– Просыпайся, миленький, пора подкрепиться…

Виктор попытался разлепить веки. Ему лишь ненамного удалось приоткрыть левый глаз, и за серой вуалью ресниц он увидел расплывчатое розовое пятно на белом фоне. Во всем теле была какая-то странная слабость, похоже, он лежал, и вокруг было тепло, даже жарко. Он попытался открыть рот, но лишь беспомощно шевелил губами. Веки вновь сомкнулись, и наступила вселенская тьма.

– Что будем делать? – произнес мужской голос где-то рядом.

– Он сейчас придет в себя.

Прошло несколько минут, и силы действительно постепенно стали возвращаться к Виктору. Он приоткрыл глаза и увидел, что лежит на старом потертом кожаном диване в какой-то небольшой комнате без окон, похожей на рабочую бытовку. У двери стоял шкаф, и ноздри щекотал запах сырой промасленной одежды; стены, до половины крашенные случайной, темно-синей масляной краской, и старый ребристый металлический светильник на потолке дополняли картину. Лампочка не горела – видимо, электричества не было, – и комнату озаряла голубоватым светом повешенная на гвоздь батарейная светодиодная «тарелка». Подле дивана на табуретах сидели мужчина и женщина. Женщина была вчерашняя «милиционерша», уже не в форме, а в бордовой блестящей куртке из кожзама, наброшенной поверх серого платья; волосы ее уже были светлорусыми и коротко уложенными под платок. Мужчина оказался вчерашним «кавказцем», но без усов и бакенбард, кучерявые волосы, выбивавшиеся из-под «аэродрома» сменились гладкой стрижкой, и вообще он уже на жителя гор мало походил.

– Не бойся, миленький, – произнесла женщина, – это не похищение. Мы пришли тебя спасти. Ты в надежном месте, и скоро мы переправим тебя туда, где не надо бояться, что тебя найдут.

– Вы можете нас понимать? – сухо спросил бывший кавказец.

Виктор кивнул.

– Я хочу принести вам официальные извинения за доставленные вам неудобства от имени наших друзей, – продолжал мужчина. – К сожалению, нам пришлось так действовать, потому что вам угрожала опасность. Пока мы не покинули территорию СССР, нам придется вас прятать и перевозить тайно. Немного придется потерпеть. Но поверьте, так гораздо лучше для вас.

– Если вы друзья, то кто вы? – спросил Виктор, собравшись с силами. – И кто мне угрожает?

– Зовите меня Рафаэль, – ответил мужчина, – с течением времени вы узнаете все.

– А меня – Мари, – женщина встряхнула головой. – ничего, что я на «ты»? Так привычнее. Теперь придется быть, как одна семья, чтобы вырваться отсюда.

– Вырваться? Зачем?

– Виктор Сергеевич, – продолжил Рафаэль, – вы оказались в центре игры двух крупнейших спецслужб мира – ЦРУ и КГБ. Ставки в этой игре гораздо выше, чем ваша жизнь, и каков бы ни был расклад, вами в конце концов пожертвуют. Мы знаем, что вы из будущего. Но для двух сверхдержав – это мелочь. У США гигантский финансовый потенциал, у Союза – информационный. Вы в этой игре нужны для блефа, но игрокам когда-нибудь придется вскрыться. Когда вас скинут, вы будете лишним. А лишних убирают. Вы ведь помните Лацман? Она просто отработала свое и стала лишней. И вы станете.

– Почему я должен верить, что не стану лишним для вас?

– Виктор Сергеевич, у нас не такая большая страна. В ней не так много людей. Я скажу вам, у нас везде не хватает людей. Поэтому заботиться о каждом, избегать потерь – это у нас не лозунг, это вопрос сохранения государства. Наше руководство не дураки и это понимают.

– Израиль?

– Вы догадливы.

– Ну, кто у нас еще зовет народ со всего мира.

– Вот видите, вы сами понимаете, что вам только к нам выбираться.

– Но я, как бы вам сказать, вроде как бы до этого дня не еврей.

– Будете. Вы с Брянщины. Откуда вы знаете про всю родню? Главное, лично вам, как исключению, не надо учить иврит и прочее. Там, где будете жить, с любым можете говорить по-русски, а многие еще и ваши земляки. Даже есть такие, что держат на стене портрет Сталина – за то, что поддержал создание Израиля.

