Тут Одетта наконец смекнула, что к чему.

— И они решили ему отомстить, представив дело так, будто Нож требует деньги назад? — спросила она недоверчиво.

— Калум теперь думает, что за его голову назначили цену. Смешно, да? — Флориан подмигнул Одетте и залился визгливым смехом. — Думаю, окажись мы с тобой на месте Дэнни и Дениса, то тоже отомстили бы Калуму подобным образом. Или как-то еще…

Одетта не сдержалась и тоже прыснула. Неожиданно все мысли о Джимми и предстоящей свадьбе Лидии, казавшиеся ей несколько минут назад чрезвычайно важными, от нее отступили, и она почувствовала себя удивительно легко.

Отсмеявшись, Одетта неожиданно снова стала серьезной, пристально посмотрела на Флориана и спросила:

— Как ты думаешь, Денису нужны эти рисунки? Я это к тому, что они на самом деле Калуму не принадлежат. Эти рисунки — собственность одного хорошего человека, которому их подарил перед смертью отец.

Флориан пожал плечами.

— Я спрошу об этом у Дениса — если это так для тебя важно.

Хотя был уже час ночи, Сид выскочила из дома, чтобы поздороваться с Одеттой. Прежде чем Одетта успела сообразить, что к чему, Сид затащила ее к себе и всунула ей в руку стакан с виски.

— Тебе нравится? — спросила Сид, тыча пальцем в китайскую соломенную шляпу, которая красовалась у нее на голове.

Одетта присмотрелась к головному убору Сид. Шляпа была выкрашена изумрудно-зеленой краской и украшена по краю монистами наподобие цыганских.

— Должно быть, это очень модно… — дипломатично ответила молодая женщина.

— Мне и продавец так сказал. Слово в слово. Хочу, знаешь ли, в преддверии свадьбы твоей подруги радикально сменить имидж. — Сид отхлебнула виски, прикурила сигарету и посмотрела на Одетту. — Давненько мы с тобой не сидели вот так на кухне и не беседовали, а, дорогуша?

Одетта подавила зевок и подумала, что Сид не так уж и не права. В последнее время они с ней и впрямь стали отдаляться друг от друга и дружеских разговоров больше не вели. Кто был в этом больше виноват — она или Сид, — Одетта сказать не могла.

— Я тут подумала и решила, что вела себя с тобой просто по-свински, и это не могло не сказаться на твоем ко мне отношении, — сказала Сид. — Между тем мне бы очень хотелось иметь рядом близкого человека. Беда в том, что я не умею поддерживать дружеские отношения и люди редко со мной уживаются.

— Вы преувеличиваете, — пробормотала Одетта без большой, впрочем, уверенности.

— Ничего подобного, — жестко сказала Сид. — До сих пор мои закидоны могли выдерживать только ты и… Калум. Ну так вот, — добавила она, повышая голос. — Я считаю своим долгом поставить тебя в известность, что Калум переезжает ко мне на ферму и будет здесь жить. По-моему, это здорово. А ты как считаешь?

Одетта не нашла что ответить и лишь неопределенно пожала плечами.

— Очень может быть, — продолжала Сид, — что первое время после его переезда ты будешь чувствовать себя не в своей тарелке, но это скоро пройдет. И мы все вместе славно здесь заживем. Я и Калум — на ферме, а ты — у себя на мельнице. Мельница, как ты понимаешь, по-прежнему остается в полном твоем распоряжении.

— Благодарю вас. — Одетта с отсутствующим видом провела пальцем по верхней кромке стакана. После выпитого с Флорианом вина и вкусного ужина, которым он ее накормил, ее сильно клонило ко сну, и слова Сид доносились до нее как сквозь вату.

— Итак, мы снова друзья? — спросила Сид. Похоже, она не была уверена в аналогичном душевном порыве со стороны Одетты.

Одетте вдруг пришло на ум, что Сид при всей ее взбалмошности и испорченности сделала для нее безмерно много. Она — единственная из всех людей — предоставила ей бесплатное жилье, когда ей негде было жить, взяла ее к себе на работу и, в общем, была с ней очень мила — по крайней мере, до тех пор, пока на ее горизонте не появился Калум. Одетта расчувствовалась и обняла Сид:

— Мы останемся друзьями, Сид. Клянусь!

