— Никто, — ответил Додж, как под гипнозом. — На Багз-Банни и то не тянет.

— Тогда чего ты ребячишься?

Мотли повел Доджа к машине, чтобы побыстрее от него избавиться. И даже распахнул перед ним дверцу.

— А как доберешься до дому ты сам? — спросил его Додж.

— Не беспокойся, как-нибудь доеду.

Додж и не думал беспокоиться. Он просто тянул резину. Никак не мог заставить себя сесть в машину.

— Все-таки она очень сексуальна.

— Очнись! Нельзя пленяться образом, который ты сам же вылепил.

Корча пренебрежительную мину, Мотли пытался затолкать Доджа в машину, но тот не поддавался.

— А как она выглядела, когда пела любовную песенку! Так и сияла!

— Это не для тебя. Забудь.

— Несомненно, — настаивал Додж, — за этим что-то кроется.

— Ее нижнее белье.

Додж свирепо посмотрел на Мотли.

— Ты знал, что она втюрится в остолопа, не способного понравиться даже издателю газеты?

— Ничего я не знал. Но ты должен теперь признать, что он сделал большое дело. Если бы не он…

Додж замахал руками, чтобы не дать Мотли продолжить.

— Если она влюбилась, то мы позаботимся, чтобы любовь довела ее до Бродвея.

Его гнев не подействовал на Мотли.

— Я позвоню тебе утром сразу, как переговорю с Гарландом.

— За все надо расплачиваться. Пускай и она платит. Если бы не я, у нее ничего бы не вышло.

Мотли напрягся.

— Ты обманываешь себя. Она тебя на дух не выносит.

Эти слова нисколько не поколебали Доджа. Мотли испугался.

— А вот посмотрим, насколько она жаждет успеха, — отрубил Додж.

— Ты не можешь так поступить. Не надо искушать судьбу.

— Либо она преуспеет через меня, либо вообще никак.

Мотли не желал даже думать о подобной перспективе. Усмешками и похлопыванием по плечу он пытался привести Доджа в чувство.

— Адюльтер — занятие не для тебя, Стью. В сексе самое лучшее — это лежать в постели. Тебе пришлось бы вскакивать среди ночи и мчаться домой. А путь-то неблизкий!

Мотли пытался перехватить взгляд Доджа, но это было трудным делом.

— Представь себе ваш с ней консервативный поцелуй. Это будет двухсоттысячным поцелуем, которым ее награждали любовники. Стотысячным французским поцелуем. И так далее. Длинная очередь, чего ради давиться? Добрый старомодный адюльтер приказал долго жить. Теперь мужчине приходится выслушивать рассказы о бывших мужьях, о закончившейся идиллии молодости. Разве сердцу выдержать такое? Господи, сегодняшние изменницы так трогательно живописуют свою жизнь, что ты забываешь, что польстился на их чувственный вид. Говорю тебе, если бы адюльтеру возвратили его грешный оттенок, если бы он снова превратился в чисто сексуальное приключение, я бы первым этим занялся, ты бы только рот разинул от удивления. Но автобиографии, повествующие об адюльтерах, испакостили все удовольствие.

— Пришло время ей решать, — сказал Додж.

— Кто же скажет ей, что ее хозяин до сих пор ты? Я не буду.

— Вот он пускай и говорит, — бросил Додж.

— Да он тебе морду набьет!

— А его предупредишь ты.

— Ты сумасшедший!

Додж сам открыл дверцу своей машины.

— Ты, видать, свихнулся, если думаешь, что я заикнусь об этом.

— Тогда ей не видать Твида. — Додж уселся за руль и захлопнул дверцу.

Мотли схватил его за руку, чтобы не дать завести мотор.

— Пускай сперва добьется успеха.

— Тогда у меня не останется рычагов.

Мотли бессильно уронил руки. Додж включил зажигание и медленно покатил со стоянки. Мотли затрусил рядом.

— Зачем тебе отравлять ее любовь? Это не твое дело.

Додж отвлекся от руля и сделал большие глаза.

— Ты не понимаешь. Она мне нужна.

— Но она любит его, а не тебя.

— Если я контролирую внешние факторы, значит, мне подвластна и их любовь.

Мотли застыл посреди стоянки. Из кабаре стали выходить довольные пары. Не оборачиваясь, Мотли внимал их воодушевленному обмену репликами. При этом он не спускал глаз с габаритных огней машины Доджа, пока она не свернула и не исчезла из виду. У Мотли тряслись руки. Он сунул их в карманы и побрел к Барни.

