Рустик смело прошел из общей комнаты в комнату командующих. Его могучая фигура, казалось, заполнила все свободное пространство. Он окинул девушек озорно поблескивающими глазами. Широкая белозубая улыбка расцвела под черной кудрявой бородой. Он грациозно поклонился и при этом стал похожим на дуб, колышущийся от ветра. Затем он снова осмотрел собравшихся и только потом продолжил речь. Его глаза остановились на Бриттоле, и та покраснела.

— Вот, значит, вы какие, могучие британские девы, создавшие собственную армию. Вы отбили нападение кровожадных ирландцев и поставили на место пиктов. Вы даже победили саксов! А теперь вы пережили шторм, и все для того, чтобы оказаться в Новиомаге! Это, конечно, немного отводит вас от намеченного курса, но все же не отдаляет от желанного воссоединения с Легионом Константина в Арелате. Будем надеяться на то, что это произойдет до Лугнасада. Только сперва Константину надо соединить свои силы с силами сына и изгнать злодея Геронтиуса туда, где ему самое место. Я правильно говорю?

— Эээ, д-да, — пролепетала Бриттола.

— Вы поразительно хорошо осведомлены, Рустик, — сказала Урсула.

Он медленно повернулся к ней.

— А вы, Ваше Высочество, — я ведь правильно понял, что обращаюсь к принцессе Урсуле, дочери короля Дионота из Кориния? — Она кивнула. — Как-то много лет назад я участвовал в одной кампании с вашим отцом. Это человек, которого я уважаю самым искренним образом. И если мне будет позволено это заметить, вы, Ваше Высочество, так же прекрасны, как и ваша горько оплакиваемая мать, королева Рабация.

Пинноса рассмеялась.

— Вот он тебя и поймал, Урсула! Значит, комплимент в ответ на комплимент, да, Рустик? Тогда, если ты так хорошо осведомлен, может, скажешь, кто я такая?

Он развернул свое широкое круглое лицо к ней. Его улыбка стала еще шире.

— Внушающая страх дева с огненно-рыжими волосами. Должно быть, вы и есть та самая легендарная Пинноса, великолепная наездница и гроза врагов Британии. Я прав? — Она улыбнулась и кивнула. — Ха! Я так и знал! Говорят, что мужчина, способный вас укротить, может быть рожден только на горе Олимп!

А вы, — и тут он снова повернулся к девушке, стоявшей перед ним, и заговорил уже тише. — Вы самая юная и милая из всей компании. Вы, должно быть, Бриттола.

Пальцы рук Бриттолы ожили, будто сами по себе, и схватились за крест. Не произнося ни слова, она изящно поклонилась.

Рустик ответил на поклон с не меньшей грацией и повернулся ко всем остальным.

— А вот что касается остальных дам, боюсь, вам придется представиться.

— Представления подождут, Рустик, — вежливо, но твердо перебила его Урсула. — Сначала я бы хотела знать, что привело вас сюда.

Он отшатнулся, будто шокированный ее словами, его огромная рука взметнулась к редеющим волосам.

— О Ваше Высочество, но я проделал долгий и утомительный путь. Неужели вы откажете смиренному гостю в угощении, прежде чем терзать его разум такими сложными вопросами? Я привез с собой пару амфор великолепного вина из погребов императорского дворца в Кельне. Могу я предложить сначала поужинать, познакомиться друг с другом, узнать друг друга получше и лишь потом перейти к обсуждению… скажем так, дел? — Пока он бегло осматривал девушек, его улыбка стала еще шире.

Урсула переглянулась с Пинносой, Юлией и Фаустиной. Каждая из них незаметно кивнула в ответ.

— Что ж, простите нас, Рустик, за то, что пренебрегли своим долгом гостеприимства перед почетным гостем ради соблюдения осторожности. — Она, наконец, улыбнулась ему и закончила шутливо: — Несмотря на то, что гость прибыл без приглашения, предупреждения и без объявления.

Рустик тоже улыбнулся и поклонился, но на этот раз она усмотрела в его поведении некоторую смиренность.

