— Фермеры?

— Нет, давно. Ну «Хижина дяди Тома».

— Какого Тома? — с тревогой посмотрела на него Джейн. — Вы знаете, для вас, наверное, очень жарко…

— В моем мнение, Виктор говорить про черные, — рубанул Дик, — это есть книжка, где черный юзают слейвом. Я есть угадайка?

— Йес.

«Сейчас бы его в Штатах засудили за такие выражения. Сто пудов. Счастье его, что сейчас времена мистера Твистера. А ведь исторический факт, тогда нормы другие были. Ишь ты, этот мистер Твистер приехал, понимаете, в Союз, в Петербург… то есть в Ленинград, и представьте себе, в гостинице не захотел с афроамериканцем… то есть, может быть, и не с афроамериканцем… то есть с афро, но, может, и не с американцем… короче, он не захотел с ним на одном поле… Как все запутали! Как все запутали!!!»

— А, ну все просто. Босс боролся против Ку-клукс-клана, а в Босса стрелял еврей, доктор Вайсс. Позднее Вайсс, уже будучи осужденным, сделал сенсационное признание, что якобы действовал в интересах тайного мирового правительства. Вы знаете «Протоколы сионских мудрецов»?

— Нет, только TCP/IP. Название слышал.

— Ну да, вы же всерьез не занимались политикой. Короче, это связано со всемирной паутиной… А кстати, мы пришли.

Покупательная способность доллара Виктора приятно удивила и напомнила фразу из «Назад, в будущее»: «Возьми сто долларов, переоденься». Рубашка была хлопчатобумажной с добавлением вискозы, удачного, на взгляд современного мужчины, фасона и подпадала под какую-то торговую акцию, из-за чего старая цифра на ценнике была зачеркнута, а рядом подрисована другая, поменьше.

«Традиционная замануха…»

Помимо белья и носков Виктор взял плавки — мало ли сколько тут торчать, а сезон явно купальный. Подъемные расходились медленно. Взглянув еще раз на скромные приобретения и вспомнив еще одну спилберговскую фразу — «Клинт Иствуд этого не носил», — Виктор позволил упаковать все в целлофан. Вместе с пакетом осветленная блондинка, демонстрирующая выражением лица результаты действия зубной пасты, вручила ему дисконтную карту и начала перечислять грядущие выгоды от сейлов и лотерей. Не дослушав, Виктор сказал «сенкс» и направился к выходу.

— Вы раньше были в Америке? — спросила его Джейн уже на улице.

— Нет, но знакомым время от времени кажется, что был. Я что, говорю как американец?

— Нет. Некоторые детали поведения. Не обращаете внимания на рекламу, например.

— Вы считаете, что в России нет рекламы?

— Она другая. Рассчитана на психологию человека доиндустриальной эпохи. Понимаете, в России быстро строятся заводы и фабрики, а внутри человека еще эпоха сохи. Отсюда накопление стрессов, внутренний протест, возможны взрывы жестокости…

— Вы считаете, что революция семнадцатого года — от промышленной?

— Не знаю, лучше переговорить с нашими аналитиками. Дело не в этом. Вы — человек, родившийся в стране, которая уже была промышленной к моменту рождения. В такой же стране прошли ваши детство и юность. Учитывая ваш возраст, индустриализация этой страны должна была бы пройти еще в прошлом столетии.

— Для переводчицы вы хороший психолог. И не только.

— Женщины — прирожденные психологи. Но даже это не главное. Если вы выросли в промышленной стране, на вас должна действовать наша современная реклама. Американская реклама превратилась из кустарного ремесла, которое вы видели в России, в отрасль индустрии. Над ней работают психологи, социологи, в общем, разные безумные гении. Это вроде гипноза — заставить человека покупать, покупать и покупать, как будто делать ставки в азартной игре. У вас иммунитет.

— Мы, ученые, вообще народ странный. Вещизм для нас не самоцель.

— Жажда открытий. Но вы не совсем похожи на ученого нашего века. Внешне намного сдержанней.

— Естественный отбор, однако. Знаете поговорку «Любопытство кошку погубило»?