— Она великолепна, Зигги! — Женщина, чьего имени он не помнил, обняла и поцеловала его.

— Мои поздравления, — сказал ее супруг и похлопал его по спине.

Высокая молодая особа заявила:

— Благодаря ей все мы опять почувствовали себя влюбленными.

— Просто класс, Зигги! — поддержал ее спутник.

— Мы мчимся домой, чтобы раструбить эту новость. — Представитель крупной фирмы звукозаписи улыбнулся и двинул Зигги кулаком в плечо.

В кабаре начался антракт. Официанты носились как угорелые. Сцена была пуста. От бара неслись поздравления:

— Ну и глаз у тебя, Зигги!

— Ничего не скажешь, наметанный!

Он направился к столику, где сидели Барни и Валентино. Знакомые посетители вставали при его приближении и трясли ему руку.

— Здорово, Зигги!

— Фантастика!

— Почему не я на твоем месте?

— Великолепно!

Зигги довольно кивал. У него был совершенно счастливый вид, но чем ближе он подходил к Барни, тем отчаяннее скребли на душе кошки. Похлопав Барни по плечу, он поманил его за собой.

По пути заглянул в кабинетик хозяина кабаре. Туда набилось с десяток дюжих громил в безупречных костюмах. Прежде чем Мотли захлопнул дверь, они дружно издали приветственный рев. Мотли проник на кухню и протащил Барни мимо разделочной колоды мясника, мимо чугунных плит, мимо огромной раковины, в которой копошились лангусты, мимо деревянных кадок с колотым льдом, мимо огромного холодильника с распахнутыми дверцами, полного салатов, мороженого, шербетов и прочих лакомств, мимо чанов с яичными белками и дальше на крыльцо, заваленное мешками с картошкой, луком и сахаром.

Перед ними текла река. За ней громоздился город в огнях. Мотли стоял лицом к городу, Барни — к кухне, по которой носились официанты. Измученный чернокожий шеф-повар и трое его чернокожих подручных, в одних шортах и фартуках на голом теле, макали кур в кипящее масло, вытаскивали из раскаленных печей пироги и разбивали над чанами яйца. Потом повар взялся разделывать бок говяжьей туши. Удалив жир, он принялся отбивать мясо. Вся четверка что-то била, колола, расщепляла, дробила, резала, пластовала. Взору Барни предстала картина тотального уничтожения. Заканчивалось все, впрочем, аккуратными блюдами, поджидающими на белой стойке накрахмаленных официантов.

— Поздравляю! — Мотли сжал руку Барни своими лапами гориллы. — Сиам так и светилась! — Мотли наслаждался воспоминаниями о выступлении. — Именно это ей и требовалось, чтобы смягчиться. Так она куда красивее.

— Она действительно понравилась Твиду? — спросил Барни, которого оскал Твида совершенно не убедил.

— Да он в восторге! Ты видел его улыбку? Он голову потерял! — заверил его Мотли.

— Валентино говорит, что это большое везение. Она скоро сможет прекратить свои разовые выступления. Это правда?

Мотли подивился, как быстро он переходит к сути. Сам Мотли предпочитал не торопиться. Он признался:

— Просто чудо, что все так получилось. Когда я предлагал тебе эту работу, и не думал, что у тебя получится.

— Я догадывался, — кивнул Барни. Мотли был все больше доволен им. — А ты мне так ее расхваливал!

— Все именно так и вышло.

— Значит, тогда ты вешал мне лапшу на уши?

— Просто я пошел на большой риск, — вежливо поправил его Мотли. — А ты совершил чудо. Взгляни на нее — она неподражаема! Это все ты! Ты ее перевернул. Теперь ты можешь помочь ей добиться настоящего успеха. — Он достал черный бумажник и вытянул из него купюру в десять долларов. Помахав ею у Барни перед носом, он сложил ее вдвое и сунул ему в нагрудный карман. — Я сказал, что ценю хорошую работу, и это не просто слова. Десятка — это твоя новая прибавка. Если все пойдет так и дальше, через месяц ты станешь огребать по двести в месяц. Ты когда-нибудь зарабатывал по двести в месяц? — Мотли потер руки. — Да еще вращаясь среди знаменитостей!