22 В те дни, когда сверкала Больска, Как златоиглый Cordon rouge [20] Иллиодором из Тобольска Зло ископаем некий муж. И у Игнатьевой в салоне, Как солнышко на небосклоне, Взошел сибирский мужичок. И сразу невских женских щек Цвет блеклый сделался пунцовым, Затем, что было нечто в нем, Что просто мы не назовем, Не пользуясь клише готовым, И — родине моей на зло — Гипнотизеру повезло… 23 И как бы женщине ни биться, Его не свергнуть нипочем: К несчастью ключ ей дан Вербицкой И назван счастия ключом!.. И что скрывать, друзья-собратья: Мы помогали с женщин платья Самцам разнузданным срывать, В стихах внебрачную кровать С восторгом блудным водружали И славословили грехи, — Чего ж дивиться, что стихи — Для почитателей скрижали, — Взяв целомудрия редут, К фокстротным далям нас ведут? 24 И привели уже, как роту, Как неисчисленную рать К международному fox-trott'y На вертикальную кровать!.. Нас держит в пакостном режиме Похабный танец моды — Shimmi, От негритянских дикарей Воспринятый вселенной всей: В маразм впадающей Европой И заатлантным «сухарем», В наш век финансовым царем, Кто счел индейца антилопой, Его преследуя, как дичь, Чего я не могу постичь… 25 Америка! злой край, в котором Машина вытеснила дух, Ты выглядишь сплошным монтером, И свет души твоей потух. Твой «обеспеченный» рабочий, Не знающие грезы очи Раскрыв, считает барыши. В его запросах — для души Запроса нет. В тебе поэтом Родиться попросту нельзя. Куда ведет тебя стезя? Чем ты оправдана пред светом? В марионетковой стране Нет дела солнцу и луне. 26 А и в тебе, страна Колумба, Пылал когда-то дух людской В те дни, когда моряк у румба Узрел тебя в дали морской. Когда у баобаба ранчо Вдруг оглашал призыв каманча, И воздух разрезал, как бич, Его гортанный орлий клич, Когда в волнистые пампасы Стремился храбрый флибустьер, Когда в цвету увядших эр Враждебно пламенели расы И благородный гверильяс Жизнь белому дарил не раз… 27 Но, впрочем, ныне и Европа Америке даст сто очков: Ведь больше пользы от укропа, Чем от цветочных лепестков! И уж, конечно, мистер Доллар Блестит поярче, чем из дола Растущее светило дня — Для непрактичных западня… Вот разве Азия… Пожалуй, Она отсталее других… Но в век летящих паровых Машин, век бестолково-шалый, Ах, не вплетать ей в косы роз, Да и Китай уже без кос… 28 Невежество свое культура Явила нам нежданно в дни, Когда в живущем трубадура Войны (война зверям сродни!) Нашла без затрудненья: в груде Мясной столкнулись лбы и груди, За «благо родины» в бою На карту ставя жизнь свою. Мясник кровавый и ученый, Гуманный культор и эстет — Их всех сравнял стальной кастет, И, в атмосфере закопченной Сражений, блек духовный лоск И возвращался в зверство мозг… 29 Да, сухи дни, как сухи души, А души сухи, как цветы, Погибшие от знойной суши… В чем смысл культурной суеты? В политике вооружений? В удушье газовых сражений? В братоубийственной резне? В партийных спорах и грызне? В мечтах о равенстве вселенском? С грозящим брату кулаком? В нео-философах с их злом? В омужественном поле женском? В распятьи всей землей Христа, За мир закрывшего уста? 30 Тогда долой культуру эту, — И пусть восстанет та пора, Когда венки плели поэту И чли огонь его пера! Когда мы небо зрели в небе — Не душ, зерно живящий в хлебе, Когда свободный водопад, Не взнузданный ярмом преград, Не двигателем был завода, А услажденьем для очей, Когда мир общий был ничей, Когда невинная природа, — Не изнасилена умом, — Сияла светлым торжеством. 31 Прошли века, и вот мы — в веке, Когда Моэта пена бьет, Когда, как жаворонок некий, Моя Липковская поет! Когда, лилейностью саронской Насыщенный, пью голос Монской И славословлю твой талант, Великолепная Ван-Брандт! В эпохе нашей сонм отличий От раньше прожитых эпох, Но в общем всюду тот же вздох, Все тот же варварский обычай: Жизнь у другого отнимать, Чем обрекать на муки мать. |