— Ой, я чуть не забыла, — очнулась Саула спустя несколько минут. — У меня была одна очень странная женщина, одержимая страстным желанием поохотиться на пасечников. Она заявила, что вступает в легион ради того, чтобы очистить родную Британию от зла в виде пасечников. — Саула скорчила рожицу и затянула на одном из диалектов: — «От них все зло, вот как. А значить, дьявольское они отродье, вот как».

— Кстати, о дьяволе, — проговорила Марта, внезапно ставшая серьезной. — Вы видели ту странную женщину, которая вышла вперед в самом конце приема? Ту, со злыми глазами?

— О да! — прошептала Бриттола со страхом, — уж зло во плоти. Я никогда ее не видела раньше, она такая?

— Ну, она назвалась Руной, и вот что она мне сказала. — Дальше Марта продолжала тонким и угрожающим голосом. — Я бы очень хотела вступить в ваш легион. Я с клинком сроднилась. Я могу доказать это, у меня есть шрамы. Есть люди, которые могли бы поручиться за мое умение владеть клинком, если бы их спросили, да вот только они не смогут… ничего уже не смогут, потому что… потому что мне пришлось с ними разобраться. А когда я разбираюсь с людьми, они…

— Похоже, что у нее была тяжелая жизнь, — Урсула поспешила прервать сценку Марты, потому что увидела, что Бриттола искренне испугалась. — У меня тоже был один запоминающийся разговор с женщиной, который меня тронул до глубины души.

— Кто же это был? — спросила Пинноса, уловив желание Урсулы сменить тему.

Смех смолк, и личико Бриттолы тут же стало выдавать усталость.

— Ей было около сорока, по-моему, — продолжила рассказ Урсула. — Она говорила, что хотела бы вступить в легион, чтобы получить шанс воссоединиться с мужем. Когда я попросила ее объяснить, что она имеет в виду, она сказала, что ее муж умер и ждет ее в раю. Он погиб во время последнего похода нашей армии на континент. Двое ее сыновей тоже участвовали в этом походе и пропали без вести. В отличие от смерти мужа, которую подтвердили центурионы, о ее сыновьях никто не мог сказать ничего конкретного. Она знала только, что они ушли из дома, да так и не вернулись обратно. Это произошло более пяти лет назад. Отца она потеряла давно, и поскольку братьев и сестер у нее не было, из всей семьи остались только она да ее мать. Потом умерла мать во время мора, который унес и наших матерей… — Тут она посмотрела на Бриттолу и Саулу. — Это было три года назад. С тех пор она жила совсем одна. Женщина сказала, что одиночество для нее невыносимо, но самой страшной мукой для нее стала никак не желающая умирать надежда на то, что ее сыновья все-таки вернутся домой. Она рассказывала, что уже дошла до предела и была готова свести счеты с жизнью, лишь бы прекратить свои страдания. Но вчера до нее дошли слухи об организации армии женщин. Эта новость вырвала ее из глубин кошмара, в который превратилась для нее жизнь, и она впервые за эти годы поняла, что может стать частью какого-то дела. Это дело способно снова наполнить ее жизнь смыслом, и ее не беспокоило, что оно может стоить самой этой жизни. Главное, она могла бы что-то сделать… что-то важное. «Если мне суждено будет погибнуть на поле битвы, — говорила она, — то это даже к лучшему. Я знаю, что так умер мой муж, и не хочу для себя лучшей доли».

— Мы ее возьмем? — тихо спросила Бриттола.

— Я думаю, что мы могли бы найти ей место в снабжении, или она может помогать как обслуга. Она слишком стара для боевых действий. Ей не хватает силы и выносливости, и она не сможет при необходимости двигаться быстро. Тело ее ослабло, как и ее дух… совсем как у вас, подруги! — В ответ на эти слова послышались усталые смешки. — Вы все выглядите так, будто сейчас свалитесь!

— Нам уже давным-давно пора спать, — сказала Пинноса, зевая и потягиваясь. — Мы должны хорошенько отдохнуть. Что-то мне подсказывает, что завтрашнее утро будет таким же сумасшедшим, как и это.

Она выпроводила девушек за дверь, и, пожелав друг другу спокойной ночи, они разошлись по своим комнатам. Перед уходом Пинноса остановилась и обернулась к Урсуле.

— Я спущусь во двор перед рассветом. Ты сможешь подняться и присоединиться ко мне?

