— Ха! — громко и с издевкой усмехнулась Пинноса, и все поняли, что она имела в виду. Эти отряды просто искали возможности прорваться сквозь них, но вслух об этом говорить воздержались.
Гундерик озадаченно осмотрел собравшихся и продолжил:
— Для нас совершенно ясно, что гунны используют брошенные приграничные укрепления и широкую полосу возле них, на которой нет растительности, как дорогу, ведущую их прямо к Рейну. — Он угрожающе уставился на Урсулу. — А еще говорят, что сюда их влечет возможность сразиться с легендарными женщинами-воинами.
Урсуле стало не по себе. Алеманы заметно нервничали и были настроены враждебно. Настало время ее доклада, и все глаза были устремлены прямо на нее. Все смотрели пристально и с неприязнью. Прежние проявления уважения исчезли.
Она собиралась доложить о том, что численность Первого Легиона сокращена и часть его отправлена в Британию для укрепления ее обороноспособности. А еще она должна была сказать им, что оставшиеся части гарнизонов Кельна и Могонциака собираются выйти в Арелат и не вернутся до наступления осени.
— Друзья, союзники и уважаемые гости… — «Нет, еще не время, — подумала она, глядя на их лица. — Я должна сказать им как можно меньше». — Я пришла сюда сегодня, чтобы сказать вам о том, что мы вынуждены временно сократить наши патрули вдоль линий укреплений и отослать несколько манипул Первого Легиона и кельнского гарнизона в другие края.
Вожди алеманов заговорили между собой, некоторые отчаянно жестикулировали.
Пинноса призвала их к тишине и кивнула Урсуле, чтобы она продолжала.
— На летние месяцы вам, алеманам, вместе с франками придется взять на себя надзор за гораздо большими отрезками приграничных укреплений, чем раньше. Вам будет нужно патрулировать…
Один из старейшин племени, которого звали Ботилин, плотный мужчина с густой бородой и лицом, будто вытесанным из дерева, подал голос.
— Конечно, именно туда Мундзук нанесет первый удар, — рявкнул он. Потом встал и со всего маху стегнул стол со стороны римской делегации. — Мы, алеманы, самые лучшиев мире бойцы! Но мы лучше сражаемся небольшими группами, в которых не более тысячи! — Он замолчал, сверля глазами Урсулу, Пинносу, Саулу и Вивенцию. — А как вы, досточтимые женщины-воины, предлагаете нам остановить кровожадного зверя о тридцати тысячах головах, который одним движением может стряхнуть с себя самый грозный наш боевой отряд, как медведь стряхивает со шкуры мошек?
Пробормотав что-то насчет последней капли терпения, Пинноса неожиданно вскочила на ноги, выхватила меч и с криком «Хватит!»отрубила жало хлыста еще до того, как Ботилин успел отдернуть его назад.
Алеманы вскочили с мест.
— Я сказала, тихо! — рявкнула Пинноса таким голосом, которому невозможно было не подчиниться.
Вожди неохотно вернулись на свои места. Ни один из них не смог выдержать яростного напора Пинносы.
— На зверя о тридцати тысячах головах сразу не нападают, — спокойно сказала она, когда в зале, наконец, воцарилась тишина. — Сначала за ним внимательно наблюдают… изучают его повадки. Так узнают, где у него слабое место. И только тогда решают, как его можно победить.
Вожди переглядывались и усмехались. Им не нравился план без битвы.
Пинноса же подошла к Ботилину, ловко перебросила меч так, что, не поранившись, ухватилась за лезвие, опустилась перед старейшиной на колени и протянула его рукоятью вперед. В это время она произнесла тихим, уважительным голосом:
— И мы, женщины из Первого Легиона Афины, поможем вам изучить орду Мундзука. Мы составим вместе с вами план, который поможет нам победить, захватить или убить самого Мундзука. — Она протянула рукоять вперед, предлагая мир, и улыбнулась.
Ботилин нервно оглядел присутствовавших, потом неловко принял дар из ее рук. Остаток совещания прошел в относительно спокойной и разумной беседе.
После совета, по дороге в казармы, Рустик предостерег Урсулу и Пинносу, чтобы они не доверяли алеманам и франкам.
