Узкие тротуары были запружены любителями субботних закупок, большей частью тут встречались белые семейства, а также учащиеся близлежащего военного училища, тоже соответственно белой расы. Перед самым крупным универсальным магазином ревели в три ручья белые детишки-провинциалы, боявшиеся ждущих их внутри эскалаторов.

Дальше к югу, за Брод-стрит, небрежность в архитектуре постепенно сменилась строениями более солидными, просторными. Над рекой протянулась целая цепочка выкрашенных в пастельные тона новеньких домов. Здесь присутствовало очарование Старого света. Местные полицейские со скучающим видом охраняли подступы к этим респектабельным жилищам. Барни заглянул в карту, которую прихватил с собой. В ней с гордостью сообщалось, что католикам и евреям не разрешено проживать ниже Брод-стрит. Услыхав об этом, Сиам озадаченно смолкла.

На обратном пути они уже изнывали от жары. Сбоку простирался старый невольничий рынок, на котором в былые времена продавали негров.

— Мы с тобой сегодня такие безразличные, — нарушила молчание Сиам, — что мне кажется банальным мое открытие: в этом городке создается впечатление, будто Америки вообще не существует. Есть только абстрактная идея, носящая это название. Между тем в городке все дышит Америкой. Мы поступаем правильно, Барни. Только боюсь, на стороне Твида, Зигги и Доджа стоит сама реальность. — Она посмотрела на него, ожидая ответа.

— С этим я готов согласиться, — уступил он.

К вечеру, когда они вернулись в свои меблированные комнаты, запах затхлости успел выветриться. Теперь дом источал ароматы дневного зноя. Сверху раздавалось гудение электровентиляторов, заглушаемое хлопаньем дверей. Сиам вошла в комнату и запыхтела от жары. И прямо на ходу она начала раздеваться, направляясь к кровати.

— Пойду проверю, не прохладнее ли у меня. — Барни вышел и почти сразу возвратился. — Чуть прохладнее.

Обнаженная Сиам растянулась на кровати.

— Я не могу пошевелиться, — заявила она, протягивая к нему руки. — Из-за этой жары чувствую себя совершенно необузданной, — призналась она, удивляясь сама себе.

Кровать отчаянно заскрипела. Они разжали объятия и стащили матрац на пол. Здесь было капельку прохладнее, даже ощущалось подобие ветерка. Пот стекал с Барни на Сиам. Он капал у него со лба, с подбородка и струился по телу Сиам, глаза которой были плотно зажмурены, а разинутый рот перекошен от острого наслаждения. От нее исходил такой сильный жар, что, нагнувшись, чтобы ее поцеловать, он ощутил этот жар, еще не коснувшись ее губ. С ней бывало так и раньше, волна теплоты усиливала их близость и растягивала ее до бесконечности, на что оба не собирались роптать.

Глубокой ночью Сиам вскрикнула. Барни рывком оторвал голову от подушки и увидел, что она закрывает лицо руками.

— Оно пробежало по моей руке, — хрипло пробормотала она, тяжело дыша. Была так напугана, что с трудом дышала. — И по плечам. Я почувствовала уколы клешней… — Она прижалась к нему, лепеча: — Прочь отсюда! Найди отель.

— Сиам…

— Прямо сейчас! — Она боялась пошевелиться.

— Дорогая…

Сиам замотала головой, давая понять, что не желает ничего слушать.

— Тебе что-то приснилось?

— Нет. — Она в отчаянии прижалась лбом к его плечу.

В комнату заглядывала луна, но в углах все равно ничего невозможно было разглядеть. Он попытался встать, но она не пустила его.

— Позволь, я взгляну, что тут водится.

Она встала вместе с ним. Он стряхнул с себя смятые мокрые простыни. На полу ничего не было, кроме грязного и тоже изрядно промокшего матраца. Барни двинулся к распахнутому окну, сопровождаемый Сиам. В свете луны он увидел на внешней стороне стены ящериц, которые сновали взад-вперед по водосточной трубе между крышей и бочкой. Он загородил Сиам дорогу.

— Здесь полно ящериц.

Она отскочила от него и с силой захлопнула окно.

— Так мы совсем задохнемся…

— Это лучше, чем когда по тебе пробегают эти юркие… Ой!

— Давай перейдем в мою комнату.

