Колеса пиаровской машины завертелись, и через некоторое время Джимми, к большому своему удивлению, получил предложение стать ведущим персонажем серии передач о проектируемом Калумом «Дворце чревоугодия» в Фермонсо-холле. На этом особенно настаивал звезда пиаровских акций Алекс Хопкинсон.

— Это будет документальное свидетельство возрождения к жизни одного из крупнейших старинных поместий викторианской Англии, — сказала Джимми помощница режиссера, объясняя задачу своей телевизионной группы. — Ваша работа будет занимать в этом процессе важное место, так что мы будем пристально за вами наблюдать. Можно сказать, хвостом будем за вами ходить.

— Да я всего лишь управляющий, — отнекивался Джимми. — Какой вам от меня прок?

— Прок есть, да еще какой! — вскричала помреж, которая уже видела в кадре могучую фигуру Джимми на фоне возводимых в Фермонсо стеклянных теплиц.

Джимми схватил ее под мышки, приподнял на пару дюймов над землей и, пристально глядя ей в глаза, сказал:

— Это все тараканьи бега, мисс, а мне нужно заниматься делом. Так что вы, ребята, не смейте попадаться мне на глаза со своими камерами, не то плохо придется. Уяснили?

«Ребята» из съемочной группы с уважением посмотрели на кулак Джимми, который был размером с детскую голову, и решили держаться от него подальше.

Помощница режисссера позвонила в Лондон Ронни Прайэр и нажаловалась на Джимми. Ронни пришла в ярость.

— Но нам нужен герой! — вскричала она. — А Калум Форрестер для этой роли совершенно не годится. Не говоря уже о том, что он похож на обезьяну, у него сильнейший акцент, и он постоянно ругается. Нет, лучше Джимми Сильвиана нам не найти. Можно, конечно, попробовать на эту роль Флориана, но он ругается еще хуже Калума!

— Флориан уезжает на континент. Желает набраться там вдохновения для создания новых рецептов, — сказала помреж, втайне надеясь съездить за казенный счет во Францию.

— Пусть он там бледных спирохет наберется! — гаркнула Ронни и в сердцах швырнула трубку. Немного успокоившись, она вышла из офиса и направилась к своему сопродюсеру Мэтти Френчу. Мэтти, однако, тоже ничего утешительного сказать ей не смог.

Ронни, которая была страстной сторонницей проекта, загрустила. «Все-таки Калум прав, — подумала она, глядя в окно на надоевшее ей до черта серое лондонское небо. — Из этого города пора бежать. Вот и Одетта отсюда сбежала и работает теперь в провинции. Знать бы вот только где…»

— Есть шанс насытить действие драматургией, — сказала она, передвигая по столу к Мэгги пачку фотографий и газетных вырезок.

Мэтти некоторое время листал вырезки, потом, ухватив суть дела, вытащил из пачки бумаг фотографию и продемонстрировал ее Ронни.

— Это та самая дама, которая сообщила нам о проекте «Дворца чревоугодия»?

Ронни кивнула. Зря она искала героя для серии своих репортажей. Герой — это избито. Им с Мэтти нужна героиня. Причем героиня трагическая, страдающая и жаждущая мести.

— Слушай, мы можем с ней поговорить? — спросил Мэтти. — Вызови-ка ее к нам на студию.

— Я бы рада, но тут есть одна небольшая проблема, — сказала Ронни, со злости на себя кусая губы. — Я, когда с ней в последний раз разговаривала, так и не выяснила, где она сейчас обитает.

Мэтти, однако, никакого неудовольствия по этому поводу не выразил. Еще раз пролистав газетные вырезки, он отодвинул их ребром ладони в сторону и сказал:

— Она будет еще с нами сотрудничать. Вот увидишь.

— Откуда, интересно знать, у тебя такая уверенность?

— Калум Форрестер учинил все это с ней по какой-то странной причине, — сказал Мэтти. — И деньги здесь — дело десятое. Есть убийцы, которым просто необходимо прийти и взглянуть на могилу своей жертвы. Особенно если убийство совершено из-за страсти. И Калум, на мой взгляд, относится именно к такому типу убийц. А то, что это дело — клубок страстей, у меня сомнения не вызывает. Так что Калум сам нас к ней приведет. Главное — не спускать с него глаз.

