Странное дело: хотя Калум был известен не только среди теле- и кинозвезд, журналистов и актеров, но и в деловом мире, бизнесменом он оказался весьма посредственным, и Одетта с каждым днем все больше в этом убеждалась. Так, первые значительные деньги на новое предприятие — что-то около тридцати тысяч фунтов наличными — он передал ей из рук в руки в коричневом бумажном конверте, а когда она предложила нанять бухгалтера и вести все расчеты, строго придерживаясь финансовой дисциплины, пожал плечами и буркнул: «Найми — если уж тебе так приспичило». Кроме того, он не являлся на назначенные им же самим деловые встречи, без особой причины звонил ей среди ночи, пускаясь в запутанные и не относящиеся к делу рассуждения, постоянно терял важные бумаги и частенько менял планы по поводу обустройства их совместного детища, не поставив ее об этом в известность. Казалось, он преследовал только одну цель — постоянно злить и держать в напряжении свою партнершу по бизнесу.

Сегодня они должны были встретиться, чтобы обсудить важнейший вопрос — финансовый, но Одетта так и не смогла до него дозвониться и договориться о времени и месте встречи. Офиса как такового у Калума не имелось вовсе, а мобильный телефон он считал ненужной побрякушкой. Вообще-то найти его было можно, но для этого предстояло основательно помотаться по городу. Калум регулярно бывал в знаменитом клубе «Неро», одним из отцов-основателей которого являлся. Его также часто видели в «Деск» — стильном и модном ресторане, которым он владел на паях с другими акционерами. Кроме того, у него имелся собственный кабинет в культовом ночном клубе «Терапия», хотя он захаживал туда довольно редко, потому что терпеть не мог тамошнего бармена. Иногда Калум посещал свой собственный новейший ресторан «Клиника» на Дин-стрит, а иногда — клуб «Офис Блок». На вопрос, где его можно застать, он обыкновенно в шутку отвечал, что, «когда здоров, сидит в офисе», разумея под этим клуб «Офис Блок», «а когда болен — дожидается приема у врача», намекая на клуб «Терапия» или ресторан «Клиника». Одетта обзвонила все эти заведения, но Калума нигде не было. Тогда она села на мотороллер и стала один за другим объезжать самые престижные рестораны и клубы, где собирались представители лондонской богемы и где можно было с известной долей вероятности встретить ее нерадивого партнера.

«Ресторан Одетты» больше походил на стройплощадку, нежели на широко разрекламированное и готовящееся к открытию пристанище самой стильной и модной лондонской публики. Пока что единственным стильно одетым человеком здесь был дизайнер Морис Ллойд-Брюстер, который задумчиво морщил лоб, пытаясь определить, как лучше расставить в грандиозном туалете мраморных херувимов на постаментах.

— Помнится, Одетта настаивала на минимуме деталей из белого мрамора, — вмешалась помощница Одетты Саския Ситтон.

Взглянув на часы, она подумала, что если Одетта приедет на стройку хотя бы под конец рабочего дня, то она, Саския, еще успеет в ателье в Челси на примерку свадебного платья. День их бракосочетания со Стэном неумолимо приближался.

Стэн и Одетта вместе ходили в школу и были старинными друзьями. После окончания школы их пути разошлись. Стэн направил свои стопы по извилистой стезе современного искусства, Одетту же с детства влек мир торговли и рекламы. Надо сказать, что Одетта и Стэн — каждый на своем поприще — весьма преуспели. Встретившись вновь, они заключили нечто вроде военного союза, направленного против остального мира, и старались по возможности друг друга поддерживать.

Несмотря на все различия между ней и Одеттой, Саския очень любила и уважала эту женщину. Она знала, что Одетта обладает острым умом и взрывным темпераментом и к жизни относится очень серьезно. Она могла быть жесткой и даже жестокой, стремясь получить то, что ей хотелось, но при этом обладала такими прекрасными качествами, как честность и преданность. Она никогда не забывала, когда у ее сотрудников день рождения, знала, кто, чем и когда болел, и всегда спрашивала их о здоровье. Конечно, она требовала, чтобы ее люди вкалывали за двоих, особенно когда возникала такая необходимость, но никто против этого не возражал, поскольку в таких случаях она и себя не щадила.

