту из страны, немедленно!

Виктор поднялся:

— Не забудьте только взорвать завод тяжелой воды в норвежском поселке Веморк, вместе с электростанцией. Желательно до того, как в вашем Дистрикт Коламбия радиоактивные дожди пойдут. Честь имею!

С этими словами Виктор повернулся и направился к дверям. Он думал, что сейчас у него заберут только что врученную медаль, а заодно и чековую книжку, но все оставались на местах, и только в спину гремел вопль президента: «Пусть катится ко всем чертям!!!»

Задание было провалено.

«А так все хорошо начиналось, — подумал Виктор. — Ну что ж, раз на раз не приходится».

На ступеньках у входа в Белый дом Виктора нагнал Галлахер.

— Congratulations! Поздравляю! — заорал он, хлопнув Виктора по плечу. — Вы это сделали!

— Сделал что?

— Как только вы вышли, Босс немедленно поручил Даллесу возглавить работу по созданию сверхбомбы! Вы все точно рассчитали! Босс не потерпит, что кто-то проскочит перед его носом! Где думаете отпраздновать событие?

— В самолете. Насколько я понимаю, меня выслали из США.

— Забудьте об этом. Босс может погорячиться, но он не делает глупостей. У меня есть к вам разговор относительно вашей карьеры в этой стране, но это несколько позже.

Сзади по граниту застучали каблучки Джейн.

— Виктор, вы не слишком переживали?

— Совсем не переживал.

— Правильно. Какие планы?

— Еду в аэропорт.

— Послушайте, как вы можете ехать?

— После того, что было?

— Нет, без визы на выезд. Такие правила.

— Но, как гражданин России, я не обязан иметь выездную визу.

— Но, как гражданин России, вы не оформляли въезд.

— Она права, — подтвердил Борис, — выехать вы легально можете по американскому паспорту, а на оформление визы нужно время.

«Понятно. Тянут время».

— В таком случае я намерен немедленно обратиться в российское консульство за помощью.

Виктор ожидал, что его начнут отговаривать или придумают какой-то предлог. Но Борис вдруг широко улыбнулся и сказал:

— Ну что ж, раз вы так решили, я могу подвезти вас до консульства.

— Спасибо, я могу доехать на такси.

— Виктор, ну вы взрослый человек. Если бы мы пытались удержать вас силой, это можно сделать и в такси. К тому же в такси для вас опаснее. Я просто хотел как лучше.

— Извините. Если это действительно не затруднит вас…

— Ничуть. У меня нет никаких причин вас обманывать. Полагаю, в моем «плимуте» мы разместимся все, включая Сэллинджера. Усиленную охрану нам выделяли только на период до встречи с Боссом.

…Вглядываясь в особняк за узорной решетчатой оградой, Виктор усиленно рылся в памяти и пытался что-нибудь вспомнить насчет того, как выглядело довоенное советское представительство в Вашингтоне. Впрочем, оно могло располагаться в другом месте. Внешняя же атрибутика была налицо — имперский триколор, табличка с двуглавым орлом и надписью на двух языках, подтверждавшая, что здесь находится посольство Российской Империи (России), и, наконец, часовой в российской форме с погонами. Борис вызвал кого-то звонком у калитки, показал удостоверение и переговорил. Через полминуты их пропустили.

— Винокуров Николай Григорьевич, товарищ посла его величества в Соединенных Штатах, — отрекомендовался Виктору человек среднего роста, лысоватый, в серой тройке, с мало запоминающимися чертами лица, в кабинет которого проводили Виктора и Галлахера. — Мне уже позвонили из Ю-Эс-Эс и попросили оказать содействие вам, как соотечественнику, в возвращении на Родину. Вы утверждаете, что прибыли вчера утром авиарейсом из Москвы?