Одетта с недоумением рассматривала натекшую под коллекционным «Бентли» 1930 года лужицу масла, когда услышала шум мотора подъезжавшего автомобиля. Подняв глаза, она увидела огромный черный джип с тонированными стеклами, в которых отражались белые стены окружающих построек.

«Кто бы это мог быть?» — подумала Одетта, вытирая масляной тряпкой руки и распрямляясь. В следующую минуту, однако, сердце у нее забилось как бешеное. Из машины, хлопнув дверцей, выбрался Калум Форрестер собственной персоной и направился к ней.

Она не видела его с Нового года и за это время создала в своем воображении образ некоего чудовища и злодея-искусителя. Но во плоти Калум показался ей таким же любимым и желанным, как прежде. Ничего демонического — даже одежда на нем была привычная: как всегда, экстравагантная и чуть мешковатая.

— Этого, конечно, не может быть, но это ты! — воскликнул Калум, широко распахивая в стороны руки, словно желая обнять весь мир. — Когда Джимми сказал, что ты обитаешь в этих краях, я ни на секунду в это не поверил, но теперь и сам вижу: это правда.

Одетту до такой степени поразили его дружеский тон и обращенные к ней теплые слова, что у нее перехватило горло и она не могла говорить.

— Я так давно тебя ищу, — сказал Калум, делая в ее сторону еще два шага.

— Зачем? — хриплым от волнения голосом спросила Одетта. — Теперь у меня нет ни денег, ни ресторана.

— При чем тут деньги, сестричка? — Он вошел в гараж, и его лицо скрылось в тени. — Но оставим это. Лучше скажи, что ты здесь делаешь?

— Я здесь работаю, — пробормотала она. Впрочем, это и так было видно по ее замасленному комбинезону. — А ты?

— Я, представь, тоже, — сказал он с улыбкой. — Налаживаю, так сказать, связи.

Одетта кивнула. Могла бы и сама догадаться: он пришел не к ней.

— Сид в сарае, — холодно сказала она. — Но если ты приехал предложить ей попеть и побренчать у себя в баре на фортепьяно, я бы на твоем месте губы не раскатывала — вряд ли она на это согласится.

Сказано грубо, но как иначе было объяснить Калуму, чтобы он убирался ко всем чертям? Особенно когда ей так хотелось обнять его своими черными от масла руками и прижаться губами к его губам?

— Сид мне не нужна. Я приехал сюда, чтобы повидаться с тобой, — сказал Калум. — Хотел узнать, как ты поживаешь.

— Странно. Мне казалось, ты в курсе всех моих дел, — бросила Одетта. Она ужасно на себя злилась. Давать волю чувствам при виде этого человека она просто не имела права.

— В последнее время я часто о тебе думал в связи с Фермонсо-холлом. В частности, размышлял о том, какое дело можно тебе поручить.

Одетта с удивлением на него посмотрела, но промолчала: ждала, что он скажет еще.

— Я хочу кое-что для тебя сделать, — продолжал Калум. — Залатать, так сказать, полученные тобой пробоины. В принципе, я мог бы прямо сейчас ввести тебя в члены правления компании. Если бы… если бы дело с «РО» так печально не закончилось.

— Печально прежде всего для меня, — язвительно сказала Одетта. — Это ведь я обанкротилась. Зато на твоей деловой репутации нет ни пятнышка. Я, конечно, знаю, что ты все это сделал намеренно, но понять твои намерения до сих пор не могу. Тебе что, вдруг стало скучно? Или это все из-за Лидии?

Калум с шумом втянул в себя воздух.

— Давай оставим Лидию в покое, ладно? — пробормотал он. — Я приехал сюда для того, чтобы предложить тебе работу.

— Повтори еще раз, что ты сказал. Я не разобрала.

— Я хочу предложить тебе работу в Фермонсо. Должен заметить, я никогда не сомневался в твоих талантах, просто их с самого начала следовало ограничить какой-нибудь конкретной деятельностью.

— И что же я должна буду делать? — спросила Одетта, все еще не веря своим ушам. — Мыть посуду? Работать курьером? Сидеть на телефоне?

— Ты будешь у меня отвечать за связи с прессой.

— Ничего себе! — Удивлению Одетты не было предела. — И это после того, как ты в прессе смешал мой «РО» с грязью?