– Рафаэль, – вмешалась Мари, – соловья баснями не кормят. Дай человеку позавтракать, если он еще не ужинал.

Она дерзко смотрела на Виктора, улыбаясь крупными, чуть припухшими соблазнительными губами; из глубины, подчеркнутой темной тушью, сияли два манящих голубых огня.

«Интересно, она тоже умеет читать мысли или нет?»

– Спасибо, действительно, если можно подкрепиться… Ужасная слабость почему-то.

– Это скоро пройдет, милый. Будешь опять в спортивной форме.

Она расстегнула молнию на сумке, достав оттуда два термоса и одноразовую посуду; скоро на стоящем подле дивана кустарном столике, крышка которого была сколочена из деревянных половиц, оказалась ароматная чашка куриного бульона и горячие макароны быстрого приготовления, смешанные с говяжьей тушенкой.

«Не из общепита. Скорее всего, мы не в городе».

За стеной что-то глухо зашумело, и Виктор почувствовал легкую дрожь половиц.

– Что это? – спросил он.

– Это не землетрясение, – успокоила Мари, – здесь нет землетрясений.

Она помогла Виктору приподняться и придвинула столик.

Бульон разливался по телу, и то ли от него, то ли просто прошло время, но слабость начала постепенно уходить. Мари это почувствовала.

– Тебе лучше, милый?

Виктор кивнул. Рафаэль расценил это как повод к продолжению разговора.

– Вот видите? У нас слова с делом не расходятся. Скоро будете в настоящем земном раю. Солнце, море, пальмы, тропические цветы. Будете набирать здоровье пудами.

– Хорошо, – ответил Виктор, – допустим, все, о чем вы сказали, – правда. Но как мы доберемся до границы, не говоря о большем? Пропал не какой-то алкаш, а сотрудник закрытого учреждения, если вы представляете, что такое НИИагропроминформатики. Здесь это чепэ. Из-за меня поставят на уши всех – милицию, дружинников, юных дзержинцев, кто еще там. Везде камеры, везде проверки. Это же безумие.

– Мы знаем, что такое НИИагропроминформатики. Это прикрытие для разных опытных производств КГБ. Шухер будет, это я вам обещаю. Но вам совершенно не о чем волноваться. Да, у нашего правительства нет такой большой армии, полиции, разведки, как у великих держав. Но у Израиля есть другое – тысячи людей в каждой стране, готовых помочь Израилю совершенно бескорыстно. Особенно здесь, в стране тихого государственного антисемитизма. Можно мобилизовать толпы людей и поставить следить у каждого столба. Но кто-то в нужный момент отвернется, кто-то не заметит, кто-то предоставит убежище незнакомым людям. Если люди других наций часто друг друга в ложке утопить готовы, то еврей еврею всегда поможет. Евреи есть везде – в милиции, в КГБ, в погранвойсках, в правительстве, потому что без них нельзя. Эти советские евреи – наша опора. Так что не все решает техника и численность.

Виктор сделал вид, что тщательно пережевывает пищу. Советская тушенка в макаронах была качественной и ароматной. Тем более что это могла оказаться последняя тушенка в жизни: не пропадать же добру!

Рафаэль продолжал:

– И еще, чтобы вы знали такую вещь. Ваша безопасность зависит от вашего здравого смысла и разумного поведения. Просто перед тем, как что-нибудь сделать, посчитайте до десяти и подумайте. Я могу на это рассчитывать?

– В наших учебниках по ОБЖ, то есть основам безопасности жизнедеятельности, – ответил Виктор, – пишут, что похищенный для выживания должен выполнять требования похитителей и не вступать в пререкания.

– Дипломатично, – промолвил Рафаэль, чуть наклонив голову и приподняв брови вверх, – значит, вам на всякий случай нужна легенда, что вас вывозят насильно. Хорошо, пусть так. Тогда уж и вы постарайтесь держаться так, чтобы вам эта легенда не пригодилась. Иначе наше соглашение теряет силу. Вы поняли?

– Я понял ваши требования.

– Отлично. Кстати, в ЦАХАЛ – это у нас армию так называют – учат, что, если военнослужащий попал в плен, путь на допросе сразу выкладывает все, что знает. Можно поменять коды, планы боевых действий, передислоцировать части. Человек ценнее. Пусть сохранит жизнь, чтобы потом можно было обменять или выкупить.