— В этом доме я просто-напросто не стану спать с открытым окном.

Он положил матрац обратно на кровать, она прыгнула сверху.

— Накрой меня покрывалом, — потребовала Сиам.

— Ты изжаришься!

Она сама натянула на себя покрывало и подоткнула его под подбородок.

— Не уходи к себе.

Он лег рядом с ней, но не стал залезать под покрывало.

— Надо обязательно выбраться отсюда, — прошептала она.

— Это невозможно, — серьезно ответил он.

— Не спорь со мной. Я тебя прошу!

— Я бы с радостью.

— За чем же дело стало?

— Не могу. Деньги кончились.

— Зачем же ты позволил мне столько всего накупить?

— Не хотел тебя нервировать.

— Позвони Зигги, пускай он переведет нам еще.

— Он и дал мне аванс, который мы истратили. А дал потому, что не надеялся, что мы запросим еще.

— Как насчет моего заработка?

— Тебе платят раз в полгода.

— Я возьму со счета.

— Нельзя. Ты и так перебрала. У них скопилось слишком много твоих неоплаченных счетов.

— Не станут же они нас душить! Немедленно звоню Зигги. — Она завернулась в покрывало и побежала вниз, к телефону в холле. Барни слышал, как она называет домашний номер Зигги.

Сиам ждала. Телефонистка спросила:

— Мистер Мотли, оплатите ли вы разговор с Чарлстоном, Южная Каролина?

— Кто звонит? — осведомился густой со сна голос.

При звуке этого голоса Сиам напряглась и как можно более убедительно произнесла:

— Сиам… — Закончить она не успела.

— Я не принимаю звонка.

— Зиииииигги! — крикнула она. В ответ Мотли бросил трубку.

— Они звонили! — крикнул Зигги в трубку.

— Что? — Додж зевнул и покосился на светящийся циферблат часов на ночном столике. Стрелки показывали 4.30 утра.

— Они звонили! — вколачивал в него Зигги.

— Кто?

— Сама Сиам.

— Как она? — Додж проснулся.

— В истерике.

— Отлично.

— Она звонила из Чарлстона.

— Когда?

— Только что.

— В половине пятого? — довольно переспросил Додж.

— Я сперва звонил тебе домой. Не думал, что ты остался в городе.

— Ты что-нибудь сказал Джулии?

— Ничего. Знаешь, что она заявила, как только услышала мой голос?

— Оставь это.

— Она сказала: «Держу пари, что эта молодежь вас одолеет». А ведь я не обмолвился о Сиам и Барни.

— Не обращай на нее внимания. Ненависть помогает ей читать чужие мысли.

— Пускай ненавидит меня, я не возражаю. Непонятно только, как женщина, которую подняли среди ночи, способна предлагать пари.

— Зигги, я хочу, чтобы ты перестал подсылать ко мне шлюх.

— Каких еще шлюх?

— Хотя бы ту, которая занимается рекламой сигарет.

— А-а, ты имеешь в виду шлюху от социологии?

— Сам знаешь, о ком я. Явилась сюда, чтобы снять передо мной трусы.

— Она хочет отойти от рекламы.

— Хватит подкладывать мне баб! А что за трюк ты проделал вчера: стал умолять меня посетить Валентино!

— Не пренебрегай психиатрией. Она может излечить тебя от головных болей, оставив прежним тираном и негодяем.

— Не действуй мне на нервы. Мы должны усилить давление на Сиам. Что у нее в программе после Чарлстона?

— Батон-Руж.

— Батон-Руж — это для них слишком жирно. Там есть даже футбольный стадион. Отправляй их прямиком в Джэксон, потом в Падьюку, Эванстон, Терре-Хот. Отмени Чикаго и вставь Гэри. Телеграфируй об изменениях.

— Как они будут перемещаться, не имея бабок? — Зигги откашлялся. — Отель в Норфолке спрашивает, куда отправить их манатки.

— Пускай отправляют тебе.

— А вдруг у нее остался в багаже колпачок?

— Тогда пошли им.

— А бабки?

— Только чтобы хватило на автобус до Джэксона. Пускай до упора сидят в каждом городке, пока не получат деньги на переезд. Выделяй им самую малость, только на переезд к месту следующего выступления.

— А как же прочие расходы?