«Вайсса, значит, в этой реальности охрана на месте не замочила. А потом — это когда? Он сделал заявление после прихода к власти Лонга? Или его заставили? Кстати, а каким это боком ко мне относятся все эти заморочки? Надо понять, как говорить с Лонгом».

— Скажите, Джейн, как вы смотрите, чтобы после обеда сходить на пляж?

— Позитивно. Только не сразу, а чуть попозже, а то слишком жарко и вы можете обгореть.

— Спасибо. Вы очень заботливы.

— Не стоит, это долг службы. К тому же мы земляки.

— Не притесняют в столице мигрантов?

— В каком смысле?

— Ну эти, которые «Америка для американцев».

— Ах вот вы о чем! Нет, вы не так поняли. «Америка для американцев» — это не против иммиграции. К началу мирового финансового кризиса наше государство из гаранта определенного набора политических прав своих граждан и их объединений, осуществляемого демократически избираемыми представителями народа, превратилось в гигантскую социально-экономическую машину, управляемую никем не избираемой и не контролируемой финансовой олигархией. Машину, в которой наши граждане, сохраняя формально свои политические свободы, фактически оказались «винтиками», связанными угрозой потери работы, кредитами, пропагандой — промыванием мозгов и другими путами зависимости от своих «несменяемых правителей». Голосуй, не голосуй — все равно, простите, результат один.

Виктор хотел было возразить, но вовремя вспомнил, что речь идет об Америке, да еще тридцатых годов.

— Отсюда и слоган «Вернем Америку американцам». Правильнее всего это перевести как «Вся власть — народу».

«Угу, и у нас это кричали во время перестройки. Лозунги лозунгами, а… а с другой стороны, и здесь олигархия сама докатилась».

— Кстати, я начинаю проникаться идеями Новой Демократии, и у меня появилась мысль разделить ванну в номере.

— Как это?

— Нет-нет, я не предлагаю мыться одновременно. По очереди. Думаю, при такой жаре нелишне периодически принимать ванну или душ. Да и после купания сполоснуться пресной водой.

— Кстати, пресный душ есть и на морском пляже. А вы увлекаетесь серфингом?

«Почему она об этом спросила? У нас же нет океанских волн на курортах. А виндсерфинг здесь вроде еще не развит».

— Я бы попробовал дайвинг. Здесь нет пункта проката аквалангов?

— Аква… ах да, — она широко улыбнулась, — я тоже зачитываюсь Беляевым. Правда, когда он пишет об Америке, он пишет по газетам.

— Ну латынь-то вы изучали не по газетам.

— Почти. Подрабатывала тем, что подменяла подругу в больнице, чтобы ту не уволили. Ей не на кого было оставить ребенка, а беби-ситтера нанять не по карману. Постойте, а откуда вы знаете про латынь?

— У Беляева нет слова «акваланг».

— Вы просто Пинкертон. Да, кстати, если у вас будет желание прогуляться по городу, вам надо обязательно увидеть театр Форда, где стреляли в Линкольна, и дом, где скончался Линкольн…

«А почему она подменяла в больнице, а не сидела с ребенком? И как относились к этому в больнице? Они же с подругой не двойники? Что-то она темнит. С другой стороны, кто же тут еще подробно расскажет про клиента, пусть даже и с пиаром. Надо набраться терпения».

День в Новом Свете шел своим чередом. Принятие ванны можно смело опустить: для современного читателя в нем ничего нового не предвидится. В обеденный рацион среди прочего оказались включенными блины с икрой, красной, натуральной. Вопреки опасениям, навеянным теми же Ильфом и Петровым, еда безвкусной не казалась, хотя, конечно, могло так случиться, что та пища, к которой привыкли мы, люди двадцать первого столетия, тоже показалась бы Ильфу и Петрову безвкусной. Из всего съеденного Виктором в этой реальности первое место занимала приготовленная Леной на его бывшей/будущей брянской квартире курица, но это можно было отнести и на счет кулинарных талантов мадам. Для чистоты эксперимента можно было бы зайти в какую-нибудь местную забегаловку (заодно посмотреть, что же это у них за автоматические забегаловки были), но экспериментировать было влом.