Ржавый показал, что это могут быть Хвощ и Тыра. Только, что они с Толстым перетирали, он не в курсе. Кореша приглядывали за домом сестричек, о чём лично Ржавого попросил авторитетный человек из Москвы, – это был сам Кинжал. С ними переговорить не удалось, – дня три назад уехали в Саратов за радиодеталями, у них в Озерках торговая точка, и пропали вместе с машиной, – ищут. По словам водителя-охранника Толстого, в доме сестричек он не был.
Жилище осмотреть не удалось: оно сгорело на третий день после убийства Веточки.
Скорее всего, кто-то из местных и поджёг.
В день убийства, с самого утра, нагрянул Кинжал – со всей охраной. Его, очевидно, вызвала по телефону убившая сестру Олеся. Он всё грамотно зачистил, отвалил валюты и местным браткам, и ментам, и врачам, организовал срочные похороны. Олесю забрал с собой. Установить её местонахождение не удалось: ни в квартире на Малой
Грузинской, ни в особняке на Можайском шоссе она не появлялась.
– Твои выводы, Алекс?
– Кинжал явно затеял какую-то игру, и это краем зацепило Озерки. Слишком много тяжёлых последствий появления в том городке нашего Брута. Сначала гибнет одна из сестёр, потом два братка: их убрали, это очевидно. Нам нужна эта Олеся. Конечно, по всем правилам, Кинжал должен был бы её убрать. Только – не такой он человек, чтобы убивать девчонку. Надо искать, там разгадка смерти Толстого.
– Как думаешь это делать?
– Прошу вашу санкцию на системное наружное наблюдение за Кинжалом, он нас к ней и приведёт.
Желвак почесал затылок:
– Дорогое это удовольствие, Алекс. Да и охрана у него, судя по всему, – профессионалы. Справишься? И надолго это нужно?
– Минимум дней на десять. А работать будем аккуратно, в лучших традициях.
– Ладно, валяй.
– Сергей Палыч, спросить можно?
– Давай.
– Что там с бриллиантами? Софья показала, что видит их впервые. У меня есть подозрение, что это как-то связано с Озерками.
– Жду одного человечка из Иркутска, бывший огранщик, работал с «якутами».
Желвака ознакомили с данными экспертизы. Ни в крови, ни в тканях покойного ничего подозрительного обнаружено не было. Тщательное исследование кожного покрова с помощью новейшей аппаратуры следов инъекции не выявило. Но обширность поражения миокарда говорила, что без фармакологии здесь не обошлось. Обычно смертельному инфаркту предшествуют микропоражения. Здесь же – бычье, здоровое сердце. Вывод следственной бригады: вероятность убийства – 70 процентов. Но нужны версии…
А следователи понимали, что всей правды им всего всё равно не скажут – не та публика. Конечно, «подогретые» Желваком, они рыли носом землю, искали, кто бы мог сыпануть Рокотову Льву Захаровичу препарат, вызывающий инфаркт?
Точки общепита отпадали – он их не посещал, ел только дома и в офисе, где всё было под жесточайшим контролем. Водитель-охранник показал, что ни в каких забегаловках во время поездок в Озерки они не были. Захарыч взял на двоих целую сумку с судками и термосами, готовила всё это лично Софья. Её из числа подозреваемых исключили – из-за отсутствия мотива: никаких юридических прав на имущество и вклады гражданского мужа у неё не было, и любовь там была до гроба,
Желвак это знал. Особняк проверили, обнюхали каждый квадратный сантиметр.
Картина всех передвижений и встреч Льва Рокотова за последнюю неделю – время действия смертельного препарата – постепенно вырисовывалась.
Вдруг выяснилось, что Захарыч был в Озерках и в третий раз – один. Старую «семёрку» он взял у знакомого барыги, того нашли, припугнули, но тот явно был не в курсе, а лишь указал точную дату, когда это было.
О последнем посещении Толстым городка не осталось никаких свидетельств.
Добрались до Озерков и подмосковские следователи прокуратуры.
А там свидетелей – ноль, у ментов – круговая порука.
Желвак посмеивался, сравнивая собственное расследование с официальным.
Там – правила, стандарты, Процессуальный кодекс. Это в кино – что ни следак, то Шерлок Холмс. А в жизни – бумаги, бумаги, одним словом, документы, которые удобно подшить к делу, чтобы снять с себя ответственность.
Изучая список мест, где был Захарыч, Желвак Озерки отмёл. Там, если бы хотели, – просто грохнули бы без всяких затей.
