Внезапно он замедлил бег. Его внимание привлекла спускавшаяся вниз немолодая пара. Достигнув верхней ступеньки, Мотли замер. По его разумению, пара должна была обращать на себя всеобщее внимание, чего, впрочем, не происходило. Мужчине далеко за пятьдесят, он был тучен, его брюки походили на мятый мешок. Женщина была, наоборот, тоща, ее нос пламенел, несмотря на жаркую погоду. Они целовались, причем так самозабвенно, что Зигги испытал зависть. Они не обращали внимания на окружающих. Огромный мужчина мог в любой момент раздавить свою хрупкую, бледную пассию. Однако по тому, как она сжимала его руку, было видно, что она уверена в своем выборе. Если бы они посмотрели на Зигги, он бы кивнул им в знак уважения. Однако они смотрели только друг на друга. Зигги проводил их взглядом, а потом снова пустился вдогонку за Сиам. Влюбленная пара вселила в его душу смятение. Ему показалось, что в его твердых жизненных устоях образовалась дыра и он проваливается прямиком в нее. Куда смотрит полиция? Люди средних лет не должны страстно целоваться в общественных местах. По сравнению с ними любое благополучие, любое преуспевание начинало походить на скисшее молоко.

Он застал Сиам за изучением изречений Джефферсона на стене.

— Сиам. — Он окликнул ее таким тоном, словно ничего не произошло.

Она поспешно перешла в другой угол ротонды, чтобы не сталкиваться с ним. Бдительный Зигги прорвался сквозь толпу туристов и поравнялся с ней.

— Не устраивай сцен, — предупредила она его.

— Ты можешь хотя бы секунду постоять спокойно? Я хочу закончить то, что начал говорить в аэропорту.

— Ты мне ничего не скажешь. — Она подошла ближе. Ему польстило ее доверие. — Можете подавиться вместе с мерзавцем Стью своим шестьюдесятью одним процентом.

Зигги потемнел лицом. Ему было неприятно лишать ее иллюзий.

— Он хочет большего.

— Передай ему, что он — такой крохотный плевок, что его и не разглядеть на тротуаре.

— Обязательно передам. А он просил передать тебе следующее: он ждет тебя в «Редженси».

— Вот идиот!

— Я еще не то ему говорил. Но ему не дают покоя старые счеты с тобой.

— Какие еще счеты?

— Он жаждет сексуальной сатисфакции.

— Он знает, как я его ненавижу. Как он может на это претендовать?

— Он считает, что за тобой остался должок. Она промолчала.

— Теперь, мол, настало время расплачиваться.

— Вот так прямо? — Она щелкнула пальцами. — Не желаете ли любви? — Она улыбнулась, усматривая в этом чистейший абсурд.

— Сиам, ты становишься еще красивее, когда не скрываешь своего ума. Но ум в данном случае тебе не поможет. Если ты не появишься в «Редженси», он отменит твой концерт в Форест-Хиллз.

— А как же пятьдесят процентов? — Она не сомневалась, что деньги должны перевесить.

— Он будет чувствовать себя героем, отказавшись от такого куша.

— И не подумаю! — отрезала она. — С дурацкими фокусами покончено.

— Теперь за тебя фокусничает Барни.

Она как будто не расслышала этих его слов и покачала головой.

— Мне не следовало сбегать из аэропорта. Но я снова почувствовала, что все вокруг рушится. — Она помолчала. — Как Барни мог тебе потворствовать?

— Он хотел, чтобы тебе представился шанс.

Она снова недоверчиво покачала головой.

— Лично у него шансов не осталось. Он только что отказался стать моим партнером.

— Где он?

— Улетел назад в Нью-Йорк.

— Зачем? — встревожилась она.

— Попытаться освободить тебя от безумца Доджа.

— Он не должен был улетать, не предупредив меня. — Теперь она выглядела растерянной. — Нам нельзя разлучаться. — Она спохватилась и рассмеялась. — Следовало записать это в его контракт.

Мотли был растроган.

— Я действительно хочу тебе помочь.

— Для начала возьми за правило говорить мне правду.

— Уже говорю.

— Барни знает про Стюарта?

— Поэтому он и помчался к Твиду.

— У него получится?

— Не думаю.

— И что дальше?

Мотли помялся.

— Есть вещи, которые мне не хотелось бы тебе говорить.