— Мы не хотим, чтобы вы решили, что офицерам Первого Легиона Афины недостает элементарной вежливости, — Рустик попытался возразить, но Урсула не дала ему ничего сказать. — А теперь прошу меня извинить, я должна покинуть вас, чтобы заняться неотложными делами. — Затем она повернулась к остальным. — Дамы, пожалуйста, представьтесь нашему новому другу, досточтимому Рустику из Кельна. Займите его ненадолго, пока все приготовят к пиру. Помните, император не скупится на похвалы в адрес нашего гостя, поэтому примите его с истинно британским гостеприимством.

— Ваше Высочество, — окликнул Рустик уходящую Урсулу. — Ужин с командирами Первого Легиона Афины — это не просто проявление гостеприимства. Вы позволите мне поужинать в раю!

На кухне целый день занимались приготовлениями к пиру. Угощения были поистине великолепными. Столы ломились от самых разнообразных холодных и горячих блюд: источающие благоухание тушеные овощи, фрукты, рыба — все это лежало на роскошной серебряной и бронзовой посуде. Рядом стояли большие тарелки свежих раков и дюжины маленьких соусниц с приправами.

Накануне Баэтика разыскала команду последней из пропавших галер флотилии Лондиния. Теперь Первый Легион Афины был в полном сборе, и появился повод для празднования. Как только женщины и Рустик заняли свои места, хлынул бесконечный поток слуг с мясными блюдами в руках. Баранина, свинина, оленина, телятина, медвежатина и индюшатина, которую весь день медленно готовили на шампурах. Слуги выносили к столу целые туши, чтобы гости могли сами отрезать себе понравившиеся им кусочки. На столе было обилие фаршированной водоплавающей птицы, приготовленной под сладкими соусами.

Пинноса откусила кусочек и провозгласила:

— Как вкусно! Я уже и забыла, что птицу можно готовить не только над походным костром!

Обеденную залу наполняли удивительные ароматы, которых и без того было достаточно, чтобы разбудить у гостей волчий аппетит, но когда подали хорошо выдержанное красное вино из Кельна, гости ощутили настоящий зверский голод.

Урсула вместе с другими командирами Первого Легиона внимательно наблюдала за Рустиком со смешанным чувством отвращения и изумления. Он не столько ел, сколько походя угощался от каждого блюда. Епископ Патрокл, единственный настоящий обжора, с которым Урсуле приходилось обедать за одним столом, мог, как и большинство британских мужчин, либо есть, либо говорить, либо петь — поочередно. Рустик же демонстрировал талант с отстраненным видом обгладывать кость, не прекращая разговора и не прерывая песни. Иногда он останавливался на середине фразы, но лишь для того, чтобы быстро вложить в рот какое-нибудь угощение — например, откусить кусочек от крылышка. Далее он мог спокойно жевать во время беседы, к тому же жестикулируя рукой с зажатым в ней куском мяса. Однажды он даже поднял со стола наполовину объеденный олений бок и держал его в руке приподнятым на протяжении трех бесед и одной песни. Причем он то прикладывался к этой оленине, то на время оставлял ее без внимания, не выпуская из рук, и, в конце концов, все-таки доел! И все это сопровождалось таким количеством выпитого вина, что Урсуле показалось, будто перед ней ожившее воплощение Бахуса.

На пиру Рустик чувствовал себя явно в своей стихии. Его остроумие и находчивость вызывали оглушительный смех у всех собравшихся, особенно когда он выяснил, что все девушки непорочны. Рустик тут же перешел на шутки о женщинах и браке. В какой-то момент он потянулся к софе, на которой возлежала Урсула, и ущипнул ее за руку.

— Ой! — вскрикнула она, скорее от удивления, чем от боли. — Вы что?

— Это для того, чтобы вы поняли, что такое брак. Просто, не правда ли? Всего лишь легкий щипок. Но вдруг вы перестаете быть девственницей и превращаетесь в женщину. — Он нахально посмотрел ей прямо в глаза. — Главное, чтобы к этому времени вы уже были замужем! Ха!

Девушки уже давно закончили трапезу, а аппетит Рустика только начал ослабевать. Когда он устроился поудобнее на кушетке, чтобы продолжать поглощать свое любимое кельнское вино, Урсула почувствовала, что пришло время задавать вопросы.

— Рустик, — сказала она, пересев поближе. — По-моему, вам пора бы уже рассказать нам, зачем вы сюда пожаловали.