— Вот и прекрасно, — сказала Сид и, когда Одетта выпустила ее наконец из своих объятий, с чувством пожала ей руку, словно закрепляя заключенный между ними договор. — Что же еще я хотела тебе сказать? Ах да! Тут ко мне утром заезжала эта старая карга Ролли Шерингтон… Просила чтобы ты непременно приехала завтра к ней обедать. Говорила, что у нее к тебе дело — очень важное.

— Но завтра девичник у Лидии, — сказала Одетта. — Мне необходимо поехать к ней в Мейда-Вейл.

— В таком случае напиши Ролли, что ты занята и приехать не сможешь, — посоветовала Сид, небрежно помахав в воздухе рукой. — Уверена, общение с этой старой каргой никакого удовольствия тебе не доставит.

Одетта не была в этом так уверена. От Ролли Шерингтон тянулись нити, связывавшие ее с Джимми. Как-никак он прислал старухе открытку. Мог прислать и вторую. Вполне вероятно, у Ролли появились новые сведения о том, что поделывает Джимми и где сейчас находится.

На парковочной площадке у дома Роланды стоял знакомый пикап. Он был покрыт пылью и забрызган грязью до такой степени, что, казалось, его владелец гнал машину не по шоссе, а по грунтовым и проселочным дорогам. Когда Одетта на одолженном ей Сид желтом «Феррари» подкатила к подъезду Фалкингтон-менора и увидела грузовик Джимми, удивлению ее не было предела. Выключив мотор, она выскочила из машины, бросилась к двери и принялась отчаянно барабанить в дверь.

Ей открыла престарелая экономка, которая, не признав Одетту, долго расспрашивала, кто она такая и что ей нужно. Одетта громко назвала ей свое имя и попросила позвать леди Фулброк. Ролли возникла в дверном проеме неожиданно — еще до того, как экономка отправилась ее разыскивать.

— Одетта? Рада вас видеть. Проходите, прошу вас. Мы — во внутреннем дворике. Стреляем по тарелочкам.

Одетта прошла вслед за Ролли через заставленный старой мебелью дом и вышла во внутренний двор, где увидела двух мужчин, стрелявших из охотничьих ружей по вылетавшим из древнего автомата тарелочкам. Одного из стрелков Одетта узнала сразу. Он был высок ростом, широк в плечах и обладал светлыми, цвета речного песка волосами. У Одетты сильно забилось сердце, сладко закружилась голова, а на глаза навернулись слезы радости: Джимми!

Приглядевшись к непрерывно перезаряжавшим ружья и стрелявшим по мишеням мужчинам, Одетта поняла, что знает и второго стрелка. Этот факт, однако, не вызвал у нее прилива теплых или дружеских чувств. Наоборот, при виде этого человека у нее от злости перекосилось лицо, а руки сами собой сжались в кулаки. На расстоянии пятидесяти ярдов от того места, где она стояла, стрелял, заряжал ружье и снова стрелял ее зять и блудный муж ее сестры Монни — громила Крэйг.

— Ты где, Крэйг, твою мать, пропадал, а?! — Потрясая кулаками, Одетта помчалась через двор к зятю. — Ах ты крыса! Проклятый ублюдок! Это ж надо — бросить Монни с детьми в тот момент, когда она больше всего нуждалась в твоей помощи! У тебя ведь дочь родилась, скотина ты эдакая, а ты даже не пришел на нее посмотреть…

Хотя у Крэйга в руках было заряженное ружье, он, увидев мчавшуюся к нему с поднятыми кулаками и выкрикивавшую во всю горло проклятия сестру жены, не на шутку перепугался.

— Это не моя дочь, Одди, — пробормотал он, когда Одетта оказалась от него на расстоянии ярда.

Одетта замерла на месте, словно обратившись в статую.

— Что ты сказал?

— То и сказал, что это не моя дочь, а Лайэма Тернера.

— Что?

— Лайэм объявился у нас дома в декабре и стал утверждать, что Монни носит его ребенка. Я этого не выдержал — и сбежал из дому. Но Монни знала, где меня искать. Она приехала ко мне и поклялась, что ребенок у нее от меня. Она сказала также, чтобы я продолжал прятаться и не возвращался домой как можно дольше. «Вот родится ребенок, тогда и приедешь», — сказала она.

— Что?!

— Потом до меня дошли слухи, что она сменила в доме все замки, а еще через некоторое время я узнал, что Лайэм Тернер к ней переехал и стал жить у нас дома. До сих пор живет, между прочим.