— Интересно, кто хочет меня видеть в Москве? — спросил Виктор у Ступина, который возился в салоне с подключением записывающей аппаратуры.

— Ну чтобы вы не терзались ожиданием… — Полковник прикрыл дверь из салона в коридор. — Вас желает видеть сам начальник имперской канцелярии.

— Понадобилось знание электронного документооборота?

— Нет. Немного разъясню вам некоторые особенности нашей государственной системы, о которых не пишут в правительственных газетах. Видите ли, государь император — лицо публичное. Он ездит, выступает перед народом, перед журналистами, по радио и скоро начнет показываться по телевидению. Он — лицо империи, ее, так сказать, символ. Но подготовка указов, решений, вообще того, как и что будет говорить и как действовать император, — фактически это все решает другой человек, более искушенный в политике, борьбе за власть, всяческих интригах.

— Начальник канцелярии? Что-то вроде теневого лидера?

— Можно сказать и так. У него есть определенные основания не быть публичным лидером. Во-первых, он инородец и выходец из простого народа, а это плохо вяжется с династическими традициями. Во-вторых, он нефотогеничен и говорит по-русски с некоторым акцентом. У него нет спортивной фигуры…

Виктор представил себе что-то вроде дома Рэбы из «Трудно быть богом». Этакий карлик неприятного вида, хитрый и злопамятный.

— …Но только не надо думать, что это какой-нибудь отвратительный карлик из сказок братьев Гримм. Увидите сами, это совершенно нормальный человек, простой в общении, и вам совершенно не следует его бояться.

— А кому следует бояться?

— Врагам империи, мошенникам, казнокрадам… Просто он не соответствует стандартам голливудского киногероя. А народу нужно, чтобы им руководил идеал. Вот они оба вместе — император и начальник имперской канцелярии — идеал и образуют.

— А о чем будет разговор?

— Этого и я не знаю. Но, во всяком случае, встреча вряд ли будет для вас неприятной. Это умный человек. Он не предложит вам того, что противоречило бы вашей натуре и убеждениям. Если, конечно, вы не его враг. А врагом ему вы в нынешней ситуации быть не мо-же-те. — Последние слова он произнес с расстановкой и некоторым нажимом.

— Действительно. Какой мне смысл?

— Кстати, вы никому не говорили, что в будущем ваш луч будет применяться больше для технологических нужд, чем как оружие?

— Нет, только имеющим доступ… Хотите блефовать?

— Если мы продемонстрируем маленький прибор, который делает дырку в станиоле, нам поверят, что можно сделать большой и резать им корабли. Особенно если не знать устройства. Уже идут переговоры с Голливудом о постановке фильма по Алексею Толстому про гиперболоид, так что массы будут психологически готовы… Ну вот, вроде заработало. Поужинаем и поговорим о лампах.

— Кстати, о еде. Не перенимайте у вермахта систему питания солдат, когда набивают пузо в обед, а завтрак и ужин — чаек. Приведет к гастритам, катарам и прочей гадости. Пусть лучше носят два-три раза горячую пищу. Правда, тоже есть минус: если не удается доставить на передовую или кухню разбило, солдаты голодные. Паек сухой тоже не приживался — сразу съедали. Типа, убьют, потом кому он, паек?

— Логично. И есть какие-нибудь идеи?

— Разве что только сухой паек — супом из пакета. Просто так есть нельзя, а если не доставили — развести костры и заварить в котелках. Его варить недолго, просто высыпать в кипяток, и через несколько минут будет. Не айс, конечно, но если ничего нет…

— Что такое айс и как делается суп из пакета?

— Айс — непереводимое выражение. Юмор двадцать первого века. Ну типа не фонтан… господи, ну как на ваш-то перевести… а, вот: эрзац, суррогат. Суп из пакета — сушеные овощи, мясо, вермишель, ну и пряности всякие. Высыпать в кипяток, чуть поварить — и есть.

— Что-то вроде суповых брикетов. Понятно.

— Ну не совсем. Суповые брикеты я еще помню с детства. Их хоть грызть можно. А здесь высушивание в вакууме.