За последнюю неделю Толстый дважды был в банке «Ротор». Ничего удивительного, там у него личный счёт. Один раз зачем-то поднимался к Джону Касаткину.
Интересно, какое дело у него могло быть к председателю правления банка? Желвак ничего не слышал о том, чтобы эти двое когда-нибудь собирались и закусывали.
Мог ли отравить его кореша Джон?
Легко, только – зачем?
Касаткин всю жизнь работал в банках, долгое время – за границей. Даже если и стучал на КГБ, – при чём тут вор-домушник Толстый?
Но кто-то же сыпанул Захарычу препарат, который сделав своё чёрное дело в организме жертвы, распадается и покидает место преступления, не оставив никаких следов. Такие в аптеках не продаются.
Желвак позвонил Джону Касаткину, сам не зная, зачем он это делает. И напросился в гости.
В кабинете председателя правления своего банка он не был со времён Вадика Бирнбаума.
Того как-то встретили в Чили, в Сантьяго, – вон аж где спрятался, удивился Желвак. А бывший банкир просто наслаждался круизом вокруг Латинской Америки вместе со своей женой Асей, которую он всю жизнь называл Ларисой. Жили они себе в Берлине и горя не знали. Как говорил один купец в пьесе Островского: «хорошо тому, у кого денег много».
– Чем у вас угощают? – поинтересовался Желвак, развалившись в кресле для гостей.
Айсор благодушествовать не привык. А визит пахана поставил его в боевую стойку.
Те, кто хорошо знал майора запаса Генерального штаба Касаткина Д.Б., свидетельствовали:
«Айсор опасен, даже когда спит».
У него в кабинете была замаскированная цифровая видеокамера, которая крупным планом фиксировала всех гостей. Запись потом анализировали профессионалы-физиогномики.
– Угощаем чаем, кофе, водкой, виски. Для избранных есть даже минеральная вода без газа.
«Толстый мог пить только коньяк».
– А коньячок здесь водится?
– Не держим, Сергей Палыч. Это с тех пор, как из самой Америки привезли армянский коньяк, который оказался палёным. И теперь все мы, как учил папаша Мюллер, коллега Штирлица, употребляем только простую крестьянскую водку – нашу, алтайскую.
Встань сейчас Палыч и внаглую открой бар Касаткина, он увидел бы там целую батарею дорогого стекла с лучшими французскими коньяками. Только в кармане
Айсора обретался небольшой бесшумный пистолет отечественного производства, пробивающий все известные бронежилеты, – там был специальный патрон. И такая ревизия могла окончиться для невоеннообязанного Быкова С.П. трагически. Майор вытащил бы убитого через запасной ход, а потом в офисе банка начался бы пожар, в результате которого вышеупомянутый гость пропал бы без вести – такое при техногенных катастрофах случается.
– Ну, раз коньяк не наливают, угости «Боржоми».
Палыч всё гадал, что вместо своего любимого виноградного напитка мог здесь употребить Захарыч, и пришёл к выводу, что только эту грузинскую воду.
Касаткин нажал кнопку:
– Анечка, стакан «Боржоми», пожалуйста, – комнатной температуры.
Касаткин знал, что холодное Палыч не пьёт.
«Ну, пахан, давай, спрашивай, не я ли убрал твоего мозговика? И я тебе отвечу: конечно – нет. Что будет неправдой. Потому что на правду у тебя не хватит даже твоих огромных денег. Не всякую правду, Желвак, можно купить».
Длинноногая Анечка вошла с подносом, стакан воды был накрыт салфеткой.
Айсор стоял в отдалении. Палыч сидел. Он отхлебнул воду.
«Туфта всё это, – зачем ему травить Толстого? Не вяжется».
«Правильно мыслишь, Палыч. Где – я, а где твой вор-домушник и автор плохих детективов. Разного мы поля ягоды. Раньше я с твоим корешом на одном квадратном километре с…ть бы не сел. А теперь вот пришлось через операционистку Женю зазвать Толстого сюда. Правда, эта Женя теперь работает в другом банке и знает, что делать, если к ней вдруг обратятся посторонние с трудными вопросами. Изменились времена! Как сказала моя пятнадцатилетняя дочка Даша, ботинки стали тяжёлые. Я её спросил: а до этого какие были? Оказывается, раньше она их вообще на ногах не чувствовала. Так что, Палыч, коньяка здесь больше нет и не будет. И мою ПРАВДУ тебе ввек не достать. Я, Палыч, – солдат империи, а ты – её вор».