Саския вздохнула, решила, что Одетта, скорее всего, не приедет, а следовательно, ей, Саскии, в ателье не успеть. Ничего удивительного: если бы Одетте подвернулось вдруг выгодное дельце, она, вполне возможно, не приехала бы даже на собственную свадьбу.

Покружив по городу и не обнаружив Калума ни в одном из его привычных прибежищ, Одетта заехала к нему на квартиру на Оулд-стрит. Там тоже никого не оказалось, и она, нацарапав на клочке бумаге гневное послание и подсунув его под дверь, снова оседлала свой мотороллер и покатила по забитым транспортом лондонским улицам в сторону Айлингтона. Загороженное от посторонних взглядов строительными лесами старое пожарное депо было закрыто, а на его дверях висел увесистый замок. Отомкнув его и проникнув внутрь, Одетта нашла оставленную ей Саскией Ситтон записку.

Одетта прикрыла глаза и застонала. С некоторых пор слова «уикенд» и «отдохни» потеряли для нее всякий смысл. Она знала одно: по уикендам никто не работает, а следовательно, ей, чтобы продолжить свою созидательную деятельность, хочешь не хочешь, придется ждать понедельника. Это мучительное ожидание было тем тягостнее, что она не имела никаких сведений о Калуме. Узнать же о том, где и с кем он был, ей, судя по всему, предстояло в понедельник — из бульварных газет.

Лидия Морлей раскрыла записную книжку и, начав с буквы А, стала обзванивать всех своих друзей и знакомых, объявляя всем и каждому, что выходит замуж. Добравшись до буквы Б, она поняла, что, возможно, допустила ошибку, поскольку звать на свадьбу собиралась далеко не всех. Во всяком случае, включать в число приглашенных специалистов по археологии, астрологии и аэробике, с которыми она была едва знакома, ей что-то не хотелось. С минуту над этим поразмышляв, она решила впредь быть разборчивее и позвонила своей ближайшей подруге Эльзе Бриджхауз. Когда трубку сняли, Лидия, прежде чем поздороваться и сообщить Эльзе потрясающую новость о своем замужестве, затянула песенку «Вот идет невеста».

Поскольку слова она знала нетвердо, ей, после того как была пропета первая строфа, пришлось перейти на бессмысленные сочетания звуков вроде: «Дум да ди дум, ди диддл ди дум-дум!» Завершив таким образом вступление, Лидия перешла на нормальный человеческий язык и сказала:

— Ну, ты, ослица! Надеюсь, ты догадываешься, кто в следующем году готовится связать себя узами Гименея?

Эльза молчала — по-видимому, никак не могла оправиться от удивления. Лидия решила, что это хороший знак, и продолжала:

— Да, дорогуша, ты правильно поняла: мы с Фином решили-таки окрутиться. Но я на твоем месте забыла бы о зависти, перестала обиженно дышать в трубку и сказала что-нибудь соответствующее случаю.

На противоположном конце провода откашлялись и внесли наконец в разговор свою лепту.

— Если уж ты решила оперировать зоологическими терминами, то хочу тебе сообщить, что ты разговариваешь не с ослицей, а с ослом. Это во-первых. Ослица же поехала на уикенд к матери — это во-вторых. Ну а в-третьих, я всегда говорил, что мы, шотландские ослы, знаем, как прибрать к рукам самых красивых самок в этом городе.

Сообразив, что она разговаривает не с Эльзой, а с ее сожителем-шотландцем, Лидия нисколько не смутилась. Наоборот, ей было приятно слышать в трубке низкий, хрипловатый голос Йена, у которого был точно такой же акцент, как у ее разлюбезного Финли.