– Почему?

– А мне чего-то думалось, что человек вашей Эр-Эф насчет жизненно важного должен что-то за себя похлопотать, случай такой… А вас, оказывается, судьбы планеты. Собрались бы такие, как вы, миллиардов примерно пять… Ладно, скажу. Продули американцы свою космическую группировку. Вчистую. Втянулись в расширение НАТО, строительство наземных баз, пусковых установок ПРО. Думали, наши если будут, то постепенно – опытные запуски, потом построят-запустят, ну и время им на раскачку. И когда у нас пошли выводы один за другим, они охренели… А НАСА же не может сразу все – и базы наземные надо достраивать, они же не могут вот так своих союзников новых сдать. У нас же научились работать совсем по-иному, у нас вот эти числовые методы такую революцию в ракетостроении дали, ну, вот рассказать вам не смогу, не обижайтесь… Короче, на текущий момент у нас есть ударная группировка в космосе, у Штатов – нет. В Пентагоне от этого страшно мандражируют, в Белом доме.

– То есть все решится в ближайшие годы? Пока не очухались и свое не вывели?

– В ближайшие месяцы. Даже, может, недели. Вы тут как запальник. Потому все та же просьба – горячку не порите. Помочь у вас времени нет, а напортить – сами знаете.

Виктор смолчал. Разговор стал ходить по кругу: о чем бы ни пошла речь, все сведется к тому же «Не встревайте». Из-за реки, со стороны притаившейся за увядающей кучерявой полосой частных садов станции Брянск-1, донесся высокий вскрик электровоза; спустя секунд пять налетевший из поймы порыв ветра донес приглушенный стук колес.

– Коломенский… – задумчиво протянул Гриднев, – в Коломне теперь и пассажирские электровозы вместо чехов делают, слышали, наверное?..

– Как-то пропустил. Отрадно.

– Знаете, наверное, раньше махнули бы мы с вами в «Дубраву» и отметили деловую встречу фляжкой КВВК. Честно, это на всю жизнь память: человек из другого мира. Увы, нельзя. Ответработники должны вести аскетический образ жизни. Награды, привилегии, обеспечение – потом, когда на пенсию проводят. А до того – вместе с массой, в одном метро, в стандартных квартирах, если надо – в цубиках[25]. Знать, чем дышат, что едят…

– …О чем думают, – машинально добавил Виктор.

– О чем думают, чего хотят. В народе, знаете, подкалывают – живете как воры в законе.

– Почему?

– Ну, положено пренебрегать богатством, роскошью, уютом. Каждый обязан быть отважен, решителен, находчив, беспощаден, уверен в себе в любой ситуации. К другим ответработникам относиться как к братьям, быть предельно честным. Но самое главное – и они и мы ищем дырки в законе. Только они – для себя, а мы эти дырки закрываем.

– И как воры к этому относятся?

– Странный вопрос.

– Извините.

– Ничего. Вон президент прямо сказал: «Если партийцы перестанут быть авторитетами, на их место придут воры».

«И все-таки у них были лихие девяностые, – размышлял Виктор, подходя к остановке на Набережной. – Только Космосы Юрьевичи[26] подались в обновленную партию, вычищать плесень, накопившуюся после ухода обстрелянных в окопах политруков. Только вместо стволов бумажки. Ну что ж, может, это и к лучшему. В девяностых самой эффективной структурой в нашем обществе, на фоне всего развала и бардака, оказались ОПГ. И сложились они быстро. А здесь что-то вроде атома в мирных целях. Может, правящую партию вообще надо формировать как ОПГ? Или она такой и была в свои лучшие годы? Совсем запутаешься с этими реальностями…»