Шторы на раскрытых окнах салона захлопали под легким ветерком, налетевшим со стороны леса.

— Хоть продует, — вздохнул Ступин, — эти вагоны быстро нагреваются под солнцем… впрочем, вы наверняка это знаете лучше меня. Много доводилось по железке ездить?

— В советское время — да, часто.

— Мне тоже часто приходится, по делам службы. Скажите честно, а вот когда вы вначале к нам попали, в наш мир, то, наверное, часто думали о том, что вас могут здесь схватить, требовать какие-то сведения, принуждать силой что-то рассказывать?

— Не успел. Больше думал о бытовых вещах. Где заработать, где устроиться, дальше все как-то само пошло.

— Правильно. Зачем к чему-то принуждать, если есть общие интересы? Тем более что вы человек работы, вы без нее не можете, вы спешите передать знания, опыт этому миру, чувствуя себя старше него и мудрее… Знаете, у нас в этом плане много общего, — он оперся руками сзади на спинку стула, — я тоже не могу жить без своей работы. Все накопленное стараюсь передать подчиненным, тому же Быгову — спасибо, что его спасли… И еще между нами общее — то, что мы с вами в один момент потеряли свои семьи.

— Поэтому вас и выбрали для контакта?

— Что?

— Извините, это, наверно, был бестактный вопрос…

Ступин оторвался от спинки стула и прошелся по салону.

— Ну почему же… Для вас этот вопрос логичен. Если я скажу: «Да, поэтому»?

— Выходит, они знали? Знали, откуда я и в каком буду положении?

— Однако у нас с вами гораздо больше общего, Виктор Сергеевич…

— Учусь.

— Хорошо. Скажем так: были сведения, но не было известно, не подкинул ли Канарис нам дезинформацию. Да, да, про первого контактера. И что на нашей территории будет второй. Мессинг, кстати, про вас ничего не смог сообщить. Как вы понимаете, это ставило нас в сложное положение. А вот про луч германская разведка знать не могла. Все изобретатели лучей смерти возились с простыми концентраторами энергии, а для квантового генератора надо раскрыть тайну строения вещества…

Выходит, они знали, подумал Виктор. И как только они получили доказательство, сам лазер, — вызов к «серому кардиналу».

А может, это совпадение? Почему мобильник не доказательство? Хотя, если посмотреть с их стороны… Мобильник им вообще непонятен. Он неизвестно как сделан, да и назначение — только с моих слов, — а если это неправда? Во второй реальности уже были мобильники, идея была привычной, можно было смотреть только на технический уровень. А лазер — лазер они сделали из известных, привычных вещей, новостью были только научные знания, которых здесь еще нет. Значит, Ступин в этом не лукавит.

Значит, весь этот апгрейд современности, каким они здесь занимались на базе бронепоездов, — не главное, подумал Виктор. Он нужен для чего-то другого. Козырь в игре великих держав.

«Интересно, на что они решили меня разменять? И решили заранее или по ходу игры? Почему их мало интересовала бомба? Почему не было встречи с физиками? Думали, что бомба — дезинформация, которая должна экономически истощить страну? А сейчас почему не было встречи с ядерщиками? Что должен сказать этот теневой правитель?»

— Вы о чем-то задумались?

— Да. Стараюсь вспомнить все, что знаю о стержневых лампах.

— Не буду отвлекать. Да, вот и ужин несут. Вы не против, если накроют на троих здесь в салоне — вы, я, Елена Васильевна? Здесь свежее, чем в купе, полагаю, она не будет против.

По вагону разнесся запах чего-то аппетитного. Похоже, это был гуляш.

«И звезды наши алые сверкают, небывалые…»[36]

— Вить, вставай! А то побриться не успеешь.

«Как хорошо, что это был сон. Тридцать восьмой, фачисты, жандармерия, немецкие шпионы — все это бред, бред, бред… Как же я сразу не догадался? Вчера я, наверное, чем-то траванулся. Вон как ведет туда-сюда. Грибы! Видимо, от грибов все. Дорвался до любимого продукта».