— Они могут вернуться к кочевой жизни с такой же легкостью, как от нее отказались. Когда они согласились сражаться за Рим, то думали, что речь идет только об устрашении их собственных сородичей. Но теперь, когда появились эти гунны, вам не стоит рассчитывать, что эти союзнички будут биться с вами бок о бок. Если гунны пришли поживиться Римом, то, с точки зрения германцев, это проблема Рима. Если события повернутся так, как я говорю, послушайте моего совета: войдите в крепость всем Легионом, если будете возле Могонциака, или в город, если вы будете возле Кельна. И, пережидая там, вы сможете тешить себя надеждой на то, что зверю надоест играть с птичкой в клетке, которую не берут его когти, и он уйдет куда-нибудь в другое место, полегче.
— Рустик, не забывай, — сказала Урсула с хитрой улыбкой, подмигнув Пинносе, — что у этой птички есть свои коготки!
X
На следующее утро Рустик поднялся рано, чтобы отбыть в Трир на встречу с Йовином. Он должен был присоединиться к новой армии, которую принц собрал и подготовил для отправки на юг, на помощь Константину. Он теперь больше Урсулы нуждался в толковом переводчике. Одежда Рустика, вышедшего из своей комнаты, больше подходила для приятной охоты, чем для военного похода. На нем были красный плащ и ярко-зеленая охотничья шапочка с умопомрачительными оранжевыми перьями.
Урсула вместе с остальными с грустью наблюдали за тем, как он со слугой стараемся водрузить свое объемное тело на лошадь. Им всем было жаль расставаться с Рустиком. Урсула ощутила, как ее накрывает странная волна паники, словно ребенка, который впервые понимает, что его отец уходит на войну, с которой может не вернуться.
— Береги себя, Рустик! — крикнула она, когда он взял поводья в руки. Он протянул ей руку, но, вместо того чтобы пожать, Урсула ее поцеловала. — Передавай Йовину привет и наши пожелания оставаться мужественным.
— И если вы совершенно случайно встретитесь с Геронтиусом, — шутливо добавила Пинноса, которая тоже поцеловала унизанную перстнями руку, — будь так добр, самолично перережь ему глотку! Да, а перед этим передай ему пару слов от меня.
— Какие это будут слова?
— Привет от юной британской розы.
— И что, это будет для него что-то значить?
— О да! Это будет довольно много для него значить. Это напомнит ему о том, что он предпочел бы оставить в забвении и, надеюсь, прибавит ему мук в аду!
Саула вышла вперед, поцеловала руку Рустика и сказала:
— Когда увидишь Константина, пожалуйста, передай ему, что Первый Легион Афины готов возобновить свой Великий поход. По первому же его слову. Ладно? Нам от него нужно одно лишь только слово.
— Не беспокойся, Саула. Мы объединим вас с вашими драгоценными британцами в Великом венчании сразу же, как только сможем. — Рустик улыбнулся и посмотрел на собравшийся в его честь авангард: они все стояли, как на параде. Зрелище явно тронуло его до глубины души.
Взгляд Рустика вернулся к старшим офицерам, собравшимся возле его лошади, как малые дети.
— Мне выпала великая честь и счастье провести с вами эти полтора года. Вы не только показали мне, на что способны женщины, но и заставили меня осознать, что не стоит впадать в отчаяние, даже когда последняя надежда кажется утерянной. — Он смотрел в их лица, одно за другим, потом добавил: — Я вас очень любил, и вы меня многому научили.
Женщины были близки к тому, чтобы расплакаться. Даже Пинноса.
— Как бы то ни было, — сказал он напоследок с озорной улыбкой, — пообещайте мне, что однажды, когда это все закончится, мы снова встретимся на горячих источниках Аква Матика и вернемся к тому приятному времяпрепровождению, от которого нас так грубо отвлекли!
— Да, дорогой Рустик. Обязательно встретимся! — решительно ответила Урсула. — Обещаю тебе это от имени всего Первого Легиона! А теперь езжай! В добрый путь!
Он тронул поводья, и лошадь уже отошла на несколько шагов, как он обернулся и крикнул: