Ракким сделал глубокий вдох. Тело пронзила новая боль, однако на сей раз он сумел никак этого не продемонстрировать.
— Вы меня оперировали?
— Можно сказать и так. — Старик довольно хлопнул в ладоши. — Вами занимались мои личные врачи, лучших не найти на всей планете. Однако на данный момент вам уже не требуется ничего, кроме времени для восстановления сил.
От громкого стука в ушах Ракким едва разбирал слова. Он помнил, как испугался. Нет, не за себя… за Сару.
— Будь у меня возможность разжиться таким же здоровьем, все бы отдал, — вздохнул старик.
— Сара? С ней все в порядке?
— Ни царапины. А в вас стреляли. Дважды. Вы помните?
Ракким покачал головой.
— Помню, что был внутри рыбы. Разве такое возможно?
— О, вы, наверное, Иона. Или Пиноккио.
— Нет… я был внутри акулы.
Старик похлопал его по руке.
— Ладно, не буду злоупотреблять вашим состоянием. Вы меня простите? В вас стреляли. Одна пуля прошла вскользь, а вторая пробила огромную дыру в легком. Вы потеряли много крови. Совсем ничего не помните?
Ракким снова облизал пересохшие губы. Старик говорил с британским акцентом.
— Вы сказали, что мы в Лас-Вегасе. Как я здесь оказался?
Седобородый снова поднес к его губам стакан.
— Вас нельзя было везти в местную больницу. Все эти мертвые полицейские… — Он покачал головой. — Возникли бы трудности с объяснениями. Вы не согласны?
Мертвые полицейские? Ракким наконец-то вспомнил. Диснейленд. Спецназовцы врываются в брюхо бетонной акулы. В бронежилетах. Внутри темно… дым, звуки выстрелов, кровь, струящаяся по рукам.
— Где Сара?
— Я отвел ей комнату во флигеле для гостей. Хотя, замечу, последние два дня она провела именно на этом стуле. Лишь сейчас позволила себе немного отдохнуть. — Седобородый одернул стрелку на брюках. Сегодня он надел носки с узором в виде часов. Черные шелковые носки, испещренные маленькими оранжевыми часиками. — Может, отправилась за покупками. Ох уж эти женщины, что бы мы делали без них?
Ракким внимательно посмотрел на старика.
— Кто вы?
Дверь палаты стремительно распахнулась, впуская медсестру — бесцеремонную женщину с темными волосами, собранными под белой шапочкой. Она поклонилась седобородому и, как показалось Раккиму, сильно удивилась, застав подопечного в сидячем положении.
— Вы очнулись? — Медсестра взяла бывшего фидаина за запястье. — Тихо. — Она посмотрела на часы. Потом еще раз, словно не поверив собственным глазам. — Хорошо. — Заглянула в зрачки и покачала головой. — Ничего не понимаю, но на все воля Аллаха…
Точно, в брюхе акулы еще находилась Фэнси. Они нашли дочь Сафара Абдуллы внутри аттракциона, а потом ассасин ее убил…
— Куда собрались! — прикрикнула удивленная его силой медсестра.
— Я бы ее послушался, мистер Эппс. — Старик поднялся со стула. — Профессионалам следует доверять. Навещу вас в более подходящее время. Нам предстоит многое обсудить.
Ракким проваливался в сон. Он схватился за плечо женщины, уже не понимая, приснился ему ассасин или все происходило в реальности. Еще один сон или реальность. Нет… все произошло в реальности. Ракким видел, как умерла Фэнси. Ассасин вонзил ей нож в ухо, словно поделившись сокровенной тайной.
Медсестра похлопала его по руке.
Он лежал в объятиях Сары, теряя сознание… лежал в луже крови и глядел на приближающегося ассасина. Бывший фидаин закричал. Женщина в белом халате бережно опустила его на прохладные простыни.
— Добро пожаловать в дом Аллаха, — изрек ибн-Азиз.
Ангелина обвела глазами камеру без окон. Оглядела шестерых «черных халатов», застывших по стойке «смирно».
— Аллаха я здесь не вижу.
Преемник муллы Оксли восседал на стуле с высокой спинкой, не сводя с нее испепеляющего взора.
— Не дразни меня и Всевышнего, женщина. Я даю тебе шанс искупить твои грехи. Ты воспитала блудницу. Быть может, в этом нет твоей вины. Быть может, ты просто следовала указаниям Рыжебородого, но Сара Дуган выросла блудницей и богохульницей, и Аллах требует, чтобы кто-то был призван к ответу.
Ангелина поправила головной убор, еще раз возблагодарив Всевышнего, в милосердии своем вразумившего ее совершить намаз ранним утром.
— Ты сух как ветка, мулла. Тебе нужна женщина, которая могла бы откормить тебя, позволила бы твоим костям обрасти мясом.
Ибн-Азиз опасливо скосился на подчиненных. Никто из них не позволил себе даже намека на улыбку.
— Долгие годы в доме Рыжебородого повлияли на твою рассудительность. Мне совсем не нужна женщина.
— Тогда скажи, во имя Аллаха, почему я здесь. Зачем ты притащил меня сюда, если тебе не нужна служанка. Неужели тебя интересует мое мнение о Священном Писании?
Ибн-Азиз кивнул.
— Хорошо, что ты ведешь себя так. Я — человек, склонный к милосердию, если оно заслужено. Твое высокомерие оскорбительно и упрощает принятие моего решения.
Ангелина поклонилась.
— Рада услужить.
Ибн-Азиз вскочил со стула, указав на нее костистой рукой:
— Ты скажешь, где блудница. Ты была ей единственной матерью. Она не могла не сообщить тебе, куда собирается сбежать.
— Я люблю девушку как собственную дочь, но не знаю, где она находится.
— Что ж, возможно. Возможно, ты ее любишь, но она не отвечает тебе взаимностью. Погрязла во грехе, предоставив тебе объяснять ее действия. Вероятно, считает тебя дурой.
Ибн-Азиз погладил редкую бороденку. Жалкое подобие бороды настоящего мужчины. Да он и сам являл собой лишь жалкое подобие имама.
— Я почти поймал ее в Калифорнии несколько дней назад. Она была почти в моих руках, но ей удалось сбежать. Вероятно, у Аллаха на то свои причины…
— Как, по-твоему, поступит Рыжебородый, узнав, что ты схватил меня? Что подумают люди, узнав, что ты осквернил мечеть?
— Я не боюсь ни Рыжебородого, ни людей. Один Всевышний вселяет в меня страх.
— Как и должно быть.
— Замолчи, женщина. — Ибн-Азиз в раздумье заходил по камере, словно готовый вот-вот заискриться от напряжения.
За все время работы в доме Рыжебородого Ангелина ни разу не заставала главу службы безопасности таким возбужденным. Неужели юный мулла всерьез надеется повергнуть ее в трепет перед образом могущественного вождя «черных халатов»? Или ждет, будто она, подобно испуганной кухарке, станет молить его о пощаде? Немало повидав на своем веку, Ангелина страшилась лишь гнева Аллаха, однако в собственной чистоте перед Всевышним не сомневалась ни секунды.
— Так ты скажешь мне, где блудница? — Ибн-Азиз взял себя в руки и смотрел на нее довольно равнодушно. — Если не захочешь или не сможешь, предстанешь перед религиозным судом. Мы обвиним Сару Дуган в прелюбодеянии, а заодно в хуле на Всевышнего. Ты пойдешь как главная свидетельница обвинения.
Ангелина раскрыла было рот, но умолкла, не произнеся ни слова. Ибн-Азиз казался разочарованным.
— Не обольщайся, так или иначе, но ты будешь свидетельствовать против нее. Все зависит лишь от степени мучений, которые тебе удастся выдержать.
Ангелина сверкнула глазами. Юный мулла прав. Они оба знали печальную истину, и удовольствие, с каким ибн-Азиз поведал ее, граничило с непристойностью. Она опустила голову. Попросила Аллаха дать ей храбрости, затем подняла взгляд на главу «черных халатов». У нее задрожали губы.
— Я скажу, где находится Сара.
Ибн-Азиз опустился на стул. Он выглядел таким молодым.
— Рассказывай.
— Мне больно слышать собственные слова. — Ангелина оглянулась на охранников. — Не могу говорить в их присутствии.
— Я не собираюсь никого отсылать.
Она глубоко вздохнула.
— Сара… Сара… — Ее слова прозвучали еле слышно.
— Говори громче!
— Я люблю ее как дочь, мулла! Слова измены будут жечь мои уши вечно.
Ибн-Азиз вопросительно посмотрел на охранников. Судя по их успокаивающим жестам, женщину обыскивали. Он махнул рукой, подзывая ее к себе.
Сделав один неуверенный шаг, Ангелина заговорила, однако, еще тише.