Темнело, и остановочный павильон сиял изнутри холодным люминесцентным светом; на крыше вспыхнула большая сине-фиолетовая буква «Т» из светодиодных трубок; Виктор из любопытства вошел. Внутри оказалось два отдела: диски для плееров и цветы по заказу через домолинию для влюбленных. По-видимому, Набережная позиционировалась как место отдыха молодежи. В углу стояла новинка – инфокиоск сети городского транспорта; Виктор с удовольствием обнаружил, что отсюда до бульвара Информатики есть прямой тролль. Еще больше его порадовало, что девушка за прилавком не стала доставать его идиотским фирменным сервисом: «Здравствуйте. Меня зовут Анжелика. Чем я могу вам помочь?» – из которого напрашивается либо бестактный (а может, и не бестактный) встречный вопрос: «Девушка, а что вы делаете после работы?» – либо нейтральный и более практичный ответ: «Деньгами». Здесь продавщица просто сидела за прилавком и терпеливо ждала, когда к ней обратятся, а не напоминала о себе, как тамагочи. Даже когда в павильон заскочили две щебечущие подруги, она только улыбнулась им, как знакомым, но не стала прерывать разговора и отвлекать от их мыслей.

«Видимо, тут какие-то этические нормы установили, – подумал Виктор, – выше прибыльности». Припорхнувшие подруги, видимо, работали в каком-то шумном цеху и невольно обрели привычку громкой речи: Виктор стал случайным свидетелем разговора.

– Понимаешь, Люсь, ну вот как он не может понять, что методы оценки незавершенки – это не просто какая-то алгебра? Это зарплата! Когда-то на незавершенку падало до половины оборотных фондов. Сокращаем запасы незавершенки – это выход на снижение себестоимости и рост потребления. В этом же все заинтересованы, весь трудовой коллектив. Как можно быть безразличным?

– Катюха, подожди. Ну не могут все люди быть одинаковыми. Не живет он этим, ничего страшного. Он доски хорошо режет, вот это его мир. Из-за таких вещей комплексовать?..

«Это какое-то советское кино, – мелькнуло в голове у Виктора. – Впрочем, это не кино: это здешняя советская жизнь. В американском сериале эти чувихи говорили бы о сексе. Какой вывод? С сексом в СССР все в порядке».

Плоскомордая сине-белая гусеница с широким светодиодным табло, на котором горела надпись «Новостройка – бульвар Информатики», подползла минут через пять, о чем Виктора услужливо предупредил все тот же инфокиоск. Длинный, освещенный холодным светом тоннель салона, пронзенный трубами оранжевых поручней, был полупустым; Виктор сел сзади, в прицеп после гармошки, на самое нелюбимое пассажирами место – на «колесо», – и стал задумчиво смотреть на проплывавшие мимо желтые окна домов. Световой рекламы, как и обычной, здесь было тоже мало. Троллейбус щелкнул на стрелке и начал подыматься на горку по Урицкого.

– Добрый вечер! Как прошла встреча с новой партийной элитой?

Виктор обернулся и увидел сбоку Гаспаряна.

– Отойдемте на заднюю площадку, чтобы не слышно было, – предложил он.

Они стали в углу напротив двери. Виктор заметил, что на задней не подбрасывает, – видимо, не столько из-за подвески, сколько из-за хорошей дороги.

«А ведь в троллейбусах тоже наверняка не прослушивают, – мелькнула у него мысль. – Неподходящее место – шум, люди чаще молчат, да и пробалтываться меньше склонны – рядом чужие стоят. Значит, Гаспарян тоже хочет, чтобы беседа не под запись».

– Вы хотели узнать, о чем был разговор? – спросил он.

– Собственно, суть мы знаем. Вообще, Виктор Сергеевич, нам известна даже самая большая ваша тайна – то, что вы подрабатывали в «Фионве».

«Фионва» была мелкой шарашкиной конторой и имела репутацию мусорки. То есть там скупали и вывозили за символическую плату те компы, которые зажиточные граждане были готовы выкинуть в мусорный бак, делали из нескольких что-то работающее и продавали, тоже по смешным ценам, в малообеспеченные семьи, которые брали для детей-школьников. Помимо директора и главбуха, их было несколько человек-железячников и Алина, скрывающая свой возраст незамужняя дама, которая вела базу объявлений о продаже барахла, оставшегося после апгрейда, и созванивалась с продавцами и покупателями. Но приработок был нелишним.

– Гриднев просил вас не вмешиваться в межведомственные отношения, – продолжал Гаспарян, – и я к его просьбе присоединяюсь. Собственно, я не сказал об этом раньше лишь потому, что вы и не пытались.