— Присоединиться? — шутливо переспросила Урсула. — Смотри, как бы мне не пришлось тебя будить!

Пинноса рассмеялась и тоже отправилась в свою комнату. Когда шаги подруги стихли в гулкой тишине коридора, на лице Урсулы уже не было улыбки. Не милые черты исказились в горестной гримасе, которая заставила ее выглядеть куда старше своих лет. Она встала и в задумчивости прошлась по комнате. Подойдя к столу, она взяла в руки лампу, поднесла ее к лицу и стала вглядываться в зеркало из полированной бронзы, висевшее на стене. Она держала лампу так близко, что могла слышать треск и шипение фитиля и чувствовала щекой ее тепло.

— Я жду тебя, Констант. Я жду тебя любовь моя, где бы ты ни был. — Она смотрела на пляшущий язычок пламени и представляла себе знакомый силуэт возлюбленного. — Только где ты сейчас? Чем ты занят? Какие опасности тебя подстерегают и еще будут подстерегать? — Она закрыла глаза. — Думаешь ли ты обо мне? Я здесь. Я здесь. Ты меня слышишь? — Так и стояла она, зажмурившись и всем своим существом стараясь уловить малейший отклик на свой призыв. Но ее окружало лишь темное и холодное безмолвие, скрашенное только слабым теплом лампы. — Господи, умоляю Тебя, не дай ему погибнуть. Прошу Тебя, не дай мне такой жизни, какая была у той женщины. Некогда такой полной, а теперь… такой пустой и одинокой… Прошу милости Твоей, Господь, сохрани ему жизнь и воссоедини нас снова. Прошу Тебя, Господи… верни его домой!

Тихое покашливание, донесшееся откуда-то от дверей, заставило ее медленно открыть глаза.

— Госпожа, с вами все в порядке? — спросила Олеандра, озабоченно глядя на свою хозяйку.

— Да, все нормально, — тихо ответила она.

— Наггет пришел, Госпожа. Он ждет за дверью.

— Тогда зови. Не заставляй бедолагу долго ждать.

Олеандра пригласила в комнату низенького лысого коренастого мужчину. На нем был кожаный передник, закрывавший тело от шеи до колен. На пальцах рук, прокопченных и покрытых шрамами, недоставало лары фаланг. Это был лучший кузнец, литейщик и ювелир Кориния. Его род в течение пяти поколений мастерил украшения и все металлические изделия для царской семьи.

Глядя на него, Урсула подумала, что он выглядит нее так же, как и тогда, когда она была еще совсем девчонкой. От него исходил удушливый запах огня в горне и настоев, в которых он закаливал сталь. Принцесса знала его, как и остальных жителей города, только по имени Наггет.

— ВашСочество, — прохрипел он низким сиплым голосом. — Чем могу служить?

— Олеандра объяснила тебе, что я ищу, Наггет?

— Да, ВашСочество. Вы ищете сплав, который походил бы на золото, но был тверд как сталь. Вот, смотрите… — И он стал рыться в кармане своего фартука. Урсула слышала бряцанье кусков металла. — Я принес для вас вот это, — и он протянул ей маленькую коробочку.

Урсула взяла из его рук коробочку и поднесла ее к лампе, чтобы рассмотреть. В неверном свете фитиля она светилась желтоватым светом.

— Цвет более или менее подходит, и сплав определенно тяжелый, — задумчиво проговорила она, переворачивая ее в руках. — Только вот прочный ли он?

— О, да, ВашСочество. Это самый прочный сплав из тех, что у меня есть, а на глаз впрямь похож на золото.

Он взял у Урсулы коробочку, поставил ее на середину письменного стола. Затем он вытащил сзади из-за пояса молот и со всего размаха ударил им по коробочке. Раздался грохот. Урсула подошла, взяла коробочку и стала ее снова рассматривать. На поверхности остались отметины, но форму она так и не потеряла.

— Прекрасно, — произнесла Урсула. — Из этого можно выковать тонкое лезвие? Острое, как бритва, тонкое лезвие?

— Это золото бедняка, ВашСочество, — ответил старик с беззубой улыбкой. — Из него можно сделать все, что вам угодно.

— Вот и хорошо. Смотри, что я хочу, чтобы ты из этого сделал. — Она достала из ящика стола небольшой пергамент с рисунком и стала показывать, что замыслила.