— Потому что не хочешь опять попасться на вранье?

— В общем-то, да. — Зигги заглянул ей в глаза и понял, что она требует, чтобы он держался своего обещания. — Если Барни не удастся добиться от Твида помощи тебе… ему… нам… — Его обуревали противоречивые желания, а главное, ему очень не хотелось говорить Сиам всю правду. — Тогда он обратится к жене Стюарта.

— Ужас! — Сиам прикрыла рот ладонью. — Бедная женщина! Как мне не хочется снова причинять ей боль!

— Я настоятельно советовал ему не ходить к Джулии.

— Он бы не стал так поступать, если бы не я. Я одна во всем виновата.

— Брось! Ты нанесла рану только себе. Додж сам отвечает за свою жену.

— Как я могла допустить подобную глупость? — в смятении произнесла Сиам.

Реакция Мотли была неожиданной.

— По дороге сюда я увидел мужчину одного со мной возраста. Только он, знаешь ли, — он втянул живот, — такой раскормленный гиппопотам. Но видела бы ты, как он счастлив! Просто ягненок, блаженствующий на лужайке. Откуда в нем столько живости? Все благодаря женщине с сопливым носом.

Сиам невольно улыбнулась.

— Ты бы ее видела! Бледная, как смерть, худая, как скелет. Но он любит ее, а она его. Она так его любит, что аж вся сморщилась от любви. Она таскает за собой этого разъевшегося олуха, как шарик на ниточке!

Сиам улыбнулась шире.

— Я потянулся к ним всем сердцем. Меня посетила мысль — ты слушаешь? Сейчас ты узнаешь, с каким психом имеешь дело. Я задал себе вопрос: чем он зарабатывает на жизнь?

Он добился своего: улыбка Сиам стала сочувственной и печальной.

— Чем бы ой ни занимался, я хочу заниматься тем же. Помоги же мне, Сиам: в нем на пятьдесят фунтов больше, чем во мне, а он невесом, точь-в-точь воздушный шарик на ниточке.

— Зигги, — тихо заговорила Сиам. Зигги навострил уши. — Я не могу себе представить, чтобы Барни так поступил. Выходит, он изменился?

— Изменилась его работа.

— Я не хочу снова мучать эту женщину.

— Прошу тебя, не вини себя. — Мотли повлек ее вниз по лестнице, заставляя расступаться праздных людей в яркой одежде. — Ты ни в чем не виновата.

— Я не подумала, что он женат.

— Он тоже не подумал.

— Давай тоже полетим в Нью-Йорк и перехватим Барни.

— Тебе вечером выступать.

— Отмени выступление.

— Я-то могу его отменить, а вот ты не можешь. Однажды ты уже так поступила именно здесь. Теперь тебе придется показаться местной публике.

Она глубоко, прерывисто вздохнула, помолчала и спросила:

— Что Барни может ей рассказать?

— Что в бумажнике ее мужа лежит фотография: ты в голом виде.

— Какая фотография?

— Первая, которую ты послала Доджу, чтобы привлечь его внимание.

Сиам содрогнулась, впервые уяснив, какому безумию ей придется противостоять, и с трудом устояла на ногах. Зигги поддержал ее и помахал свободной рукой, подзывая такси.

Из скрипучего офисного лифта выплыл величественный Твид. Его полнощекая физиономия сразу запылала от уличного жара, хотя он еще находился в вестибюле, под яркими киношными прожекторами. Он давно освоил науку бесчувственного взгляда на людях. Благодаря этому у любого встречного создавалось впечатление, будто этот человек держит его за глотку. Твида сопровождали двое франтоватых помощников. На них были шелковые манишки по последней моде Биверли-Хиллз и шелковые пиджаки римского покроя без карманов по бокам. Брючки доходили только до половины голенищ их ковбойских сапог с испанскими каблуками из Мехико. Производили впечатление также их брючные ремни с мордами длиннорогих быков из магазинчика на Седьмой авеню. Ну, а шляпы, купленные на Мэдисон-авеню, были мягкими, смахивали на тирольские и имели в качестве украшения по фазаньему перышку, заложенному за сверкающую тулью. Помощники Твида щеголяли своими нарядами так, как женщины щеголяют драгоценностями, вследствие чего им был присущ редкий для мужского пола кокетливый вид. Наряды дополнял щегольской загар, какой можно приобрести только под кварцевой лампой.